Юрий Долгорукий - Василий Седугин

Лавина стремительно приближалась. Вот уже стали различимы лица, оружие. Юрий угадал «своего» половца, который мчался с поднятой кривой саблей прямо на него. Узкие злые глаза, неподвижное лицо, развивавшиеся по ветру концы шкурок черного соболя, которыми был подбит шлем, а чуть впереди – круглый щит, разрисованный красным узором. Все это он успел рассмотреть в эти короткие мгновения перед схваткой, которые чудесным образом удлинились, растянулись…

И вот удар, грохот железа, крики, конское ржанье… Юрий целил копьем ниже лица половца, в то место, которое у любого воина не защищено как следует, но, видно, противник отбил копье и набросился на него, нанося удары по щиту, шлему, панцирю… Юрий отбивался, как мог. В горячке боя, в криках ярости, звоне оружия, храпа лошадей он забыл про себя, страх улетучился сам собой, он только видел перед собой врагов, которых надо было сразить, иначе они убьют тебя…

Он опомнился лишь тогда, когда увидел, как половцы завернули лошадей и поскакали обратно. Отрешенным взглядом следил он за их беспорядочным бегством и не находил в себе сил, чтобы преследовать их. Да и остальные воины оставались на своих местах, с трудом переводя дыхание. Юрий оглянулся, увидел рядом сидящего на коне Ивана. Шлем у него был сбит набок, часть щита отрублена, он тяжело дышал и смотрел вдаль, провожая взглядом убегающего противника.

– Жив? – спросил его Юрий, едва разомкнув деревянные губы.

Тот взглянул на него сполошными глазами, ответил хриплым голосом:

– Кажется…

– С боевым крещением тебя.

– И тебя тоже.

– Ну что, сразил кого-то?

По лицу Ивана скользнула судорожная улыбка, он ответил отстраненным голосом:

– Кто его знает. Может, и убил. Вон сколько трупов перед нами валяется…

– Я тоже все смутно помню…

– Да-а-а, страшное это дело – бой…

Пали сумерки, стало ясно, что в этот день продолжения сражения не будет. Воины спешились, расстилали на земле подседельные попоны, располагались на ужин. Юрий достал из сумки вяленое мясо, сыр, хлеб, протянул Ивану:

– Ешь.

Тот мельком взглянул на еду, отвернулся:

– Не хочу.

Присев на седло, Юрий стал вяло жевать мясо, запивая водой из медной баклажки. Через некоторое время потянулся к еде и Иван.

Ночь провели в полудреме, не в силах стряхнуть с себя напряжение минувшего боя. Утром стали строиться в боевую линию, но разведка принесла известие, что противник скрылся в просторах степи. Русское войско двинулось за ним.

Два дня половцы отступали. Лишь 27 марта они вновь решились на сражение. Оба войска стали строиться друг против друга.

Первыми выстроились русы. Половцы продолжали движение, их отряды метались вдоль боевой линии, стараясь скрыть направление главного удара.

И тут произошло неожиданное. В полки прискакали вестовые от Мономаха с приказом идти в наступление. Это было необычно! Сроду русские в полевых битвах стояли на месте и ожидали удара половецкой конницы; половцы вольготно распоряжались временем, тщательно готовились и примеривались к нанесению удара. И вот теперь сами оказались под внезапным натиском русских полков. На них быстро шли пешие воины, рысцой надвигалась лавина закованной в броню конницы.

Среди половцев началась суета, торопливое перестроение. Противник не ожидал нападения, он был растерян, подавлен, почувствовал неуверенность в своих силах. Именно на это и рассчитывал Мономах, опережая врага.

Противник встретил русов градом стрел, потом завязалось ожесточенное сражение. В это время из-за края неба выползла грозовая туча, начался проливной дождь, который сопровождался сильным ветром. Владимир Мономах тотчас уловил изменение обстановки и перестроил русское войско таким образом, что дождь и ветер стали хлестать половцам в лицо, мешая сражаться.

Некоторое время половцы отчаянно сопротивлялись, но скоро надломились, стали пятиться, а потом побежали в сторону Дона, к спасительным бродам. Немногим удалось добраться до того берега…

С победой возвращалось русское войско на родину. Весть о славной победе разлетелась далеко за пределы Руси. Читаем мы в «Повести временных лет»: «Так вот и теперь, с Божьей помощью, по молитвам Богородицы и святых ангелов, возвратились русские князья восвояси со славой великой, разнесшейся по всем людям, так и по дальним странам, то есть к грекам, венграм, полякам и чехам, даже и до Рима дошла она, на славу Богу, всегда ныне и вечно и во веки веков, аминь».

III

В средине апреля 1113 года Юрий и Иван отправились в Киев, чтобы купить новые панцирь и кольчугу; в последнее время они выросли и прежнее снаряжение стало маловатым.

