«Крестоносцы» войны - Стефан Гейм

Глоден повел посетителей в комнату, по-видимому, служившую гостиной. Он усадил их вокруг шаткого овального стола, а сморщенная хозяйка принесла вино и стаканы. Потом высокая угловатая женщина с усиками, одетая в брюки и обтрепанный свитер, вошла в комнату, поддерживая очень бледного мальчика, ковылявшего на самодельных костылях.

— Это мадемуазель Годфруа, наша учительница, — представил Глоден. — Она теперь живет у нас. — Потом он показал на мальчика и с гордостью добавил: — Мой сын Пьер — его ранило, когда немцы уходили.

— Как это случилось? — спросила Карен.

Учительница усадила мальчика в кресло.

— Мы все стояли на крыше, — сказал он, улыбнувшись Карен, — моя сестренка, папа с мамой, соседи. Мы слышали, как стреляли возле церкви. Потом стрельба прекратилась. На улицах собрались немцы. Они ужасно спешили. Побросали почти все, что у них было. Когда они нас увидели, их офицер что-то сказал. Немцы стали стрелять в нас. А потом повернулись и побежали. То есть папа и мама говорят, что они побежали. Я-то их не видел, я видел только темно-зеленый туман перед глазами. Правда, правда — темно-зеленый. Уж не знаю, почему.

Мадемуазель Годфруа ласково потрепала мальчика по руке и сказала:

— Я могу понять, почему немцы стреляли в нас, но это неразумно.

Точно в подтверждение ее слов часовщик добавил:

— Дом мадемуазель Годфруа сгорел во время налета американских бомбардировщиков. Все ее вещи погибли.

Иетс неуверенно покосился на учительницу.

— Конечно, это неразумно, — сказал он. — А что в войне разумно?

Лицо учительницы было сурово и замкнуто. Иетс почувствовал, что его слова, сказанные с наилучшими намерениями, не понравились француженке. Он попытался представить себе, каково бы ему было, если бы маленький домик в Колтере, который они с Рут купили в рассрочку — и еще не оплатили полностью, — разбомбили, и все бы сгорело — его книги, письменный стол, все…

— Ваш дом разрушили мы, это тоже было неразумно, — начал он примирительным тоном.

Учительница в упор смотрела на него. Карен тоже выжидательно повернулась в его сторону.

— Вы хотите сказать, — заговорила мадемуазель Годфруа, — что я приветствую вас и все мы приветствуем вас потому, что теперь вы здесь и у вас пушки?

— Нет, — смущенно ответил Иетс. Он вовсе не хотел заходить так далеко.

— Верно, что французы любят свой домашний очаг и свое добро, — продолжала учительница слегка торжественным тоном, — любят, быть может, сильнее, чем другие народы. Но знайте, что стоило лишиться крова, вещей, одежды, всего, что хранило память о минувших днях целой жизни, ради того, чтобы увидеть, как боши бегут.

— Браво! — сказала Карен.

Иетс молча прихлебывал вино. Он ведь только хотел рассуждать трезво, трезво докопаться до сути дела; а француженка, видимо, именно за это укоряла его.

— Поймите меня! — сказала она. — Немцы были так сильны, и они так долго распоряжались здесь, что мы счет годам потеряли. Мы уже почти примирились с мыслью, что это на веки вечные, что этих людей нельзя обратить в бегство. А потом они все-таки побежали.

— Это вы, американцы, заставили их уйти, — из вежливости сказал хозяин.

Рука учительницы описала в воздухе небольшой круг.

— Это восстановило те жизненные правила, которым нас учили когда-то и которым я сама учу детей.

Иетс понимал, чем было бегство немцев для жителей Изиньи. Будь он одним из них, он, может быть, испытывал бы то же, что и они. Но в том-то и дело, что он не житель Изиньи. Он, словно врач, который, притронувшись к пылающему лбу больного, чувствует чужой жар, но сам не страдает от него.

Он молча протянул маленькой дочке часовщика кусок шоколада. Ответа для мадемуазель Годфруа он так и не придумал.

В Шато Валер они приехали на закате. Машина остановилась у главных ворот: два каменных столба, сложенных несколько веков назад на опушке леса, где дорога выбегала из чащи. За лужайкой и рвом на оранжево-багровом небе чернели башни, трубы и островерхие крыши замка.

Когда замолкла трескотня мотора, явственно послышался грохот орудий. Становилось свежо. Карен зябко передернула плечами.

— Выйдемте здесь, Карен, — сказал Иетс. — Шофер отведет машину в парк. — Он помог ей выйти и добавил: — Я прежде всего провожу вас к Крерару, у него всегда есть виски.

— А вы сразу выпиваете свой паек? — улыбнулась она.

