Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы беспрепятственно пересекли улицу, прошли через арку и через двор, почти неузнаваемый ночью. Дверь подъезда Йен открыл моей карточкой, поднялся по лестнице, игнорируя лифт, и примерно посередине, между десятым и одиннадцатым этажами, высадил котов.
– Ну же, мальчики, – ласково упрекнул он их. Серый кот вытирался о его сапоги; второй, с рваным ухом, просто пялился глазами-плошками, душераздирающе и печально. – Я не могу вас взять. Это не мой дом.
Да он просто сама скромность – не претендует на мою квартиру, только на голову.
Последнюю мысль Йен то ли не услышал, то ли проигнорировал. Кошаки так и остались – обживать лестницу, а он буквально взлетел наверх, едва касаясь ступеней, картой отомкнул замок и замер, втягивая ноздрями воздух. Меня волной окатили чужие чувства, более ярко, чем раньше – неуверенность, сожаление, печаль, страх.
– Часа полтора у нас ещё есть. Ты ведь не против, если мы сделаем рокировку чуть попозже, сердце моё? – спросил он неожиданно тихо.
Не было нужды объяснять почему.
Он изголодался по жизни. Не столько по плотским удовольствиям, которые вспоминал по поводу и без, сколько по самому ощущению бытия. Любые прикосновения, запахи, перепады температур – всё вызвало острый отклик. Салли хватило нескольких секунд, чтобы надышаться, она выполнила задачу и хладнокровно отступила, когда понадобилось.
Йен медлил.
«Только если немного, – разрешила я. – И никакой выпивки. Есть подозрение, что раз тело моё, похмелье тоже будет моим».
– Проницательно, – усмехнулся он. – Но, пожалуй, и для меня тоже вино будет излишним. Я и так пьян.
«Эй, где ты у меня видел вино?»
– И тем более коньяк. Кстати, я говорил, что у этого юноши, Дино, исключительно дурной вкус? Совершенно не умеет выбирать подарки, бедный котёночек.
Отшучиваясь, Йен успел пристроить мою сумку с ноутбуком на вешалке, стянуть и бросить посреди коридора сапоги, пальто, цилиндр и перчатки. Его путь на кухню был отмечен на полу рубашкой, жилетом и брюками – и тут я пожалела, что не могу ни зажмуриться, ни отвернуться, потому что нижнее бельё чокнутый чародей, видимо, принципиально не признавал.
«Ты…»
– Ханжа, – вздохнул он, накидывая на плечи шёлковый халат. У меня такого не водилось точно, даже в те времена, когда я надеялась, что с Дино у нас что-то получится. – Я думал, что успел поработать с твоим чувством прекрасного.
Да уж, вот бы ещё кто-то поработал с твоим чувством меры… Голубой фон, красные птицы – неужели такое правда кому-то нравится?
«Откуда берутся все эти безумные тряпки, кстати?»
– О, Великий Хранитель, я не желаю слышать упрёки от женщины, которая не подозревает о существовании каких-либо цветов, кроме чёрного, – закатил он глаза. Но всё-таки ответил на вопрос: – Это чары. Вещество можно взять из каверны или собрать понемногу вокруг себя, а затем остаётся лишь его трансформировать.
«С телом то же самое?»
– Почти, – уклончиво ответил он. – Первое, чему учатся чародеи – управлять своим собственным телом. Сейчас я некоторым образом в гостях, и контроль, увы, не совершенен. Поэтому не переживай, моя отрада: как только произойдёт рокировка, твой облик станет прежним. Хотя несколько розовых прядей тебе бы только добавили пикантности, если ты хочешь знать моё мнение.
«Спасибо, обойдусь. С чувством прекрасного, как мы уже выяснили, у меня не очень».
На моей кухне Йен хозяйничал, как на своей собственной. Когда он выудил из недр шкафа медный ковшик, я даже удивилась, потому что уверена была, что оставила его в старых апартаментах. Тактильные ощущения доносились до меня хуже, чем ольфакторные; аромат какао из открытой банки на несколько секунд перебил остальные впечатления. А уж когда он выдвинул ящик со специями…
«Почему… запахи…»
Я не смогла точно сформулировать, что меня смутило, однако Йен понял.
– Благовония не зря приносили в жертву богам. Не всякие ароматы достигают тонких планов, но курения, изысканная пища, цветы и фрукты, кровь, кости и пряности – почти всегда, – ответил он, помешивая горячий шоколад. Судя по количеству сахара и сливок, это была диабетическая бомба. – Что ж, раз твоя чувствительность обострилась, значит, времени у меня не столь много.
