Ни за грош - Геннадий Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, Виктор Петрович. Душа умирает. Душа умирает в каждом из нас, если мы видим и молчим.
– Что-то там у вас, конечно, есть, - примирительнее сказал следователь. - Правда, путаное. Нечеткое. И главное, несвоевременное - зачем вперед батьки в пекло? Можете помешать... В общем, как хотите. Но я вам рекомендую - уничтожьте.
– Никогда не понимал запретительных акций. Какой смысл? Все равно рано или поздно прорвется, никуда не денешься. Можно, конечно, запретить не замечать гору, которая у всех под носом, но надолго ли? Другое дело, если бы вы сказали, что все наши умствования, вся паша так называемая работа мысли - ничто перед величием и мудростью живой жизни, природы. Что человек - только продукт ее, и теории его - продукт продукта. Что все его потуги на царствование, на верховную власть над ней - от невежества и гордыни. От неразвитости души.
– Человекобог, а не богочеловек?
– Именно.
– И тем не менее прислушайтесь. Не надо сейчас. Ни к чему.
– Истина сноснее вполоткрыта, как говорил дедушка Крылов?
– А что вы думаете? - подхватил Кручинин. - Он прав. Когда такая рубка идет - вдвойне. Втройне прав.
– Жаль.
– Ну, я вас предупредил... Кстати, о знаках. Там, у озера, мне говорили, был дорожный знак... "Сквозной проезд запрещен". Или "кирпич". Стоял несколько лет и вдруг исчез.
– Очередное головотяпство. Зачем там дорожный знак, когда ни одна машина проехать туда не может.
– Почему он исчез, по-вашему?
– Понятия не имею.
– Сам знак мы нашли. Он согнут, помят. Л вот столб, на котором был прибит, исчез.
– Вопрос не ко мне... Там не столб. Заломалн молодую березу, врыли. Делают что хотят. Чтоб мотоциклисты не катались. А они все равно ездят что им какой-то знак?
– Скажите, Алексей Лукич, - спросил следователь, лукаво улыбаясь. - А тот плащ, в котором вы были в тот день... он сохранился?
Изместьев бросил быстрый взгляд на следователя.
– Он на мне.
– Разве?
Изместьев взорвался.
– Что вы хотите сказать?
– Нервничаете, - Кручинин подбросил шарик. - Неосторожно, Алексей Лукич, ох, как неосторожно. Нет тайного, что не стало бы явным.
– Я уже объяснял. - Изместьев был явно взволнован, ему никак не удавалось взять себя в руки, и оттого он еще необратимее досадовал на себя. - Ни лгать не хочу, ни свидетельствовать в вашу пользу.
– Потому что правосудие несправедливо?
– Несовершенно.
– А может быть, все дело в другом? - вкрадчиво спрашивал следователь. А, Алексей Лукич? Может быть, вы просто не хотите показаться передо мной тем, кто вы есть на самом деле?
– Я?
– Может быть... исполнилось тело желаний и сил, и черное дело я вновь совершил?
– Перестаньте. Вы в своем уме?
– К сожалению, Алексей Лукич, вы у меня не один. Надо прощупать молодежь. Причем срочно. Иначе разбегутся, - и резко развернулся к Изместьеву. - Правду! Говорите правду! Ну?.. Где топор? Куда вы спрятали плащ? Быстро! Правду!
Они зло смотрели друг на друга. Изместьев побагровел - дышал тяжело, сипло.
– Аа, - махнул он и быстро зашагал в сторону дачного поселка. - Подите вы...
– Куда же вы? - рассмеялся Кручинин. - Алексей Лукич, голубчик?
– К дьяволу!
12
Они отпустили частника у центральных ворот дачного поселка. Дальше пехом.
Улица вилась по краю леса, номера прыгают, фонари разбиты.
– Шесть. Она.
– Не слабое сооружение.
– Однако на кладбище ветер свищет.
– Это еще надо проверить.
Они перемахнули через забор.
– Мать моя буфетчица, опять накол?
– Вскроем.
Окна плотно зашторены, ставни на зиму не забиты.
– Непруха.
– Tec, - прошептал Иван.
Андрей приложил ухо к двери.
– Есть! - и задергал. - Открывай!
– Чего надо?
Голос скрипучий, ломкий - обитатель дачи явно не рад был непрошеным гостям.
– Открывай! - Андрей затряс дверь так, что в ближайших окнах пискнули стекла. - Ну?
– Чего надо?
– Шоколада!
– Проваливайте, откуда прпшлн.
– Ты, что ли? Артем? Ну, кидало, божий одуванчик.
Обыскались. Слышь, давай без шума.
– От кого?.. Я вас не знаю.
– Открывай! Ну!
– Я принимаю по утрам... Завтра.
– Высадим!
За дверью замолчали. Затем неожиданно в замке хрумкнул замок, и правая створка с писком отошла и шмякнулась о перильце крыльца.
Севка первым шагнул в темноту.
– Как у чукчи.
– Не жмотничай! Зажги свет!
– Эй! - позвал Иван. - Ты где?
