Милость Императора - Николас Александр

— Святой Император… Алекс! Сними его с меня. Сними его!

Пока Микал пытался сбросить мёртвый груз, ручка управления оставалось зажатой между капитаном и трупом Бернда. Оставшиеся две турбины «Мародёра» начали тревожно завывать, предупреждая, что скорость бомбардировщика ещё возросла. Пилотом овладело отчаяние — он не собирать умирать вот так. Не здесь. Не сегодня.

Вечная ярость снова вспыхнула внутри Микала, и на этот раз лётчик не стал сдерживать её. Используя накопившуюся за годы досаду и гнев, он обрел новые силы в этой смертельной схватке, которую просто отказывался проигрывать.

— Отвали от меня, ты, мудaк бесполезный! — крикнул капитан в безжизненное лицо Бернда, оказавшееся в сантиметрах от его собственного, и, на нечеловеческом выбросе адреналина, оттолкнул прочь залитое кровью тело. Труп, пролетев по кабине, врезался в Алекса, карабкавшегося на помощь Микалу, и тщедушного штурмана отбросило назад к его посту. Погибший Бернд прижал Иеронима к столу для прокладки курса, словно пьяный любовник, и тот, с ужасом воззрившись на обвисшее лицо друга, скинул мертвеца на пол. Заметив в груди бомбардира зияющую рану, из которой хлестали багровые струи артериальной крови, заливая обычно аккуратное рабочее место штурмана, Алекс заорал.

— Что такое? — спросил Фёдор по воксу. — Круль? Круль?!

У Микала не было времени на ответ. Схватив ручку управления, ставшую липкой от крови, пилот бешено потянул её, используя остатки адреналина. Не жалея сил, капитан давил на педали рулей направления, и постепенно «Милость Императора» начала отзываться. «Мародёр» медленно вышел из штопора, и, сжав зубы, Микал потянул ручку управления на себя, упираясь в диафрагму. Нос израненного бомбардировщика понемногу поднялся.

— Круль? Круль? — не умолкал Яворский.

— Заткнись, Фёдор! — рявкнул пилот.

— Капитан, кто там кричит? Круль?

Микал отключил вокс-канал Алекса на приборной панели, и вопли резко оборвались.

— Фёдор, противник. Где истребители?

— Истребитель, капитан, — поправил Яворский. — Мацей сбил одного, перед тем, как в нас попали.

Теперь «Милость» летела ровно, поэтому пилот рискнул оглянуться через плечо и посмотреть, что произошло с Крулем. Увидев раскуроченные обломки верхней турели и безголовое тело бортстрелка, повисшее на страховочных ремнях, Микал повернулся обратно к приборной панели. Бернд и Круль.

«Наш «Мародёр» похож на мясницкую лавку», чёрство подумал капитан.

— Слушай, Фёдор, — четко и ясно произнес он. — Круль и Бернд не уцелели.

Хвостовой стрелок ничего не ответил.

— Фёдор, что по боекомплекту?

Молчание продолжилось.

— Фёдор?! — громче повторил Микал.

— Ничего, капитан. Я пустой.

Это не удивило пилота — Яворский почти беспрерывно вел огонь с того момента, как они начали заход на цель.

— Ладно, оставайся наготове и докладывай обо всех орках, что прицепятся к нам, — успокаивающим тоном ответил Микал.

— Как вот этот, да? — уточнил Фёдор.

— Что? Где?

Развернувшись в кресле, пилот с изумлением увидел прямо за обрубком левого крыла орочий истребитель, а в нём — зеленокожего пилота, щерящего клыки и смотрящего на Микала горящими красными глазами.

Чужацкая боевая машина была окрашена в чёрный цвет, с клетчатым узором по окружности обтекателя громадного двигателя. Под крыльями торчали пустые крепления для ракет, направленные вперед пушки и пулемёты молчали.

— Патроны кончились, — вслух произнес капитан.

Словно поняв, о чем думает человек, орочий пилот покачал крупной башкой и, расплывшись в мерзкой улыбке, ткнул когтистым большим пальцем себе за спину. Посмотрев на заднюю часть закопченной кабины истребителя, Микал увидел мелкого зеленокожего, ворочающего пару тяжелых пулемётов, направленных в сторону хвоста. Второй ксенос отчаянно пытался развернуть свою установку и поймать в прицел поврежденный «Мародёр». Когда ничего не вышло, хлипкий чужак что-то затараторил, обращаясь к пилоту. Тот кивнул, и уродливый истребитель, изрыгая маслянистый дым из многочисленных выходных сопел, начал опережать «Милость Императора». Капитан понял, что орк собирается занять позицию перед носом бомбардировщика, чтобы дать своему бортстрелку шанс на смертельный залп.

