Пепел врага - Сергей Зверев

Рассматривая развалины домов, выплывавших навстречу бээрдээмке, Верещагин вспоминал тот разговор с не знающим сантиментов начмедом. Вид поселения наводил на мрачные мысли. Нет, капитан менее всего был подвержен мистике. Он вряд ли испугался бы, увидав на этой дороге призрак самого имама Шамиля. Но вот живые последователи дела борьбы с неверными десантника беспокоили всерьез.

– Васильев, будь повнимательнее, – выбираясь на броню, произнес капитан.

Лица солдат были тревожными. Аул представлял собой идеальную диспозицию для засады. Обломки стен торчали, словно гнилые зубы в пасти гигантского хищника. Выше домов на склонах гор торчали каменные башни, служившие некогда пунктами обороны. С вершин этих башен в любую минуту могли ударить гранатометчики, а из любого проема древних развалин – хлестнуть огнем крупнокалиберный пулемет.

Машины въезжали в аул, соблюдая дистанцию. Рыжая пыль вылетала из-под колес, чтобы осесть ржавой пеленой на броне, брезентовых тентах и лицах солдат.

– Гиблое, ой, гиблое местечко, – шептал сидевший рядом с сержантом боец по кличке Стропа. Прозвище он получил за высокий рост и худобу. Но на самом деле это был крепкий, будто свитый из стальных жил, парень. – Как тут люди могли жить? Куда угодно рожу поверни – везде камень.

Васильев, держа на изготовку автомат и зыркая по сторонам настороженным взглядом, прошипел:

– Задрал ты, Стропа, своим карканьем! Привык к своим приволжским степям.

Уроженец равнинных просторов вздохнул:

– У нас просторно. Куда ни глянь, до горизонта все открыто глазу. А тут, как в каменной могиле. Даже дышать трудно.

– Это воздух разреженный. И каши сегодня на завтрак ты перехавал. Вот тебе дыхалку и сперло.

Капитан прислушивался к пикировке бойцов, но бдительности не терял. Его глаза пытливо ощупывали каждую развалину, каждый камень. Но все вокруг дышало безмятежностью. Какое-то могильное спокойствие окутывало давно покинутый аул.

Скорее для порядка, чем по необходимости, Верещагин приказал:

– Отставить разговорчики!

Сержант незамедлительно откликнулся:

– Во, и я говорю: раскудахтался Стропа, как курица на жердочке.

Колонна покидала аул. Общее напряжение спадало. Нигде не мелькнуло даже тени. Самое опасное место маршрута колонна прошла на одном дыхании. Верещагин заметно повеселел. Сейчас можно было расслабиться. Но эта пустота в то же время могла вызвать опасное чувство, притупляющее бдительность. А на марше каждая оплошность могла обернуться бедой.

Верещагин спустился внутрь бээрдээмки. Настроив рацию, капитан вышел на связь. Рация довольно устаревшей конструкции в горах работала нестабильно. Не раз десантники завидовали белой завистью боевикам. У них координация велась по новейшим средствам. Коротковолновки, спутниковые телефоны, сканеры радиоэфира системы «GPS» были обычными вещами для боевиков. О таком изобилии технических средств федералы могли только мечтать.

В наушнике раздалось сухое потрескивание, точно кто-то невидимый ломал там пригоршню спичек. Поднеся ларингофон к губам, капитан произнес:

– Изба, ответьте Таможеннику.

«Избой» именовали командный пункт, куда через определенные промежутки времени следовало докладывать о продвижении колонны.

В наушнике что-то хрюкнуло, и искаженный голос бодро сообщил:

– Вас слышу, Таможенник. Прием.

– Прошли мертвый аул. Движемся по графику. Прием.

– Понял вас, Таможенник…

– Выйду на связь в установленный срок.

– Понял вас…

– Все. Конец связи. – Капитан снял с головы шлемофон и закрыл глаза.

Мерный рокот двигателя стальной коробки, внутри которой находился Верещагин, убаюкивал. Воспоминания сами собой всплывали в памяти. Почему-то ярче всего предстал перед глазами короткий, но очень важный эпизод из курсантской жизни.

Верещагин вспоминал, как он и его закадычный дружок Сашка Бойцов идут по взлетному полю с тяжеленными уложенными парашютами типа «Д-18». Перед ними выруливают на взлетную полосу самолеты «Ан-12». Скоро вся рота первого курса Рязанского училища ВДВ разобьется на девятки и вместе с выпускающим займет свои места в самолетах. А потом «Аннушки» взмоют в небо, наберут высоту и выйдут в район выброски.

Первый прыжок, как и первая любовь, никогда не забудется.

Верещагин всегда помнил то упоительное чувство восторга, охватившего его под куполом раскрытого парашюта. Потом будут прыжки и посложнее, но первый всегда остается первым.

