Опасная любовь - Николай Новиков

— Я уже слышала это, — сказала Наташа, глядя на сковородку. — Когда жила в общежитии Литинститута, один поэт, Иван Шерстобитов, — не знал такого? нет? — вот он тоже плакался, что стихи теперь никому не нужны. А потом так расстроился, бедный, что порезал себе вены.

— Так вот и живем, — вздохнул Андрей. — А мне этот парень говорит: я накопил сто тысяч, можно на них за свой счет книжку издать? Я говорю: нет, этого мало. Тогда он сказал… Представляешь такое? У меня, говорит, есть дом, я его продам и все, что в нем есть, тоже продам. Тогда можно будет выпустить мою книгу? Что тут скажешь? Я посоветовал ему ничего не продавать, дождаться лучших времен. А ведь парню нужны публикации, просто необходимы. Иначе засохнет, завянет, как деревце без полива.

Неожиданно Наташа почувствовала раздражение: вот трагедия — стихи не печатают! Сколько людей не знают, как детей накормить, сколько беженцев мыкаются по стране, бросив свои дома, а кому-то жить невозможно, потому что его стихи не печатают.

— Если он настоящий поэт, — сказала она, не поворачиваясь к Андрею, — пусть пишет себе в тетрадку, потом когда-нибудь напечатают. Ведь ему же не деньги важны, а само сочинительство.

Андрей покачал головой.

— Нужно видеть результаты своего труда, хотя бы раз понять, как относятся к нему люди, почувствовать, что цель твоя — не ошибка, а именно то, что дает тебе высшее блаженство. Вот, к примеру, если бы ты не знала, какое счастье быть вдвоем с Сергеем, а только смотрела бы на него со стороны — это все равно что писать стихи в тетрадку, — ты бы не думала о нем так часто. — Он грустно усмехнулся.

Наташа резко повернулась к нему.

— Отку… откуда ты знаешь это?

— Я старый человек, Наташа, знаю много больше, чем говорю.

— Андрей… — Наташа подошла к нему, обняла, поцеловала в щеку. — Ну какой же ты старый, еще и сорока нет. Пожалуйста, не говори глупости.

— Ну, по сравнению с тобой… почти двадцать лет разница, — грустно вздохнул Андрей.

— Ну и что? Я этого даже и не замечаю. Только когда вспомню, что у тебя в Челябинске есть дочка, которая скоро школу заканчивает, удивляюсь. А еще мне немного страшно думать, как мы будем общаться, когда она летом приедет к нам. Ведь мы почти ровесницы, — заворковала Наташа, уводя разговор от опасной темы.

— Я думаю, она не приедет летом ко мне, — сказал Андрей.

— Почему?

— Потому что помешает мне наслаждаться твоим обществом, дорогая жена. Квартира у нас однокомнатная, возникнут сложности, а я не хочу упускать ни единого мгновения, отпущенного мне для тебя.

— У нас все впереди, — неуверенно сказала Наташа. — Таких мгновений еще сколько угодно будет.

— Нет у нас ничего впереди, — твердо сказал Андрей. — Я знаю, что ты от меня уйдешь. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, но я все же хочу попробовать… — И, заметив, что Наташа пытается возразить, крепко прижал ее к себе, жадно поцеловал, потом, опустив голову, сказал: — И давай больше не будем об этом говорить, хорошо?

— Как хочешь… — тихо сказала Наташа.

Она мягко отвела его руки, шагнула к плите. Остановилась, посмотрела на мужа широко раскрытыми глазами, в которых застыли слезы.

Андрей грустно улыбнулся.

— Извини, что так получилось. Ты ведь знаешь, я очень люблю тебя, Наташа…

Взметнулись вверх и замерли длинные ресницы, крупные слезы покатились по щекам Наташи. А за спиной у нее кипел в маленькой кастрюльке суп и дымилась на сковородке ветчина.

4

Аристарх вышел из метро, поднял воротник своего светлого плаща, машинально дернул за козырек замшевую кепку, натягивая ее поглубже. Холодный, сырой ветер гулял по Остоженке, распугивая и без того редких в этот час прохожих. Обычно от «Кропоткинской» Аристарх шел к дому пешком. И в этот холодный мартовский вечер не изменил своей привычке, торопливо зашагал по Остоженке к улице Дмитриевского, рассеянно думая, что зря поверил утреннему солнцу, выглянувшему наконец из-за грязно-серых, как сугробы подтаявшего снега, туч и оделся по-весеннему. К вечеру погода испортилась, весной уже и не пахло.

Хорошо, хоть зонтик догадался прихватить, можно было прикрыться от мелких, обжигающе-холодных капель, падающих с неба.

На улице Дмитриевского у бордюра дремал черный «мерседес». Аристарх прошел мимо, торопясь в желанное тепло своей квартиры. Неожиданно «мерседес» резко сорвался с места, догнал Аристарха. Правое колесо машины плюхнулось в круглую выбоину на асфальте как раз в тот момент, когда Аристарх поравнялся с нею.