Кроме обострившегося чутья, было ещё кое-что, вызывающее беспокойство. Моя квартира выглядела слишком пустой: снаружи, на улице, повсюду шныряли тени и маленькие холодные комки света. Некоторые, особенно наглые, увивались вокруг людей, другие наоборот забивались в щели, а тут царила почти стерильная чистота. Но серебристая паутина, точнее, Салли, наоборот разгорелась ярче, словно перестала прятаться в родных стенах. Сейчас на обнажённом плече Йена она напоминала экзотическую татуировку…
Обнажённом?
– Пожалей меня, солнце, я мечтал об этом почти пятьдесят лет, – вздохнул он, погружаясь в наполненную тёплой водой ванну. – Посмотри, сколько пены – всё ради того, чтобы не смущать твою целомудренность. Может, позволишь мне одно маленькое безвредное удовольствие перед рокировкой?
Я задумалась. В таком контексте просьба действительно звучала невинно. Хотя, зная Йена…
– Вот и чудесно, – пробормотал он, откидываясь на бортик, и подманил к себе пальцем чашку с горячим шоколадом. – Как ты заметила, наверное, я немного сибарит. И пятьдесят лет без плотских радостей – это излишне жестокое испытание.
Волосы от влаги стали виться сильнее и потемнели; лицо наконец расслабилось, черты смягчились, особенно когда он прикрыл глаза. Ресницы у него оказались тоже розовыми и длинными, точно у куклы; ошмётки пены медленно таяли на груди; ноги он вытянул и запрокинул на противоположный край, потому что ванна была рассчитана на мой рост, а не его… И не то чтобы я в своей жизни видела много голых мужских ног, всё-таки климат нас не балует, но сейчас передо мной были определённо самые красивые.
«Чародеи меняют тело по своему усмотрению, говоришь… Ты точно себе не польстил?»
Йен растерянно моргнул – кажется, он действительно едва не задремал, а не просто расслабился – и зачем-то разогнал пену на воде.
– Всё как было, вроде бы, – откликнулся он заторможенно, косясь в водяное окошко. – И, кстати… ты ведь не будешь против… я ведь только немного…
Я не поняла, о чём он говорит. И не понимала до тех пор, пока он не погрузил руку под воду, провёл по животу и ниже – а потом осознание захлестнуло меня, как ледяная волна в заливе.
«Йен, нет!»
Не послушается, догадалась я. Потому что хочет; потому что удержаться невозможно, и неизвестно, когда ещё будет шанс…
Я испугалась. Запаниковала.
Приступ страха был резким и ярким, как электрический разряд; он пронзил и встряхнул нас обоих. Глаза Йена, такие светлые и жуткие, вдруг оказались совсем близко, а потом наступила полнейшая дезориентация. Ни ощущений, ни звуков, ни-че-го.
И вдруг я очнулась в ванне.
Кружка с шоколадом грохнулась на кафель и разлетелась вдребезги. Вода была даже слишком горячей, но меня знобило – от ужаса, от усталости, от переизбытка впечатлений… С дурацким тонким всхлипом я подтянула колени к подбородку и уткнулась в них лицом. Пена лопалась и щекотала кожу.
Дрожь меня колотила такая, что вода выплёскивалась на пол.
Кажется, это и называется – терять контроль над собственной жизнью.
Они замолчали. Одновременно. Как сговорились, что ли…
Пока я давилась в ванне слезами, и после, когда сгребала осколки, вытирала пол, подбирала разбросанные по квартире шмотки – ни одного замечания. Даже похабный красно-голубой халат – сел на меня как влитой, кстати – не удостоился ни одного комментария, хотя это была, надо признать, откровенная провокация с моей стороны.
От халата пахло Йеном. Совершенно реальный запах чистого разгорячённого тела, а ещё незнакомых сладких цветов, ни на что не похожих; сандал, миндаль, горечь в глубине…
Олеандр?..
Безумие какое-то.
Впрочем, может, я и правда свихнулась, начала путать вымысел с реальностью. Каверны, садовники и куклы… На реальность это походило меньше всего. Но цилиндр из белого фетра был таким реальным, даже ткань немного отсырела после скитаний по туманам и пропиталась автомобильной гарью. Остальные вещи лежали теперь в глубине самого нижнего ящика комода, надёжно спрятанные под ворохом зимних шапок и шарфов, а вот этот дурацкий анахронизм, прямиком из джентльменской эпохи, мозолил глаза на кухонном столе, рядом с ноутбуком, к счастью, целым после всех приключений.