Фебус. Ловец человеков - Дмитрий Старицкий

Попутно я обучил ее, как можно добиться качественного оргазма в одиночестве, когда меня нет рядом, а очень хочется. Волшебное слово «клитор» она узнала первой в Европе. Ее клятва верности содержала запрет на сексуальные отношения с другими мужчинами, и я совсем не собирался толкать на подвиги ее неудовлетворенные гормоны. Потому как сексуальная измена монарху здесь превращалась автоматически в измену политическую со всеми вытекающими последствиями. Да и профилактику сифилиса пока еще никто не отменял. Лучшее лекарство от венерических болезней – моногамия.

Трактирщик, кстати, не обманул и добыл для меня вкусно пахнущее нежное венецианское мыло, дающее обильную мягкую пену.

Потом Элен мыла мои волосы и сушила их льняной простыней. Кстати, мне постричься, точнее – слегка укоротить волосы не мешало бы, а то уже ниже плеч болтаются, что не есть хорошо по местной дворянской моде, не допускающей пока волосы ниже ключиц.

Моет моя белошвейка мои кудри и пришептывает, как она мне завидует, что у меня волосы сами собой слегка вьются, а ей приходится спать с деревяшками, на которые волос наматывается, а это неудобно и даже больно временами.

Ласковая она – Ленка. Я решил ее при себе оставить. В койке она мне нравится, а регулярный секс для моего нового возраста – это благо. Моча в голову бить не будет. Не буду на матушкиных фрейлин кидаться, что чревато не только политически, но и чисто гигиенически. А Ленка моется с удовольствием. И научил я ее уже многому из насладительного арсенала третьего тысячелетия, от чего местные проститутки тут априори шарахаться будут, не то что «дамы из общества». Да и не будет у меня времени не только на придворные интриги, но и на соблазнение местных дворянок – работать надо, пахать аки пчела. Да и надежнее так с моей точки зрения – никто не то что в инквизицию, просто приходскому викарию не стукнет «за извращения». А Ленку я попутно обучил, что на исповеди надо каяться только в «блуде», без подробностей. И вообще она девица красивая, есть на что посмотреть и за что подержаться. А вот связей в Наварре у нее никаких, что тоже немаловажно. Просить что-либо у меня она сможет только за семейство часовщика, если уговорит их переехать за море. А те у меня будут при деле, и если сделают, что я задумал, то будут и так с прибытком хорошим.

Потом мерили на меня новое белье и ржали непонятно с чего. Просто нам было хорошо вдвоем. После третьего сеанса стимуляции семейства часовщика к переезду оделись и пошли обедать. Довольные жизнью и даже несколько вальяжные.

За столом я объявил своим людям, что Элен Тиссо – моя новая личная камеристка, что было воспринято вояками даже несколько равнодушно. Покивали головами, приняли к сведению и опять ложками махать. Разве что Микал зыркнул слегка недовольно – конкурентку почуял за место подле меня.

Я к чему это – да к тому, что не удержался на рынке и купил своей камеристке в подарок узорчатые серебряные серьги с крупными овальными аметистами. Камень верности. Три «ха-ха».

А так, сам собой, нантский рынок особого впечатления не произвел, базар как базар, похож даже несколько на рынок в египетской Александрии двадцать первого века, разве что никто за руки не хватает и не орет в ухо. Нет, тут продавцы столбами не стоят, как в Москве, все активно расхваливают свой товар на все лады, но с некоторой культурностью, что ли. А вот навесы от солнца – очень даже похожие.

В посуде много изделий из дерева и глины, металла мало – все больше немецкое или английское олово. Грубое. Насколько понимаю, что-то более престижное заказывают у соответствующих мастеров напрямую. Тут же в продаже исключительно ширпотреб. Но и цены весьма и весьма демократичные.

Торгуют по рядам. Ряд – отдельный вид товара. Пословица русская: «Куда прешь со свиным рылом да в калашный ряд» – как раз не про то, что у чела морда похожа на свиное рыло, а про то, что он прется продать свиную голову там, где торгуют хлебобулочными изделиями, чем злостно нарушает средневековые правила торговли.

Походя купил себе дюжину льняных полотенец и столько же салфеток. Пару простыней и скатерть. Один стрелок тут же превратился в носильщика.

