Том 2. Стихотворения 1832-1841 - Михаил Лермонтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баллада («Куда так проворно, жидовка младая!..»)*
Куда так проворно, жидовка младая!Час утра, ты знаешь, далек…Потише, распалась цепочка златая,И скоро спадет башмачок.
Вот мост! вот чугунные влево перилыБлестят от огня фонарей;Держись за них крепче, устала, нет силы!..Вот дом — и звонок у дверей.
Безмолвно жидовка у двери стояла,Как мраморный идол бледна;Потом, за снурок потянув, постучала..И кто-то взглянул из окна!..
И страхом и тайной надеждой пылая,Еврейка глаза подняла,Конечно, ужасней минута такаяСтолетий печали была;
Она говорила: «Мой ангел прекрасный!Взгляни еще раз на меня…Избавь свою Сару от пытки напрасной,Избавь от ножа и огня…
«Отец мой сказал, что закон МоисеяЛюбить запрещает тебя.Мой друг, я внимала отцу не бледнея,Затем, что внимала любя…
«И мне обещал он страданья, мученья,И нож наточил роковой;И вышел… Мой друг, берегись его мщенья,Он будет как тень за тобой…
«Отцовского мщенья ужасны удары,Беги же отсюда скорей!Тебе не изменят уста твоей СарыПод хладной рукой палачей.
Беги!..» Но на лик, из окна наклоненный,Блеснул неожиданный свет…И что-то сверкнуло в руке обнаженнойИ мрачен глухой был ответ;
И тяжкое что-то на камни упало,И стон раздался под стеной;В нем всё улетающей жизнью дышалоИ больше, чем жизнью одной!
Поутру, толпяся, народ изумленныйКричал и шептал об одном:Там в доме был русский, кинжалом пронзенный,И женщины труп под окном.
Гусар*
Гусар! ты весел и беспечен,Надев свой красный доломан.Но знай: покой души не вечен,И счастье на земле — туман!
Крутя лениво ус задорный,Ты вспоминаешь стук пиров,Но берегися думы черной —Она черней твоих усов.
Пускай судьба тебя голубитИ страсть безумная смешит;Но и тебя никто не любит,Никто тобой не дорожит.
Когда ты, ментиком блистая,Торопишь серого коня,Не мыслит дева молодая:«Он здесь проехал для меня».
Когда ты вихрем на сраженьеЛетишь, бесчувственный герой,Ничье, ничье благословеньеНе улетает за тобой.
Гусар! ужель душа не слышитВ тебе желания любви?
Скажи мне, где твой ангел дышит?Где очи милые твои?
Молчишь — и ум твой безнадежней,Когда полнее твой бокал!Увы — зачем от жизни прежнейТы разом сердце оторвал!..
Ты не всегда был тем, что ныне,Ты жил, ты слишком много жилИ лишь с последнею святынейТы пламень сердца схоронил.
1833
Юнкерская молитва*
Царю небесный!Спаси меняОт куртки тесной,Как от огня.От маршировкиМеня избавь,В парадировкиМеня не ставь.Пускай в манежеАлехин гласКак можно режеТревожит нас.Еще моленьеПрошу принять —В то воскресеньеДай разрешеньеМне опоздать.Я, царь всевышний,Хорош уж тем,Что просьбой лишнейНе надоем.
1833–1834
«На серебряные шпоры…»*
На серебряные шпорыЯ в раздумии гляжу;За тебя, скакун мой скорый,За бока твои дрожу.
Наши предки их не зналиИ, гарцуя средь степей,Толстой плеткой погонялиНедоезжаных коней.
Но с успехом просвещеньяВместо грубой старины,Введены изобретеньяЧужеземной стороны;
В наше время кормят, холят,Берегут спинную честь…Прежде били — нынче колют!..Что же выгодней? — бог весть!..
«В рядах стояли безмолвной толпой…»*
В рядах стояли безмолвной толпой, Когда хоронили мы друга,Лишь поп полковой бормотал, и порой Ревела осенняя вьюга.Кругом кивера над могилой святой Недвижны в тумане сверкали;Уланская шапка да меч боевой На гробе досчатом лежали.И билося сердце в груди не одно И в землю все очи смотрели,Как будто бы всё, что уж ей отдано, Они у ней вырвать хотели.Напрасные слезы из глаз не текли, Тоска наши души сжимала;И горсть роковая прощальной земли, Упавши на гроб, застучала.Прощай, наш товарищ, не долго ты жил, Певец с голубыми очами;Лишь крест деревянный себе заслужил, Да вечную память меж нами!
1836
Умирающий гладиатор*
I see before me the gladiator lie…
Byron.[1]Ликует буйный Рим… торжественно гремитРукоплесканьями широкая арена:А он — пронзенный в грудь — безмолвно он лежит,Во прахе и крови скользят его колена…И молит жалости напрасно мутный взор:Надменный временщик и льстец его сенаторВенчают похвалой победу и позор…Что знатным и толпе сраженный гладиатор?Он презрен и забыт… освистанный актер.
И кровь его течет — последние мгновеньяМелькают, — близок час… вот луч воображеньяСверкнул в его душе… пред ним шумит Дунай…И родина цветет… свободный жизни край;Он видит круг семьи, оставленный для брани,Отца, простершего немеющие длани,Зовущего к себе опору дряхлых дней…Детей играющих — возлюбленных детей.Все ждут его назад с добычею и славой,Напрасно — жалкий раб, — он пал, как зверь лесной,Бесчувственной толпы минутною забавой…Прости, развратный Рим, — прости, о край родной…
Не так ли ты, о европейский мир,Когда-то пламенных мечтателей кумир,К могиле клонишься бесславной головою,Измученный в борьбе сомнений и страстей,Без веры, без надежд — игралище детей,Осмеянный ликующей толпою!
И пред кончиною ты взоры обратилС глубоким вздохом сожаленьяНа юность светлую, исполненную сил,Которую давно для язвы просвещенья,Для гордой роскоши беспечно ты забыл:Стараясь заглушить последние страданья,Ты жадно слушаешь и песни стариныИ рыцарских времен волшебные преданья —Насмешливых льстецов несбыточные сны.
Еврейская мелодия (Из Байрона)*
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!Вот арфа золотая:Пускай персты твои, промчавшися по ней,Пробудят в струнах звуки рая.И если не навек надежды рок унес,Они в груди моей проснутся,И если есть в очах застывших капля слез —Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,Мне тягостны веселья звуки!Я говорю тебе: я слез хочу, певец,Иль разорвется грудь от муки.Страданьями была упитана она,Томилась долго и безмолвно;И грозный час настал — теперь она полна,Как кубок смерти яда полный.
В альбом (Из Байрона)*
Как одинокая гробницаВниманье путника зовет,Так эта бледная страницаПусть милый взор твой привлечет.
И если после многих летПрочтешь ты, как мечтал поэт,И вспомнишь, как тебя любил он,То думай, что его уж нет,Что сердце здесь похоронил он.
«Великий муж! Здесь нет награды…»*