Из сладкого забытья Верещагина вырвал глухой скрежет. Скрежет прорывался сквозь броню вместе с криками солдат, находившихся снаружи. Словно распрямившаяся пружина, капитан выбрался из люка. Даже мимолетного взгляда на колонну было достаточно, чтобы понять происходящее.

Машины на крутом серпантине сбросили темп. Такой расклад действовал на водил лучше любого снотворного. Лопоухий парень, руливший «Уралом», видимо, прикемарил. На крутом склоне он не довернул руль, и многотонная махина, перескочив обочину, поползла вниз по склону. Из-под ее бешено вращавшихся колес градом вылетали камни. «Урал» должен был неминуемо перевернуться. Но вопреки всем законам физики, гравитации и еще черт знает чего машина остановилась, прочертив на склоне весьма изящную дугу. Постояв секунду, «Урал» плавно сполз на нижнюю петлю серпантина.

Лопоухий боец кулем вывалился из кабины.

Подбежавший прапорщик, солидный мужик лет сорока пяти, схватил лопоухого за ворот выцветшей куртки.

– Ты что, уебище, угробиться захотел?! Тебя какая дура родила?!

С бэтээра посыпались пехотинцы, желающие воочию увидеть происходящее. Солдаты толпились на обочине, глядя сверху на «Урал» и опустившегося на колени лопоухого. Только десантники оставались на своих местах.

– Поспать на марше вздумал! – щедро отвешивая оплеухи, вопил прапор.

Но лопоухому было все равно. Солдатик раскачивался из стороны в сторону, погруженный в шоковое состояние. Его лицо ничего не выражало, кроме крайней степени страха, отключающего рефлексы и инстинкты.

Подоспевший Верещагин дернул прапора за плечо:

– Хорош голосить! Не в казарме.

Возбужденный прапорщик, решивший провести воспитательную работу на матюгах и зуботычинах, неожиданно взъярился:

– Я за груз отвечаю! Так что, капитан, иди ты…

Ладонь Верещагина вдруг превратилась в стальной захват. Он с силой сжал плечо прапора. Тот ойкнул, а его ноги согнулись в коленях. Заглядывая в глаза разбушевавшемуся воспитателю, Верещагин почти ласково произнес:

– А я и за груз, и за машины, и за людей отвечаю. Так что не возбухай, товарищ прапорщик. И не забывай, что с офицером разговариваешь. – Чуть смягчившись, десантник добавил: – До седых волос дожил, а держать себя в руках не научился. Вопишь, как проститутка, которой не заплатили. Парень и так обделался по самые уши. Видишь, какой корчь его пробил. На ногах стоять не может.

Лопоухому действительно было плохо. Бледный как мел, он сидел на земле и что-то нечленораздельно мычал.

– Дайте бойцу воды. Авось оклемается, – скорее попросил, чем приказал Верещагин.

Он обошел машину, проверяя состояние «Урала». Сползая по склону, машина выворотила то ли неизвестно кем вкопанный столб, то ли причудливо выветрившийся кусок скальной породы. Это препятствие затормозило скольжение многотонного «Урала», но повредило кузов и разорвало тент.

Верещагин легко взобрался внутрь. Сквозь прорванный тент в кузов заглядывало солнце. В его лучах капитан увидел длинные ящики, прикрытые брезентом. На брезенте стоял привычный для войны груз: стопка «цинков» с патронами, запасные аккумуляторные батареи, еще какая-то амуниция, несколько фляг, стопка тюков. Все это Верещагин видел не раз. Но вот нижняя часть груза, а именно длинные ящики, заинтересовала капитана. Откинув брезент и сняв «цинки», Верещагин принялся разгребать завал. Ящики во время схода по склону сместились.

Вскоре в кузов заглянул сержант Васильев.

– Помогай, – коротко бросил Верещагин.

– А че тут? – со степенностью, свойственной настоящим сибирякам, спросил сержант.

Переставляя новехонькие термоса для пищи, капитан пошутил:

– Конфетки-бараночки.

– Да я серьезно, – пробурчал сержант.

Очень скоро они добрались до заинтересовавшего Верещагина груза. Окрашенные зеленой краской ящики с металлической окантовкой были помечены фабричной маркировкой. Даже не читая набор букв и цифр, десантник понял, что внутри.

Понял и сержант, присвистнув от удивления:

– Это же «Стрелы»!

– Наметанный у тебя глаз, Васильев, – откликнулся капитан.

Сержант не без гордости отметил:

– Не первый месяц на войне.

Аккуратно отщелкнув замки, Верещагин открыл верхний ящик. Там, в заводской упаковке, лежало оружие, о котором мечтала любая банда. Новехонький переносной зенитный комплекс 9К-32 «Стрела-2», предназначенный для борьбы с воздушными целями, предстал перед ними, что называется, во всей красе. Только десантники думали о другом. Неделю назад из такой штуковины боевики сбили вертолет с ребятами из их полка. Сбили на подлете к блокированной боевиками заставе.