Походный погребец еще присмотрел с набором простой серебряной посуды без изысков и разумных размеров для пития (а то тут везде кубки минимум на пинту, а то и на литр с гаком). Кроме стаканчиков двух размеров в него входили две литровые фляги, мелкие тарелки, солонка и перечница с крышками, но без дырок, комплект столовых ножей и ложек, тоже серебряных. Все на четыре персоны. Вилок нет, придется заказывать отдельно. Все в аккуратном чемоданчике из толстой бычьей кожи, с креплениями, чтобы не побить и не поцарапать в дороге, и с заранее приготовленными местами для скатерти и салфеток. Нужная вещь. Сначала приценился к ней сам и, сделав вид, что мне не понравилось, ушел. А отойдя, послал стрелка купить этот погребец как бы для него самого. Вышло в два раза дешевле. Народный налог на понты еще никто не отменял, а у меня на шее – золотая цепь ордена Горностая.

Еще разорился на заранее очиненные фазаньи перья, бронзовые перочинный ножик и чернильницу с песочницей – тоже в походном варианте: все, кроме чернильницы, складывалось в узкий деревянный пенал со сдвижной крышкой. Носился такой пенал на поясе, на завязках. Тут всё на поясе носят – до карманов еще не доросли. А чернильница вешалась как орден на шею, на приличной такой цепи – кобель не сорвется.

И с самого края базара зацепил на излете большой набор аккуратно сделанных гребешков и расчесок из можжевельника с зубьями разной частоты, а то волосы длинные – за ними уход нужен. Пусть Ленка трудится. Я ей еще ножницы закажу. Нормальные. С винтиком.

Глава 2

Герцоги, банкиры, сарацины и мешок перца

Дверь дома банкира встретила нас новой малой архитектурной формой: на слуховое окошко снаружи была прибита бронзовая решетка. Быстро тут у них решения принимаются. Уважаю. А может, это порка привратника так стимулировала. Да и нос у него как бы ни разу не казенный.

В этот раз мы даже в дверь постучать не успели, как она резко открылась настежь, едва мы вступили на крыльцо, и встречал нас на пороге сам хозяин дома в почтительном поклоне.

Долго в доме Вельзера мы не задержались. Ровно настолько, сколько потребовалось мне времени на варку кофе, его дегустацию и выслушивание хвалебной лести моим кулинарным изыскам. Даже с кухни никуда не уходили.

Будущий беарнский эскудеро был заранее облачен в дорожное платье и собран, ему на улицу вывели коня – красивого вороного фриза, и в сопровождении двух своих вооруженных слуг на ронсенах он повел нас из города знакомить с капитаном галеры.

Скакать пришлось прилично, километров пять-шесть от города на запад, почти к эстуарию Луары.

Путь наш проходил мимо сгоревшего порта, напоминавшего скорее кладбище кораблей. Останки пакгаузов энергично разбирали погорельцы, стараясь найти что-либо чудом сохранившееся от пожара. Мелкий древесный уголь ссыпали в бурты, а обгоревшие, но еще целые бревна укладывали в штабеля для продажи на дрова.

– С удовольствием раскупят их горожане, ваше высочество, – просветил меня банкир. – Цена будет очень привлекательной, ибо чем скорее расчистят пожарище, тем быстрее купцы приступят к возведению нового пакгауза.

– Мэтр Иммануил, а почему пакгаузы не строят из камня? Его же вокруг города полно. Больше чем леса.

– Ах, ваше высочество, сразу видно, что сферы мелочной торговли ниже вашего горизонта, в котором вы мыслите большими стратегиями. Деревянный склад быстро возводится и очень быстро себя окупает, а каменный – это уже долговременное вложение. Для того, кто работает на обороте, это все равно что закопать деньги в землю. Да и не бывает чисто каменных зданий. Перекрытия, стрехи, внутренние перегородки, окна, ставни, ворота все равно будут деревянными. При таком большом пожаре и в каменном здании найдется чему гореть – тот же товар, пусть даже крыша будет из сланцевой черепицы. Вот увидите, что через неделю они уже начнут ставить новые пакгаузы, такие же как были, на тех же местах.

– А корабли, сгоревшие и утопшие, так и останутся памятником благовонному пожару? – посмотрел я на их обугленные останки.

– С этим повозятся дольше, но разберут на доски и поднимут. Иначе как торговать, без причала? Сами увидите, ваше высочество, что до зимы в городе простого подсобника будет не найти. С рыбачьих деревень ныряльщики подтянутся. Все расчистят, как было.

– Не увижу. Уеду отсюда на днях, вашими стараниями, мэтр Иммануил.

– Простите меня, ваше высочество, за образную фигуру речи, – потупился Вельзер.

Наверняка сейчас внутренне костерит себя банкир на все лады за допущенный косяк. Если принц себя ведет запросто, то это еще не повод для амикошонства со стороны представителя третьего сословия.

– Все нормально, мэтр, мы не сердимся, – отмахнулся я.