Виктор Цой - Виталий Калгин

Так что можно смело принять на веру версию о том, что панк в Советский Союз не пришел с Запада, а появился там самостоятельно. Очень хорошо об этом сказал Алексей Рыбин, написавший в своей книге «Кино с самого начала», что «зачатие произошло в Англии, а само дитя появилось в мрачных коридорах советской школы…».

Первыми панками в Советском Союзе стали обычные питерские пацаны — не богатые, но талантливые и с чувством юмора. И если забугорные панки изначально были объединены по музыкальному признаку — они слушали панк-рок: «Sex Pistols», «Damned», «Ramones» и прочее подобное добро, то советский панк в то время мог слушать что угодно и всё подряд, от «Битлов» до новой волны — панковским было его отношение к окружающему миру, постоянно провоцировавшее панка на абсурдные выходки и разнокалиберный стеб.

Как известно, Юфа собственно рок-музыкой почти не интересовался, его больше увлекали совершенно другие вещи. По словам его знакомых, он уже тогда проявлял себя талантливым манипулятором, «режиссером» и легко мог убедить человека совершить какой-нибудь «добродетельный» поступок (тем более если это было связано с извлечением денег из его кармана).

Еще до появления в стране пластинки легендарных английских панков Юфа со Свиньей (еще про панков не знавшие, но уже игнорировавшие нормы поведения советских граждан) и другими ребятами решили сходить в кино. Им было по 15–16 лет, денег на билеты не было, и администрация кинотеатра предложила им расчистить снег за проход на сеанс. В процессе чистки снега Юфа и Свинья скинули куртки (было жарко!), затем свитера и так вскоре разделись совсем догола, к великому ужасу обывателей. Правда, пришлось убегать от разъяренных столь неожиданным стриптизом любителей кино, пришедших на сеанс…

Андрей Панов: «Тогда мы все находились под влиянием Юфы. Никакие панки здесь вообще ни при чем — никакие Роттоны, никакие “Pistols”. Всё это Юфины телеги. Юфа был и остался главным идеологом, а я типа игрушки для битья. Он такой законспирированный, как Ленин. Всегда появится в последний момент… Вообще это очень заразительный человек. Он может своим психозом заразить кого угодно. Все эти некрореализ-мы и прочее… А потом стали появляться разные плакаты, показали их по телевизору, и мы сразу завелись. Идиотничаем. То в трусах зимой по улице, то обвешиваемся разными паяльниками-фигальниками, надеваем одежду не по размеру… Разные глупости. А как-то показали, что еще и булавками обвешиваются. Нам понравилось. Мы типа тоже меломаны, давай булавки… Я помню, для полного идиотства кто-то надел галифе, а у меня были такие здоровые клеши — финские, вельветовые. Я взял их и ушил внизу очень красиво. Ходил по улицам, и все смеялись. А через три года смотрю — все в таких ходят, стало модно. На улицах нас сначала никто не трогал. По той причине, что про панков не знали. Ну, идиоты и идиоты. Идиотами и были.

И остались, собственно. А когда начались панки-фиганки, тогда начались дурацкие гонения. А за что? И так — кретины, и так — кретины»[14].

Как видим, ребята радовались жизни на всю катушку. Ходить по улицам советского города (да еще и колыбели трех революций!) в галифе, обвешанном паяльниками-фигальниками, в то время рискнул бы далеко не каждый…

Алексей Рыбин: «Квартира Свина была нашим клубом, репетиционным помещением, студией звукозаписи, фонотекой — в общем, базой. Здесь мы отдыхали, обменивались новостями, пили, играли, пели, даже танцевали (по-нашему, по-битнически). У Свина была кое-какая аппаратура, как бытовая, так и полупрофессиональная, и было на чем послушать пластинки и во что воткнуть гитары. Словом, это был наш рок-клуб…»[15]

И однажды в этот рок-клуб пришел Виктор Цой.

Андрей Панов: «У меня был сосед выше этажом. Сейчас уже переехал. С детства в одном доме жили. Однажды он сказал, что у него одноклассник или друг учится в “Серовке”. И у них группа хорошая, три человека — “Палата № 6”. Тоже как бы въехали в панк-рок и всё такое… Всё очень здорово, типа дурака валяют. Я, говорит, к тебе их приведу… Короче, они пришли — Максим Пашков, Цой и барабанщик. Не помню, как его звали. Хороший барабанщик, кстати. Оригинал. Жаль, что не пошел по этой стезе впоследствии. Ну, Максим очень активный человек, больше всех разговаривал. Потом поступил в театральный. А Цой придет и сидит в углу…»[16]

Виктор уже тогда резко отличался от компании первых питерских панков. По словам его знакомого по ленинградской тусовке Игоря Гудкова, он «не был пэтэушником, тем, о ком пел Майк в своей песне “Гопники”…»[17].

Павел Крусанов: «Цой — наполовину кореец — невольно нарушал стереотип. В повседневной жизни он был неразговорчив — не молчун, но изъяснялся всегда кратко, а иногда и веско, однако же, по большей части, без задней мысли и рассчитанных многоходовок. Даже шутил так: по-спартански, лапидарно, словно вырубал на камне слова и старался, чтобы их оказалось поменьше. Вершиной остроумия для такого человека, по всему, должна была бы стать шутка без слов: шутка-жест, шутка-акция. Свидетельствую: случались у Цоя и такие»[18].

Алексей Рыбин: «Свин познакомился с ребятами из группы “Палата № 6”, и они стали активно принимать участие в общем веселье. Песни “Палаты” были замечательно мелодичны, что сильно выделяло их из общего, довольно серого в музыкальном отношении, питерского рока. Лидер группы Макс (Максим Пашков) пел профессиональным тенором и здорово играл на гитаре, а ансамбль отличался просто замечательной сыгранностью и аранжировками. А что такое аранжировка, молодые битники тогда вообще понятия не имели, и всё это было чрезвычайно интересно и ново. “Палата” играла довольно специальную музыку — панк не панк, хард не хард, что-то битловское, что-то от “Black Sabbath” — в общем, интриговала»[19].

Антон Галин: «С Цоем мы познакомились в общем-то случайно, хотя если вспоминать всю нашу компанию — Гурьянов, Свинья и прочие, — нас ничего по жизни не связывало (типа в одну школу ходили, в одном доме жили и т. п.), всё произошло в одно время примерно и обычным образом, оказались общие знакомые, которые, впрочем, куда-то испарились впоследствии, а мы стали плотно тусить и оттопыриваться вместе, хотя почему это произошло, не знаю, видимо, есть какая-то мистическая составляющая…

Мы ловили с Цоем голубей, раскрашивали их под попугаев и отпускали, но это просто эпизод, не очень значительный в череде всех бесконечных отжигов и приколов, которые мы тогда устраивали.

Мне почему-то запомнился тот прикол, как мы, надев нелепые наряды, ходили по городу толпой человек десять и говорили, что мы комсомольцы из Львова, просили показать нам город (почему из Львова, не знаю, просто по приколу) и так, покуражившись, шли куда-нибудь выпивать…»[20]