Часть 6 : Огpомная pука, пpотянувшаяся с неба. (Истоpия Паpлэйна) - Гэрет Уильямс

А потом ее глаза стали черны как полночь и она бросилась на него, целясь в лицо скрюченными пальцами.

Она отбила ему руку, сломала по крайней мере два ребра и пыталась выцарапать ему глаза, но в конце концов проиграла.

Она умерла не с честью, не с достоинством — ни с чем, кроме слепоты и безумия.

Он отомстит за нее. Это самое меньшее, что он может сделать.

Он добрался до двери ворлонца и нашел ее уже открытой, криво висящей в проеме.

Свет наполнял комнату, но это не было настоящим светом, больше это было похоже на светящуюся тьму. Он отбрасывал тени на освещенные места, но не освещал теней. Он шептал о безумии, о видениях хаоса, смерти и ужаса.

Неподвижный и безмолвный, посередине комнаты застыл ворлонец, в его настоящем облике, масса яркой энергии, щупальца плывущие в темном воздухе. А точно в центре ее, легко паря в воздухе, ждало существо, какого Парлэйн никогда не видел прежде.

Оно было страшным. Злым. Чудовищным. Парлэйн провел последние месяцы среди Изначальных, с богами и чудовищами, и все же он никогда еще не видел и не знал подобного.

смерть

До того как минбарцы старины поднялись к звездам, или даже научились летать, они со страхом рассказывали о демонах, бесах и тварях что прячутся в тенях ночи. Должно быть, они представляли себе именно это.

смерть

Парлэйн смотрел не него и вспоминал выжженные залы Широхиды, безмолвные статуи ее прежних хозяев. Никто из них не знал страха, не знает его и он.

смерть

Он стиснул зубы и медленно провел рукой по тонкому шраму морр'дэчай на лице.

смерть

— Да. — сказал он.

смерть

— Смерть.

смерть

Позади твари стояло зеркало, такое большое, что занимало почти половину комнаты. Оно не отражало ничего, и больше было похоже на дверь в иной мир, который лежал у подножия высокой башни, под черным, пульсирующим небом.

смерть

Чудовище двинулось, управляя ворлонцем, двигая светящееся тело, словно обычную марионетку.

смерть

— Смерть! — зарычал Парлэйн, бросаясь в атаку.

Парлэйн никогда не рассказывал об этом бое после.

Но это было сделано, в конце концов.

Это было забавным. Он встретился лицом к лицу с противником, которого не встречал никто. Ни Маррэйн, ни Парлонн, ни Вален, ни его мать или Шинген или даже первые герои легенд.

Он совершил то, чего не совершал и не совершит никто.

Он, в одиночку, победил Смерть.

Ворлонец был мертв, другая тварь бежала по ту сторону зеркала, само зеркало было разбито.

Рикайджи была отомщена.

Задача была выполнена.

Он опустился на колени, и крепче сжал денн'бок.

Он исполнил свою задачу, закончил свою миссию, отомстил за своих друзей.

Он был готов умереть.

— Смерть. — глухо прошептал он.

— На твоем месте я бы этого не делал. — произнес древний голос. Примарх подошел к нему, подбирая полы длинной мантии.

— Тебе не пришло время умирать.

— Не время? Мои друзья мертвы. Моя возлюбленная мертва. Скажи мне, что у меня есть, ради чего стоит жить?

Примарх улыбнулся, кривой, горькой, понимающей улыбкой. Улыбкой того, кто знает ответы на все вопросы кроме одного.

— Твоя племянница. — ответил он.

Он отсутствовал семь лет по их счету. Для него — это могло быть меньшим или гораздо большим, но семь лет было подходяще.

По одному году за каждого из Отряда Хаоса, кто был убит на Голгофе.

Тамакен, Иннакен, Такуэн, Таданакенн, Тетсукен, Рикайджи, он сам.

"На Границе время идет иначе." — говорил он. Тогда он не понимал по–настоящему, что это значит.

Семь лет для них.

Десятилетия для него.

Темный огонь в его глазах горел и прежде, но сейчас они пылали яростью — укрощенной, но не гаснущей. Его походка всегда была уверенной и гордой, но теперь он шагал, как человек, знающий что никто не властен над ним.

Денн'бок всегда висел у него на поясе. Теперь же он он носил кое–что еще.

Дэчай.

Один из двух подарков, которые он получил от Примарха за его труды на Голгофе. Потерпел он неудачу или нет — он заплатил.

Дэчай был первым.

Информация была вторым, и куда более ценным.

Он шагал вперед, и наслаждался испуганными взглядами, что бросали на него прохожие. Итак, они позволили себе забыть о его существовании, быть может — надеялись на его кончину, но — при должной подсказке — они все же вспомнили.

Возможно, все еще осталась надежда.