Решение чужака оказалось ошибочным.

Сдвоенные лазпушки носовой турели «Милости» внезапно пробудились к жизни, насквозь пронзив яркими лучами энергии вражеского лётчика и фюзеляж его боевой машины. Орочий истребитель, пилот и бортстрелок исчезли в ослепительной вспышке, за которой последовал мощный, сотрясший «Мародёра» взрыв.

Микал на мгновение опешил.

— За Бернда и Круля, — произнес голос в воксе.

— Дудак… — только и сказал капитан.

Из хвостовой турели донесся смешок — или же Фёдор всхлипнул?

А потом в вокс-канале воцарилась тишина, и пилот понял, что впервые с начала атаки они остались в воздухе одни. «Милость», покинув дельту Балле, удалялась от берега и всё ещё держалась. Кое-как.

Понимая, что ему нужно заставить выживших членов экипажа собраться, иначе никаких шансов на возвращение к носителю не останется, Микал обернулся к посту штурмана. Алекс беспрерывно раскачивался на кресле, у его ног, лицом вниз, лежало тело Бернда. Поскольку Иероним больше не кричал, капитан снова подключил штурманский вокс-канал.

— Алекс, ты должен проложить нам курс к «Неудержимому наступлению».

Ответа не последовало.

— Алекс, ты меня слышишь? Мне нужны твои расчеты.

Штурман продолжил раскачиваться вперед-назад, и вместо него заговорил Дудак.

— Капитан, заметил впереди «Мародёр».

Повернувшись, Микал увидел вдали пятнышки света — форсажные камеры «Божественного возмездия».

— Молодец, Дудак, — облегченно произнес пилот. — Вот и наш курс.

Осторожно отклонив ручку управления, капитан направил «Милость» к ведущему самолёту. Только потянувшись, чтобы стереть запекшуюся кровь с приборной панели, Микал понял, что его руки перестали трястись.

На взлетной палубе «Неудержимого наступления» Аарон Рыль выскользнул из носового люка своего бомбардировщика, «Ярости Императора», и направился к контрольно-диспетчерскому пункту. Повсюду из поврежденных самолётов выходили бойцы его эскадрильи — те, кто мог держаться на ногах. Бригады медикае спешили от «Мародёра» к «Мародёру», извлекая обожженных, израненных лётчиков или, время от времени, забираясь внутрь, чтобы оказать неотложную помощь тем, кого нельзя было переносить. Потери оказались значительными — погиб каждый четвертый самолёт, а почти все уцелевшие получили повреждения. Совсем не радостный Рыль поднялся по трапу в диспетчерскую, где и обнаружил руководителя полётов, склонившегося над экранами ауспиков и занятого проверкой списка вернувшихся бомбардировщиков.

— Борковский, кто ещё снаружи? — требовательно спросил Аарон.

Изучив данные ауспика, Данош отыскал серийный номер последнего самолёта.

— МИИМ2243, — ответил он механическим тоном.

— Кто такие? — теперь Рыль тоже смотрел на полётный лист эскадрильи.

— «Милость Императора».

— Новички? — удивленно переспросил командир. — Они же вроде как врезались в орочью башню?

— Похоже, что нет, — заметил Борковский.

Оба офицера посмотрели вниз, на посадочную палубу, где в ожидании прибытия последнего самолёта стояли, разбившись на группы, выжившие члены экипажей. Кто-то из лётчиков начал показывать на ворота ангара, и «Милость Императора» медленно вползла в поле обзора диспетчерской.

— Святой Трон Императора, — выразился Рыль.

Стальная челюсть Борковского дернулась, но он промолчал.

«Милость» неуверенно зависла в воздухе на двух уцелевших двигателях, почти касаясь палубы. Несколько мгновений спустя бомбардировщик неуклюже совершил посадку, сопровождаемую глухим ударом. Глаза всех собравшихся были прикованы к «Мародёру», к полученным им ужасным повреждениям.

Из обрубка левого крыла, похожего на ампутированную руку, сочилась гидравлическая жидкость. Рядом с двумя бесполезными, обожженными и почерневшими двигателями дымились их перегруженные близнецы. Через бессчетные пробоины и рваные дыры в фюзеляже виднелось нутро бомбардировщика; из множества отверстий в хвостовой части струился свет. С обломков разбитой верхней турели по корпусу тянулись потеки замороженной крови. От изначальной расцветки «Мародёра» почти ничего не осталось — большую часть плоскостей покрывали сажа и копоть, оставшиеся после пролёта рядом с огненным шаром, объявшим орочью башню.