Жидкая грязь упругой струей брызнула на светлый плащ. Все это произошло так стремительно, что Аристарх не успел отпрыгнуть в сторону. Светлый плащ стал похож с левого боку на маскировочный халат, или, как это называют теперь, «камуфляж».

— Ах ты скотина! — закричал Аристарх, складывая зонтик, хотя мелкий противный дождь и не думал прекращаться. Но сложенный зонтик — хоть какое-то оружие против того дурака, который сидит в шикарной машине. — Ты что, гад, делаешь?!

«Мерседес», рванувшийся было вперед, пружинисто замер, будто носом ткнулся в надутый пластиковый пакет размером с контейнер. Аристарх тоже остановился, сжимая в правой руке зонтик. Ну пусть вылезает этот идиот, можно и поговорить. Пьяный он, что ли? Или совсем одурел от легких денег?

— Поговорим, поговорим, — пробормотал Аристарх, стискивая зубы. — Если, конечно, у тебя пистолета нет.

Но «мерседес» помчался вдруг задним ходом, приемистая машина, ничего не скажешь! Аристарх взмахнул зонтиком, но не успел опустить его на стекло машины — струи грязи из-под колес прервали движение руки. Светлый плащ уже не походил на камуфляж, он стал просто грязным плащом.

— Ну, сволочь, ну, идиот, я т-тебя достану… — в бешенстве повторял Аристарх, оглядываясь по сторонам.

Что зонтик? Нужна палка, толстая палка, хороший дрын, чтобы обломать бока этому блестящему лимузину и тому, кто сидит за рулем! Или подходящий булыжник — можно швырнуть, разбить стекло, фару, оставить хорошую вмятину, потом пусть удирает. Ну а если водитель выйдет, тогда у него морда станет, как фара. Только бы пистолета у него не было. Но, как назло, ничего подходящего рядом — ни палки, ни булыжника.

— Морду набью, — стиснув зубы прорычал Аристарх. — Ну давай, вылезай, скотина!

«Мерседес» ударил по глазам ярким светом фар и рванул вперед, прямо на Аристарха. Он шарахнулся в сторону, запоздало соображая, что водитель намеревался сбить его, смешать с мартовской грязью под ногами.

И уже не только ярость пронизывала сознание, но и страх. Машина едва-едва не сшибла, не раздавила его. Спасла отличная реакция. Промедли он хоть секунду — и все…

Еще стояли перед глазами красные задние огни, хотя сама машина уже исчезла за поворотом. Номера ее Аристарх не запомнил. Может, его вообще не было.

Аристарх покачал головой, отгоняя кошмарное видение, перевел дух, чувствуя, как предательски Подрагивают коленки. Его только что хотели убить. Или покалечить. Или напугать, предупредить. И, кажется, можно понять почему. Барсуков! Или он сам был в машине, или подослал какого-то дебила в кожаной куртке и зеленых штанах. Барсуков. Решил отомстить.

И снова ярость вытеснила из груди страх. Барсуков? Это ничтожество решило его проучить?! Аристарх достал носовой платок, вытер лицо, кое-как смахнул грязь с плаща, бросил платок в лужу, отметив про себя, что это, пожалуй, чересчур театральный жест, не так уж много у него носовых платков, чтобы ими разбрасываться. И торопливо зашагал к своему дому. Нет, он не опасался нового нападения, не убегал — хотел поскорее набрать телефонный номер этого ничтожества и сказать, что завтра еще раз придет в его поганую киностудию и тогда уже будет совсем другой разговор.

Войдя в подъезд, Аристарх немного успокоился и понял, что предупреждать о новом визите не следует, а то не прорвешься, лучше нагрянуть без предупреждения. А еще лучше подкараулить его у дома, вряд ли он с телохранителями домой возвращается. Но позвонить необходимо прямо сейчас!

У знакомой, обитой черным дерматином двери Аристарх вздохнул с облегчением и нажал на кнопку звонка. Раз, другой, третий — за дверью царила тишина. Возвращаясь домой после Ирины, Аристарх редко пользовался своими Ключами. Нравилось ему, когда у порога встречает любимая женщина, целует, провожает на кухню, где на столе уже и ужин приготовлен… Правда, если жена тоже актриса, хоть и будущая, о провожании на кухню и приготовленном ужине можно было только мечтать, но хоть встретит, улыбнется, поцелует…

Никто не откликнулся на его настойчивые звонки. Аристарх встревожился, торопливо всунул ключ в замочную прорезь. Если Ирки еще нет дома — где она может быть? Ведь уже поздно!

В квартире было тихо, только из ванной доносился шум льющейся воды. Любимая женщина Аристарха была дома и принимала душ, поэтому и не смогла встретить мужа у порога.