Только звезды нейтральны - Николай Михайловский

- А я не думал живым остаться. Вот видите, как все хорошо складывается!

- Да, хорошо, - сказал Проскуров и, мечтая, добавил: - Война кончится. Надюша вернется в медицинский институт, ведь ей два курса осталось. И будет у нас сынишка, такой белобрысый мальчуган, похожий на Найденыша.

- А что, если дочь?

- Нет, сын, обязательно сын! Надюша тоже так хочет, а раз мы оба хотим…

- Значит, так и будет.

Ветер гнал тяжелую волну. С медленным и тягучим шипением она подкрадывалась к кораблю, набрасывалась на него со свистом и грохотом и уносилась дальше. Тральщик скрипел, но не сдавался.

Максимов с облегчением подумал: «Украину освобождают. Значит, скоро можно будет что-нибудь узнать об Анне и ребенке. Только бы они уцелели!»

5

Еще в детстве была у Шувалова привычка схватить горбушку хлеба, пару кусков сахару и бежать на улицу к ребятам играть в бабки или в лапту. Жевать на ходу куда вкуснее.

Сейчас тоже было не до завтрака: ему принесли два бутерброда с маслом, несколько кусков сахару, и он жевал прямо на мостике, время от времени поглядывая в бинокль.

Прошла ночь. Еще день. Корабли уже находились далеко.

Все то же серое пустынное море катило пенистые водяные горы, на них, кряхтя, взбирались корабли, переваливаясь с одного вала на другой и зарываясь в пене…

Полчаса назад от капитана второго ранга Максимова был семафор: «Встреча с транспортами в 14.00». Между тем время вышло, а никаких транспортов нет и в помине. С ходового мостика донеслись иронические слова Трофимова, с удовольствием водившего пальцами по своим чапаевским усам:

- У них всегда так: планируют одно, получается другое. А еще нас, грешных, в плохой организации упрекают.

Шувалов косо посмотрел на Трофимова, поняв, в чей огород брошен камень, но ничего не сказал, тем более что заметил ухмылку Зайцева.

- Ничего не попишешь, - процедил Зайцев. - Они начальство. Им все можно…

Не один Шувалов - все замечали, что между командиром и помощником с первого дня установились добрые отношения. Никому и в голову не могло прийти, что эти контакты возникли не вчера, а имеют свою давнюю историю. Во всяком случае, все считали это хорошим признаком, и когда секретаря парторганизации Анисимова спрашивали в политуправлении флота: «Как твой новый командир? Как Трофимов?» - он отвечал с удовлетворением: «Ничего, сработались…»

Внимание Шувалова привлекали проблески ратьера, замелькавшие на флагманском корабле.

- Что там пишут? - спросил Зайцев, подойдя к крылу мостика и перевесившись через ограждение.

- Комдив приказывает приготовиться к повороту на девяносто градусов.

- Ну вот тебе, еще поворот! Может, теперь домой пойдем? - бросил Зайцев, искоса посмотрев на Шувалова; ему доставляло удовольствие подначивать комдива в присутствии его любимца.

Транспорты опаздывали, и оставалось одно: маневрировать в этом районе до тех пор, пока не произойдет встреча. После очередного поворота Шувалов заметил в сгущавшейся дымке неясный силуэт и доложил на ходовой мостик.

За первым транспортом из мглы показался другой, потом - два катерных тральщика, сопровождавшие их.

- Наконец-то ползут, - пронеслось среди матросов, которым тоже изрядно надоело бесполезно «утюжить» воду.

Широкие, пузатые транспорты выползали из сумеречной пелены, висевшей над морем.

Шувалов оторвался от бинокля и обратился к стоявшему рядом напарнику:

- Слышь ты, салага! Думаешь, мы болтались по вине нашего комдива?

- Не знаю.

- Смотри, как они чапают. Это же надо иметь терпение. Вот и рассчитай рандеву с ними.

На фоне темнеющей дали и пенящихся гребней все яснее выступали контуры приближающихся судов с их высокими, отвесными бортами, мачтами, надстройками и трубами, из которых валил клочковатый дым, повисавший в небе, подобно небрежным мазкам художника.

Тральщики шли навстречу транспортам, с флагмана уже передавали ратьером: «Будем конвоировать вас до места назначения. Все распоряжения получать от меня».

Наступило самое ответственное время, это чувствовал Зайцев и приказал сигнальщикам усилить наблюдение. Сам он устроился на левом крыле мостика и сосредоточенно смотрел вперед.

