Пепел врага - Сергей Зверев

Но так длилось недолго. Сначала тишину нарушил глухой урчащий звук. Гул становился все сильнее. Он эхом бился среди каменных стен ущелья, и, казалось, лес отзывается на это шелестом своих ветвей. Гул нарастал, перерождаясь в надсадный рев. Колонна механических чудовищ, чадя своими вонючими двигателями, ползла по дороге. Желтые лучи света разрезали полумрак, а ветер гнал поднявшуюся пыль впереди нее.

Вторя колонне, зверь негромко зарычал. Шерсть на его загривке поднялась дыбом. Волк непроизвольно поднялся на передних выпрямившихся лапах. Его глаза то впивались в стену леса, то перебегали на ползущую внизу железную гусеницу колонны.

Волк видел, как из-за ствола дерева выглянул бородач. Он вскинул железную трубу, направив ее острый наконечник в сторону головной машины. Еще один приподнялся над кустарником, ожидая сигнала от вожака стаи.

А колонна продолжала свой путь. Вот она уже целиком втянулась в узкую горловину ущелья. Головная машина миновала поворот. Люди в лесу уже не старались остаться незамеченными. Некоторые вставали в полный рост, клацая затворами.

И тут волк понял, что произойдет дальше. Он слишком долго жил в горах, где шла война, а воздух пропах запахом мертвечины и пороховой гарью. Запрокинув голову, зверь протяжно завыл, словно оплакивая обезумевших людей, уничтожавших друг друга с неведомой даже хищникам жестокостью. Волк выл, не боясь привлечь к себе внимания. Он знал, что его никто не услышит, потому что за поворотом уже громыхнул взрыв.

Глава 1

Капитан Верещагин отдал приказ:

– Бойцов на броню. Доложить готовность к движению…

Несколько часов назад Павла Верещагина вызвали в комендатуру района. По замыслу командования полк, в котором служил капитан Верещагин, должен был контролировать перевалы и тропы, ведущие в Грузию. С таким же успехом командование могло приказать десантуре вычерпать котелками море или погасить плевками солнце. В этих местах троп и тайных проходов было не меньше, чем дыр в швейцарском сыре. На основных маршрутах, конечно же, выставили блокпосты, но толку от этого было мало. С приходом весны «духи» начинали сновать в горах, словно тараканы за нагретой печкой.

Но приказы не обсуждаются. И десантура парилась на сторожевых заставах, гонялась за боевиками, трясла подозрительные машины на блокпостах, работала по перехватам. Одним словом, занималась обыденной работой.

Капитан Верещагин командовал сводным подразделением, которое он сам не без юмора называл «пожарной командой». Подразделение могло быть поднято по тревоге в любой момент, чтобы прибыть на помощь атакованной заставе или отправиться на перехват банды, появившейся в горах. Группу быстрого реагирования создали по инициативе командира полка, прошедшего Афган и другие не менее горячие точки. Места были неспокойны. Поэтому отряд, готовый подняться по тревоге в любую минуту, был просто необходим.

Вызов в комендатуру Верещагина озадачил. Все дело в том, что на данный момент в его распоряжении находилось не более десятка бойцов. Накануне «духи» стали серьезно прижимать отдаленные сторожевые заставы, расположенные на юге района. Да и на грузинской стороне, по данным разведки, началось оживленное движение. Вдоль границы шастало не менее трех крупных бандформирований с вполне ясной целью – прощупать на прочность позиции федералов.

Учитывая обстановку, командир полка решил усилить заставы на самых опасных направлениях людьми капитана Верещагина. Правда, сделано это было без ведома самого Верещагина, угодившего в столь неподходящий момент в медсанбат.

Он неудачно прыгнул с брони бээрдээмки, поскользнулся и растянул связки. Болячка для десантника пустяковая, но беда, как известно, не приходит одна. Вдобавок ко всему капитан ушиб ногу, заработав воспаление надкостницы. А этот недуг уже требовал внимания медицины. Чертыхаясь, проклиная на чем свет стоит скользкую чеченскую грязь, Верещагин оставил свою «пожарную команду» на молоденького старлея и отправился в медсанбат. Там ласковые руки медсестры-контрактницы и волшебные притирки хирурга, любившего замахнуть по вечерам стопарь неразбавленного спирта, сделали свое дело. Воспаление прошло, а растянутые связки напоминали о себе лишь тупой болью.

В комендатуре капитана уже заждались. Комендант, седой подполковник с зеленым от усталости и недосыпания лицом, сидел за столом. Он поприветствовал вошедшего, отхлебнул из стакана крепкий чай и произнес скрипучим голосом:

– Тут вот какая бодяга, Верещагин. Надо колонну сопроводить.