День выдался по-весеннему солнечным, теплым. Буйствовала молодая зелень, изумрудным ковром покрыв степные просторы. Покачивали головой отцветающие подснежники, радовали глаз синие, красные, белые, желтые цветы, возле небольших водоемов роились несчетные стаи птиц, воздух гудел от шума крыльев, гогота, кряканья, посвиста. Высоко в небе трепетал жаворонок.

– Как я люблю степь! – говорил восторженно Юрий, оглядываясь вокруг. – Когда видишь вокруг себя такой неоглядный простор, то сердце поет от счастья! Кажется, взмахнул бы руками и полетел, как птица!

– Разве можно ее не любить? – удивился Иван. – Я думаю, не найдется ни одного человека, кому бы не пришлась по душе такая красота, такое великолепие!

– Не скажи! Мой друг, новгород-северский князь Святослав, любит леса, а степь ему кажется скучной и унылой.

– Видно, где в каких краях человек вырос, где его родина, те места ему и нравятся, к ним он и прикипел душой, – рассудительно проговорил Иван, а потом насторожился: – Видишь вдали всадников? Уж не половцы ли?

– Какие половцы? Их и след простыл. Мы их загнали далеко за Дон, а некоторые орды откочевали за Железные ворота (в Прикаспий, за Дербент). Такого страха на них нагнали, что они на Руси нос боятся показать!

– Видишь, и народ стал возвращаться в селения. Я уже несколько селищ возрожденных насчитал.

– Но все равно много брошенных. Отец жалуется, что все меньше и меньше поступает дани от земледельцев. Народ так напуган набегами степняков, что не верит в нашу окончательную победу. Думает, что они могут еще вернуться.

– Чего доброго! Князья вон никак не могут успокоиться, готовы при любом случае вцепиться в горло друг другу. Отца твоего побаиваются, вот и сидят смирно… А куда ушли люди? Где они нашли безопасное пристанище? – с мучительным видом Иван огляделся вокруг, будто хотел отыскать взглядом их новые пристанища.

– В Карпаты бегут, – раздумчиво отвечал Юрий. – Там горы, можно спрятаться от степняков. И еще в междуручье Оки и Волги, в Ростово-Суздальские земли. Лесов к болот половцы не переносят, боятся как черт ладана. Можно спокойно жить и работать.

– А главное – сохранить жизнь, – добавил Иван. – Это тоже земли твоего отца?

– Да, там сидит наш наместник, исправно шлет дань с населения. Богатейший край! И пушнина, и мясо, и зерно, и мед, и рыба поступают…

Так беседуя, подъезжали они к Киеву.

На пути им встретился небольшой перелесок, а когда выехали из него, то увидели красочный возок, склоненный набок. Возле него стояли возница и богатая женщина лет двадцати пяти.

– Ой, как хорошо, что вы объявились! – радостно воскликнула она. – У нас колесо слетело, помогите его надеть.

Юрий и Иван соскочили с коней, приподняли бок возка, а возница одел и закрепил колесо на место.

– Спасибо вам преогромное! – проговорила женщина, сияя радостной улыбкой. – Мы уж совсем отчаялись, нет никого, да и все тут! Ну никто не идет и не едет!

Одета она была по-дорожному, но все равно выглядела довольно изящно: тонкой работы льняное платье было богато вышито различными узорами, на ногах красные черевички из козьей кожи, на шее, в ушах и на запястьях рук богатые украшения. Но Юрия привлекло ее лицо. Оно не только было красиво, но излучало неуемную решительность и настойчивость. Приковывали к себе ее глаза – большие, темно-коричневые, с задорным блеском. Юрий не мог отвести от них своего взгляда.

Он помог сесть ей в возок, поехал рядом. Иван отстал на почтительном расстоянии.

– И не боишься одна, без сопровождения воинов отправляться в дальний путь? – спросил он.

– Кого бояться? Половцы растаяли в далекой дымке, разбойников вокруг Киева повыловили. К тому же наше имение недалеко, вон за тем лесом.

– Будь я твоим мужем, ни за что не отпустил.

И, сделав бедовые глаза, добавил:

– От себя не отпустил. Ни на один шаг.

– А мой муж не из таких! Он мне во всем доверяет и дает полную свободу.

– И кто же твой муж?

– Тысяцкий Путята. Слышал о таком?

– Кто ж его не знает! Хозяин Киева!

Путята был, пожалуй, самым богатым человеком в столице, если не считать, конечно, великого князя Руси. На него работали целые улицы ремесленников, он держал в подчинении Подол – значительный район Киева, перед ним раболепствовали и трепетали ростовщики. Юрий видел как-то могущественного человека на рынке – крепкого старика, широкоплечего, с узким поясом и крепко посаженной головой. И столько величия и силы было в надменном взгляде, что люди без слов уступали дорогу, а торговцы низко склоняли перед ним свои головы.