Корабли сближались. На переднем транспорте различались крохотные фигуры людей, скопившихся на палубе. Они приветливо махали руками. Можно понять их радость: застрять в начале войны где-то у черта на куличках, месяцами мечтать о доме и вот наконец-то при виде боевых кораблей ощутить счастье близкого возвращения на Большую землю.

На флагманском корабле замигал ратьер - передавалось приказание комдива: «Кораблям занять места согласно ордеру № 1».

Тральщику Зайцева, чтобы оказаться слева концевым, прежде требовалось произвести сложное маневрирование.

- Лево руля, курс сорок пять! Рулевой тотчас ответил:

- Начали поворот.

Через две минуты он доложил:

- На румбе сорок пять!

Зайцев впервые видел такую картину построения конвоя и неотрывно следил за тем, как флагман отделился от остальных кораблей и скоро занял место в голове колонны.

Два маленьких катерных тральщика, сопровождавшие транспорты до точки рандеву, повернули обратно и скрылись, возвращаясь в базу.

Тщеславие мучило Трофимова, подтачивало его когда-то деятельную натуру. Он отлично видел все просчеты Зайцева на первых шагах командования кораблем, потому что сам был неглупым, знающим офицером и к тому же обладал боевым опытом. Он мог бы стать правой рукой командира, но не захотел. «Никто еще не въезжал в рай на моей шее - не тот случай». Если к нему Максимов относился равнодушно, то к Зайцеву, это от Трофимова не ускользнуло, - откровенно неприязненно, значит, при случае постарается отомстить, и тогда… Он решил быть тенью и эхом Зайцева. И не больше! Выжидание входило в его планы: он выбрал то, что удобно и спокойно.

Подошел Зайцев, и Трофимов съежился, как будто командир мог отгадать его мысли. Зайцев весело сказал:

- Теперь-то уж недалеко, немного осталось.

- Безусловно, все должно быть хорошо, - с готовностью подхватил Трофимов. Сам же посмотрел на обложенное тучами небо, прислушался к свирепым ударам волн о борт корабля и подумал: «Как дойдем, это еще бабушка надвое сказала».

Впереди неожиданно полыхнуло, прозвучал отдаленный раскат, похожий на весеннюю грозу, и шапка огня взлетела над морем, озарив темную воду, транспорты, ослепив всех находящихся на палубе.

Зайцев растерянно смотрел вперед.

- Товарищ командир, взрыв на головном тральщике! - как-то неестественно громко прокричал Шувалов, но Трофимов оборвал его:

- Без вас видим, старшина!

Огоньки быстро гасли и исчезали во мраке, а это означало, что останки тральщика погружались в море.

Не успел затихнуть на мостике шум голосов, как опять сверкнуло багровое пламя. Теперь головной транспорт охватило огнем, и в зареве пожара ясно виделось, как мечутся по палубе люди. Пар с шумом вырывался из кочегарки, доносились глухие удары: взрывались котлы. Транспорт еще держался на плаву, его разворачивало и несло в сторону.

Шувалов докладывал, но его никто не слышал, слова казались совсем ненужными, потому что все находившиеся на мостике сами видели страшную картину.

С трудом овладев собой, Зайцев сделал попытку подать команду, но получилось неясно и сдавленно.

В отсветах пожарища его лицо казалось высеченным из красноватого камня, и только блеск глаз и голос, более твердый, чем всегда, выдавали возбуждение.

«На помощь погибающим!» - решил он, и корабль властно рванулся вперед. «Немецкие лодки», - в следующую минуту подумал Зайцев и отдал команду готовиться к атаке. К нему приблизился Трофимов и вразумляюще сказал:

- Гидроакустик никаких лодок не обнаружил. Минное поле, товарищ командир. Мы на минном поле! Надо уходить и уводить транспорт. А то все пойдем ко дну,

Зайцев подумал: «Да, положение опасное».

Теперь он не сомневался: минное поле! Опасность грозит тральщику и транспорту с зимовщиками. Он перевел ручку телеграфа на «малый ход» и уже готов был принять нокое решение, но что-то его сдерживало.

Он вопросительно смотрел на Трофимова:

- А как же с людьми? Кто их будет спасать? Трофимов покрутил усы.

- Ну, мы придем туда только сыграть похоронную. А уцелевший транспорт? А боевое задание? Война - не время для сантиментов. Учтите, мины ничего не соображают, им все равно кого взрывать: нас, транспорт или Максимова.

Зайцев побоялся взять ответственность на себя. Как раз в тот момент, когда потребовалось действовать решительно, отбросив прочь всякие сомнения, он заколебался. Сощурившись, глядел вперед и думал о людях, которых постигло бедствие. По рассказам он знал, что человек, оказавшийся в этом студеном море, долго не продержится, окоченеет.