Внезапно под высоким потолком вспыхнула люстра, и они увидели справа у стены узкоплечего длинноволосого парня в джинсовой паре. Двумя руками он сжимал пистолет.
– Стоять! - визгливо вскричал он. - Стоять!
Андрей почесал у виска.
– Арте-е-ем. Золотой.
– Стоять!
– Ну, ты даешь.
– Дверь! - показал пистолетом Мамонов.
– Убери игрушку, - сказал Андрей. - Спрячь.
– Дверь!
– Понял, - Иван плотно прикрыл дверь.
– Лицом к стене! Живо! - командовал Мамонов. - Все! Лицом к стене!
– Не дури.
– Руки! - кричал Мамонов. - Выше! Все!
– Арте-е-ем. Ты чего?
– Барахла насмотрелся, - сказал Севка.
– Преклоняться перед Западом, - сказал Иван. - Это ж курам на смех.
– Молчать! Руки!.. От кого? Что надо?
– Разорался, - Андрей зло развернулся и двинулсч на Мамонова. Придурок. Сходку захотел? Чтоб народ привалил?
– Стоять! - отступая, взвизгивал Мамонов. - Я говорю: стоять!
– Дай сюда.
Мамонов трусливо пятился.
– Нет! Не подходи!.. Я тебе... Я...
– Кончай понтярить. Дай сюда.
– Стоять! - Мамонов зыркнул в стороны и вдруг побежал.
В два прыжка Андрей настиг его, сбил и прижал к полу.
– Отдашь... сволочь.
– Уййй, - застонал Мамонов. - Больно же.
– Хорош ты парень, да ни к черту не годишься, - сказал Андрей, поднимаясь и рассматривая пистолет. - Угадал. Зажигалка, - нажав на курок, щелкнул. - Эй, каскадеры! Кончай с жизнью прощаться!
Сидя на полу, Мамонов корчился от боли и потирал ушибленный локоть.
– Киноман. Перекушал западной пропаганды... Я рад, Артем, что мы в тебе не ошиблись.
– Бельмондо! - гаркнул Иван.
– Жлобье, - стонал Мамонов. - Скоты.
– Пошамать найдется?
Иван проверил под лестницей холодильник.
– Полно!
– Тащи.
Севка с грохотом передвинул стол на середину, под люстру. Вздернул Мамонова с пола, прихватив за ворот куртки, и невежливо усадил на стул.
– Да не дрожи ты. Большая жратва будет.
Иван принес пиво, огурцы, колбасу и хлеб. Отыскал в буфете ножи и стаканы.
– Тебе порезать, хозяин? Или кусочком?
Мамонов бросился к двери.
– Ку-уда-а? - Севка поймал его, смазал по щеке и снова швырнул на стул.
– Присаживайся, кидало. Уважь гостей.
Иван подтащил Мамонова к столу вместе со стулом.
– Погнали, братва.
Севка дорезал колбасы, Иван открыл пиво.
– Так, Артем, - сказал Андрей, открывая торжественный ужин. - У нас к тебе дельце. Понял, звездун ты наш дерганый? Не бойся, мы не из органов.
Иван поперхнулся пивом.
– В натуре, - сказал Севка. - Там не бьют.
– Привольное помнишь? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Не забыл еще? А?.. Ты там случайно никого не кокнул?
Мамонов мрачно молчал, опустив голову.
– Знаем, знаем... Извини, мы юноши грубые.
– Что делать, - сказал Иван. - Жизнь заставляет.
– Так вот, Артем. Нам срочно понадобилась машинка. Та самая, которую ты спер. Ты нам ее возвращаешь, и мы - друзья. До гроба... Хочешь бутерброд?
– С колбаской?
– А похмелиться?
– Ты чего блеять перестал, козляк? - Андрей плеспул пивом Мамонову в лицо. - Научили вас врать!.. Смотри сюда, - он с хрустом переломил огурец. - Ручки, ножки. Шейка твоя блатная. Желаешь? И дождь смывает все следы. Обещаем. Сверху как целая, а внутри - хряп, - и он выразительно надкусил огурец.
– Ну? - сказал Иван. - Врубился?
Севка пальчиком, небрежно, поддел Артема за подбородок.
– Будем беседовать? Или будем в молчанку играть?
– Вы, - хриплым осевшим голосом спросил Мамонов, - "голубые береты"?
– Смотри-ка. Заговорил.
– Ну-ну, - сказал Севка. - Что вас еще интересует?
Мамонов пошевелил припухшими губами.
– Кто... навел?
Андрей прислонил ко лбу его огрызок огурца.
– Капитуляция безоговорочная, понял? Условия диктуем мы.
Мамонов уставился в пол.
– Сдал... Жду башлн... Должны подвезти.
– Подними! - рявкнул Андрей. - Подними глаза!
И смотри на меня!.. Так.. Быстро повтори, что ты сказал!
– Жду... Должны подвезти.
– Кино смотришь. Слыхал про детектор лжи? А? Сам не пробовал?
Шваркнув по полу стулом, Иван поднялся и согнутой рукой обвел Мамонову шею.