— У Крерара есть виски потому, что он штатский, которого нам навязало Бюро военной информации, и потому, что ему присвоили чин подполковника, и потому, что его обязанность — принимать «весьма важных особ». — Иетс повел Карен к палатке на холме, справа от дороги. Перед палаткой стоял Абрамеску, расставив короткие ноги, опершись на винтовку. Вокруг него прыгал котенок, ловя что-то лапками в воздухе. Потом ему это надоело и он стал тереться о ноги Абрамеску, выгнув спину и задрав хвост.

— Котенка зовут Плотц, — сказал Иетс. — Крерар привез его из Англии.

Абрамеску спустился с пригорка, осторожно переставляя большие ступни. Дойдя до Иетса, он удивленно уставился на Карен, потом весь покраснел и сказал, запинаясь:

— Майор дожидается вас, сэр…

— Вижу, — сказал Иетс. Он успел заметить плотную фигуру Уиллоуби, вышедшего из палатки в сопровождении высокого, узкоплечего Крерара.

Уиллоуби побежал вниз и уже издали закричал, протягивая короткие руки:

— Дама! Какая неожиданная радость!

Его пухлая физиономия расплылась в блаженной улыбке; маленькие колючие глазки сверкали из-под припухших век.

— Майор Уиллоуби, — сказал Иетс. — Наш начальник. Мисс Карен Уоллес. Она будет писать корреспонденцию об операции, назначенной на четвертое июля.

— О какой операции? — спросил Уиллоуби, недоумевающе глядя на лейтенанта. Но он тут же спохватился. — Об этом после, — сказал он и снова обратился к Карен. Сияя улыбкой, он подхватил ее под руку. Она почувствовала его толстые пальцы на своем запястье.

Заявку делает, подумал Иетс. Но он заметил, что у Карен чуть искривились губы. Эта сумеет за себя постоять. Может быть, и он ошибался: сделал слишком скорый вывод, когда она так легко приняла его предложение и бросила Каррузерса вместе с его картами, блиндажом и генералом. Он прошел вперед и, дойдя до палатки, сказал:

— Разрешите познакомить вас с мистером Крераром, мисс Уоллес. Он расскажет вам все, что вам захочется узнать.

Крерар протянул руку. Котенок уже взобрался к нему на плечо и мурлыча терся об его ухо.

— Непременно познакомьтесь с мистерам Крераром. Он все знает, — сказал Уиллоуби.

Длинный, мясистый нос Крерара почти доходил до его тонких губ. В глубоких морщинках вокруг глаз таилась насмешка.

— Уиллоуби всегда преувеличивает, — сказал он. — Скоро сами увидите. Не доверяйте ему, дорогая. Он слишком занят самим собой.

Уиллоуби засмеялся:

— Зависть! Мужчины всегда так ведут себя, когда женщин мало. — Он хлопнул Крерара по спине. Котенок, испугавшись, спрыгнул наземь, мяукнул, потянулся и побрел к палатке.

— Пошел молочко лакать, — объяснил Крерар.

— Мы устроим пир в честь мисс Уоллес, — сказал Уиллоуби. — Или, вернее, пирушку — только для своих. Иетс! Скажите девушкам на кухне, чтобы зажарили гуся к вечеру. Мисс Уоллес, вы знаете анекдот про человека, который без предупреждения пришел в гости к своей родне?

Хлопает людей по спине, рассказывает анекдоты, отметила про себя Карен.

Иетс не испытывал ни малейшего желания идти на кухню. Он передоверил это Бингу; и Бинг, видя, что господа офицеры состязаются в галантности, увиваясь вокруг Карен, решительно повернулся и пошел на кухню к Манон и Полине, краснощеким дочкам арендатора.

— Так вы знаете анекдот? — приставал Уиллоуби.

— Нет, — сказала Карен.

— Он слишком длинный, — сказал Уиллоуби, — я расскажу только самую соль.

— Не надо, — сказал Крерар. — Анекдот неприличный.

— Зависть! — повторил Уиллоуби. — Крерар умеет веселиться, только когда пьян. А я человек простой. Люблю и поработать и пожить в свое удовольствие. Мы с вами поладим, мисс Уоллес, вот увидите, отлично поладим.

— Я вообще умею ладить, — сказала Карен, высвобождая свою руку. Она взглянула на Иетса, но тот сосредоточенно изучал краски заката.

Подъехала машина. Кто-то из сидящих в ней крикнул: — А вот и мы! — и еще что-то, чего нельзя было разобрать.

— Я думал, что этот кабак уже прикрыли, — сказал Крерар.

— Прикрыли, — подтвердил Уиллоуби. — Надо поговорить с Люмисом. Он должен принять меры против пьянства среди солдат. Этот чертов кальвадос… — он засмеялся.

Крерар вгляделся в офицера, который, еле держась на ногах, вылезал из машины.

— Люмис! — сказал он. — Какое совпадение! Впереди Люмиса, переваливаясь, шел толстяк в штатском, вид у него был испуганный и приниженный. Люмис злобно ругался и грубо толкал штатского в спину.