Мать Вода и Чёрный Владыка - Лариса Кольцова

собственной души. Её хотелось ампутировать, выдрать из себя, но не получалось. Паралея проросла в него извилистым незримым щупальцем — корнем и корчевать было как? Чем?

— Чёрный Владыка раскалённого ядра планеты тянет к себе вниз. Уловив человека однажды, он не отпускает его без колоссальной борьбы никогда, ведь человек всегда один на один с превосходящей непредставимо подземной силой. Поэтому ему так важно заручиться в этой жизни поддержкой высших сил, напитаться их светлыми энергиями. Но глупый безверный человек сам отдаляется от них, сам приговаривает себя к засасывающему мраку, — отозвался Чапос эхом на его размышления, и могло ли это быть случайностью?

— Любопытно. Философ из мусорного контейнера. Что же ты оттуда не вылезаешь?

— А кто будет меня кормить? Вы что ли? Уйдя в своё время из шахт, я уже никогда туда не влезу, вкусив силы и комфорта. А на что ещё я годен? Я же люблю пожрать на славу, пусть это и не единственная радость, но одна из тех, которая не приедается никогда. В удобно и богато устроенной жизни всякий процесс жизнедеятельности становится удовольствием. Здоровый человек всегда и обильный производитель как мыслей, предваряющих плодотворные дела, себе и другим на пользу, так и нечистот. Думать же полезно во всякую минуту, особенно когда на работу никто не гонит, как было когда-то. Утром встанешь, окно раскроешь, а там птицы голосят, листва шелестит, и вся эта природная краса тоже моя. А то ведь прежде и природа вокруг как не моя, времени на любование не имелось. Уж не говоря о том, чтобы утречком заняться с какой-нибудь лапочкой…

Он искоса отслеживал реакцию Рудольфа на тему, которую всегда сводил к сраму, коробящему душу. Но на этот раз Рудольф отвлёкся и не заткнул фонтан той похабщины, что в следующую секунду и обрушилась на него.

— Регулярный, взаимно-нежный массаж тех самых органов, данных всякому для наслаждения, необходим. Главное, и тут хорошее добротное питание важно, чтобы иметь то, что девоньке и отдают, и полноценно взбодриться самому. Девоньки это дело любят порой и посильнее мужиков, если сам мужик, понятно, умеет источник страсти в её теле пробудить и с качественным разнообразием это нежное тело удовлетворить… — Он выпятил бочкообразную грудь, гладя раздутый от чрезмерной еды живот, откинувшись назад на спинку кондового стула недешёвого заведения. Но толстым он вовсе не был. Тугое холёное тулово его было сильным, неимоверно плотным. Он мог бы олицетворять собою того самого сверхплотного и тяжкого духа планетарного ядра, о котором разглагольствовал, если кому-то из мира их зрелищного искусства пришло бы в голову создать экранизацию его чёрной легенды.

Выдох земляного "демиурга"

Рудольф отвернулся и сплюнул на пол, откровения собеседника вызвали тошнотворное ощущение и во рту.

— От духоты, должно быть, во рту будто пыль, — участливо сказал ему Чапос и предложил отведать голубых ягод, утоляющих жажду без отягчения желудка, а также дающих приятное послевкусие.

— А говорил, помнится, что охладел не только к рабыням, но и к своей аристократке, — сказал он Чапосу вместо того, чтобы просто встать и уйти от этого скота. — И твоя устремлённость вверх покинула тебя и в этом смысле…

— Я говорил о конкретной аристократке, а не о женщинах вообще. Конечно, у всякого бывают периоды упадка, но, если ты не окончательная пока что падаль, всё быстро возвращается в исходную и сладостно-твёрдую норму. Тяга к женщинам покинет меня разве что на полях погребений. Да и то не даю обещаний, что не буду вылезать из-под почвенных пластов для путешествий хотя бы к ним в сны. Вы же знаете о том, как женщины томятся в своих снах о том, чего лишены в реальной жизни. Вот тут-то для душ похотливых и несытых раздолье. Они входят в соитие с такими томящимися…

— Про загробные твои сны давай не будем, — с отвращением перебил его Рудольф.

Но Чапос желал его злить и продолжил смакование скотских удовольствий.

— После моих девчушек, которые роятся вокруг и чирикают, трутся о меня своими клювиками ради вкусных зёрнышек, что мне теперь чахлая аристократка, помешанная на диетах и тонкости своей талии. Да и претензии на нечто высокое надоели мне. К тому же и усохла она, увяла конкретно моя старушка. Только и осталось от неё прежнего, что гордая осанка. Что ни говори, а была она мне, по сути, женой в течение долгих лет. Муж-то всегда при важных делах, при юных подавальщицах лакомых блюд. А я жил в его имении, замещая его. Ел, пил из роскошной посуды, спал на тонком белье, купался в чистейшем озере, где ни ступала нога простолюдина. Исключая слуг, понятно. Но там у них особые слуги. Они умеют молчать и ничего не видеть из того, что происходит в жизни их работодателей. Уезжал я от своей жёнушки-двоемужницы всегда с полным баулом подарков. Ни одной рубашечки, ни штанов сам не купил. Всё она. Приучила меня к дорогому одеянию и дорогой обувке на заказ. Она, конечно, не скрывала, что мужа любит, что муж лучше, чем я. И сам я знаю, как она плакала о нём, как желала его верности. В дни, когда была вероятность зачатия, она меня к себе не подпускала, рожала только от него. Но, как ни старайся, как ни хлопочи, а Надмирный Отец прелюбодеев всегда на свет ясный выводит. Попадание имело раз место, когда муж окончательно её забросил, поскольку с возрастом его конец встаёт только на молодых, как я и сказал. Он избалован и властен. Так что последний ребёнок, родившийся у моей аристократки, мой, то есть моя. Девочка по счастью, а у девочек и женщин нашей расы гребень отсутствует, он проявлен только у мужского пола. Муж глаза вытаращил, поскольку сообразил же, что давно жену не опахивал. Долго новорождённую девочку изучал, а потом поцеловал её в лобик и ушёл. Признал, а это главное. Думаю, ему было глубоко на… К тому же его жена столько лет воспитывала как своих родных его детей от любовниц. Она добра. За что я и утешал её столько лет.

— А молодые аристократки тебе, понятно, недоступны. Ухватил по случаю чью-то не обласканную жену, а теперь-то драгоценный прииск истощился.

— Да на что они мне? Они точно такие же, как и простолюдинки, только разодеты, да и простодушия им не хватает, а я научился его ценить. Я привык просыпаться утром рядом с премилой какой-нибудь мордашкой, она несёт мне напитки в постель, растирает меня душистой водой, массирует, едва прикасаясь пальчиками, шепчет в губы, как меня