Он остановился и взглянул на Храм Варэнни. Высокий и величественный, доминирующий в небе Йедора. Внутри собиралась толпа, доносились молитвы и песнопения. И еще больше народа должно было быть вне храма, за городом, у холмов.

Второй раз в жизни Парлэйн пришел как раз ко времени похорон.

Он ждал, один в темном зале. Он умел ждать. Большинству своих умений он научился сам, по крайней мере тем, что были важны. Важнейшим из тех умений и самым трудным для обучения было терпение, но в конце концов он ему научился.

Хотя он все равно жаждал действия. Слова Примарха пылали в нем. Его рука постоянно тянулась к денн'боку на поясе, словно желая убедиться что он на месте.

Парлэйн ждал брата.

Он хотел печалиться. Он хотел рычать, он хотел выкрикнуть свою ярость небесам, но он не был просто воином. Он был спасителем Голгофы, лордом Широхиды, сыном Дераннимер. Ему не дозволены печали менее знатных.

Он поднял взгляд, когда моргнул свет, и увидел Вашока задолго до того, как Вашок увидел его. Его брат изучал благочестие и послушание, а не скрытность. Кроме того Парлэйн постарался развить свое ночное зрение насколько это было возможно. Это была обычная слабость для его народа, и не та которую он мог себе позволить.

Вашок, наконец, увидел его и вздрогнул. Он быстро отступил назад.

— Входи, братец. — сказал Парлэйн. — Попытайся бежать, и я без труда поймаю тебя.

Вашок замялся. Он был высок и властно выглядел, одетый в красивую белоснежную накидку, с серебряной и голубой вышивкой. Всегда было известно что он собирается вступить в Орден. Согласно тому, что слышал Парлэйн — последние семь лет он хорошо служил ему.

— Почему я должен тебе подчиняться? — в конце концов сказал он.

— Потому что ты хочешь знать — зачем позор семьи вернулся домой спустя семь лет, и потому что ты хочешь знать — что же я знаю о смерти нашей сестры.

Вашок смотрел на него, с презрением в светлых глазах. Наконец он вошел, и сел напротив Парлэйна.

— Я надеялся что ты умер. — сказал он. — Так долго ничего не было слышно... Я надеялся, что ты мертв.

— Готов поспорить, что надеялись многие. Меня труднее убить, чем ты можешь себе представить, братец. И в этом отношении я, похоже, больше всего отличаюсь от остальной нашей семьи.

— Итак. — ответил Вашок, настороженный металлом в словах Парлэйна. — Почему ты вернулся?

— Момент был... подходящим. Я был готов умереть. Я хотел умереть. Ты любил когда–нибудь братец? Я знаю что нет. Узнать любовь и потерять ее... Это судьба, которой я не пожелаю даже тебе. Я был готов умереть, с честью как подобает воину...

— Твои воинские обычаи мертвы и забыты! Ваше время прошло! Твои родители сражались и рисковали всем, чтобы стало так; ты же всегда демонстрировал лишь презрение ко всему, чего они добились.

— Я всегда уважал выбор нашей матери, и не перебивай меня больше. Как я сказал, я был готов умереть, когда получил кое–какие... интересные сведения. Я узнал что Катренн, наконец, вышла замуж за Дерулана. Судя по всему — они счастливы. У них есть дочь. Она здорова и весела. Мне было сказано, что она похожа на нашу мать во всем, кроме цвета глаз.

— Знаешь, что еще я услышал? Ни у кого из остальных нас детей нет. Ты принес обет безбрачия. Затренн не желает брака. Немерант ухаживает за бесплодной. У Маривы был выкидыш, и она не сможет иметь детей. У остальных из нас детей нет.

— Дочь Катренн — единственная внучка Валена и Дераннимер.

— И? — сказал Вашок. — Ты стал так мнителен, что видишь умысел там, где его нет? Затренн еще может жениться. Немерант может выбрать другую. Марива может исцелиться. Ты можешь завести ребенка. Я могу покинуть Орден Предвестия Света и жениться.

— Во все, кроме последнего, я мог бы поверить, братец. Ты же никогда не покинешь Орден. Ты чересчур любишь власть. И я не ищу заговор там, где его нет. Он сам ищет меня. Как умерла Катренн?

— Болезнь. А она не знала покоя, и перегрузила себя работой.

— А Дерулан?

— Он ушел в монастырь.

— Так где их дочь?

— На моем попечении, конечно же. Если ты и так знаешь это — зачем спрашивать меня?

— Ты хочешь знать все, что знаю я? В точности?

— Ты ничего не знаешь, и какая разница если даже это и не так? Ты изгой. У тебя нет звания, титула или союзников. Ты зовешь себя Лордом Широхиды, думаешь нам это неизвестно? Широхида — сгоревшие развалины, там ничего не осталось. Ты шут, брат — если ты действительно мой брат. Должно быть ты, как и мы, знаешь эти слухи. Ты непохож ни на кого из нас, ни на мать ни на отца.