– Куда? – сев с противоположной стороны стола, спросил десантник.

– На базу наших соседей, – расстилая перед собой карту, ответил комендант.

Посмотрев, куда указывает палец полковника, Верещагин присвистнул:

– Чего это они окружными путями катаются? Здесь ведь не Садовое кольцо. Здесь бандос на бандосе и горы кругом. И потом, если груз соседям предназначается, то почему же они его не встречают?

Возмущение десантника было оправданно. Колонна действительно шла каким-то странным маршрутом. Вместо того чтобы прибыть прямиком на базу мотострелкового полка, квартировавшегося в соседнем равнинном районе, колонна делала крюк, словно стремясь на экскурсию по самым опасным местам.

Комендант почесал седую голову:

– Да, бардака у нас много. Я иногда сам не понимаю. Там, наверху, они головой или жопой думают. Или им карты Лермонтов рисовал.

Верещагин уважал коменданта. Старый служака тянул военную лямку честно. Но новая должность полковнику была не по нутру. Он привык командовать, командовать солдатами, а не пастухами, торговцами и земледельцами. Но это было еще полбеды. По ночам эти пастухи и земледельцы доставали из схронов оружие и долбили по блокпостам и казармам. Жизнь среди оборотней может испортить самый закаленный характер. Такое случилось и с комендантом. Он стал чаще, чем надо, прикладываться к стакану, а его юмор становился все более загадочным.

Недоуменно пожав плечами, Верещагин спросил:

– При чем здесь Лермонтов?

– Служил он на Кавказе. Тут нашего великого поэта и завалили, – с непонятным ожесточением в голосе ответил комендант.

Достав из накладного кармана куртки изрядно помятую пачку сигарет, Верещагин достал одну, закурил и, со смаком затянувшись, выпустил клуб дыма, пряча в сизом облаке улыбку:

– Так ведь свои же убили. Михаил Юрьевич на дуэли погиб. И карты он отродясь не рисовал. Все больше поэмы пописывал. Да и потом, убили его в Пятигорске, далече от этих мест. А сюда во времена Михаила Юрьевича русские носа не показывали. Тут имам Шамиль правил.

Короткая лекция по истории и русской литературе подействовала на коменданта не самым лучшим образом. Он скривился, словно от приступа язвенной болезни, замахал руками, пытаясь разогнать табачный дым, и вдобавок опрокинул стакан с недопитым чаем. Стакан хрястнулся о пол, но не разбился. Он лишь прокатился к двери, оставляя за собой бурый след выливающейся жидкости, похожей на разбавленную соляркой кровь.

Навалившись грудью на стол, полковник прохрипел:

– Какая на хрен разница, где и кто грохнул поэта. Вот ты, Верещагин, умный, образованный, а не понимаешь, что есть места на земле, где люди всегда убивали друг друга. Может, Бог на такие места наложил проклятие, а может, тут атмосфера такая. Не знаю… Но как сто пятьдесят лет назад здесь гарцевал Шамиль, так все и осталось по-прежнему. Как резали людей, точно баранов, так и режут. Разве что тогда в Петербурге чечены гостиницами не владели и рынки не контролировали. А во дворцах и министерствах взятки от чеченов не брали. Да и казачий разъезд за мзду хрен бы повозку с порохом для теракта пропустил бы. Попробуй какой чеченец предложи… Через миг башка на казачьей пике торчала бы. А сейчас гаишники и менты самосвалы с гексогеном пропускают. – Комендант ожесточенно сплюнул себе под ноги.

Выпустив пар, полковник быстро успокоился. Он не любил попусту сотрясать воздух. Смахнув со стола остатки разлитого чая, комендант взглянул на развернутую карту. Никакой необходимости в этом не было. Район и прилегающие к нему окрестности комендант знал хорошо. Но он словно старался увидеть на бумажной простыне что-то невидимое, что-то такое, о чем позабыли топографы. Молчание затянулось.

Верещагин прикурил от уже обжигавшего пальцы окурка вторую сигарету и посмотрел в окно. Из него открывался вид на глухой двор, обнесенный бетонным забором, за которым располагался первый периметр обороны с укрепленными огневыми точками, дозорными вышками и тому подобными строениями, обеспечивающими безопасность для представителей федеральной власти. Впрочем, безопасность эта была призрачной. Эта самая безопасность вместе со стенами комендатуры и прилегающих к ней построек могла взлететь в любой момент на воздух вместе с машиной, начиненной пластидом, за рулем которой сидел бы приготовившийся к встрече с Аллахом шахид.