Во славу Отечества! - Евгений Белогорский

— Дядя Вася! Дядя Вася, не надо! Не надо, дядя Вася, меня мамка дома ждет! Пожалуйста, дядя Вася!-

Мальчик разразился громким заливистым плачем, и одна из его штанин стремительно потемнела.

— Маманя! Ой, мамочка моя! — немедленно присоединилась к ребенку рыжеволосая поселянка, с каждым вздохом добавляя всё больше и больше оборотов в своем звонком причитании.

— Василий Капитонович! Помилосердствуй! — взмолился пожилой мужчина.

— Ну, что скажете?-

Железнодорожник судорожно проглотил комок в горле, а затем отрывисто произнес:

— Хорошо, я дам Вам паровоз. Только не убивайте их.-

Плечи забастовщика обмякли и безвольно повисли. Вместе с вырванным капитаном обещанием, из него разом исчезла его властность, осанка и уверенность в себе и своих поступках. Теперь перед офицером стоял смертельно усталый, полностью сломленный человек.

— Время пошло, марш! — крикнул Покровский, желая поскорее закончить этот ужасный спектакль, и несчастный Василий Капитонович решительно рванул куда-то в сторону от перрона. Последующие полчаса оказались самыми трудными в жизни капитана. И хотя он продолжал неторопливо прогуливаться по перрону, покуривая одну за другой папиросы и выслушивая рапорта солдат эшелона, гнетущая неуверенность невидимой рукой сжимала его душу.

Стрелка часов стремительно подползала к трагической отметке, а паровоза всё ещё не было. Капитана всё больше и больше терзали сомнения, что начальник станции передумал или сомневается в способности офицера привести угрозу в исполнение, и поэтому может быть, наблюдает за всем происходившим из-за угла.

Вот стрелки сошлись, но ничего не произошло. Закрыв глаза, Алексей мысленно прибавил ещё лишнюю минуту и, когда прошла и она, добавил новую. И бог проявил милость, в этот момент, как бы спеша известить о своем скором прибытии, где-то вдалеке гулко свистнул гудок паровоза. Медленно передвигаясь по путям, он возвращался к эшелону.

Покровский терпеливо дождался, пока локомотив был прицеплен к составу, и только тогда освободил людей. Не желая появления новых сюрпризов, капитан приказал четверым солдатам взять паровоз под надежную охрану и ни на минуту не оставлять бригаду машинистов без присмотра. После этого, на негнущихся ногах, офицер направился к телеграфисту, через которого передал сообщение генералу Корнилову о возобновлении движения эшелона по прежнему маршруту.

Ещё через полчаса поезд наконец-то смог покинуть станцию, и когда состав уже двигался по основному пути, Покровский позволил себе разом выпить целый стакан водки.

Весть о страшном капитане-душегубце летела впереди поезда, обгоняя его телеграфными сообщениями. Благодаря этому, эшелон спокойно миновал следующие станции, останавливаясь исключительно для заправки паровоза водой и углём. Только под Царским Селом поезд вынужден был остановиться в открытом поле. Повинуясь приказам из Петрограда, местные железнодорожники полностью разобрали полотно дороги, стремясь не допустить продвижение корниловцев к столице.

Однако это не остановило Покровского. Осознав, что дальнейшее движение по железной дороге невозможно, он приказал покинуть эшелон и пешим порядком направился на Петербург. Вместе с двумя батальонами и артиллерийской батареей, капитан смог достичь городка, где ожидала его большая удача.

Во-первых, он встретил два конных полка под командованием князя Гагарина, которые, добравшись до Царского Села на своих скакунах, никак не решались начать наступление на город, терпеливо дожидаясь прибытия генерала Крымова.

А во-вторых, солдаты капитана обнаружили в казармах гарнизона целый автомобильный батальон, ранее предназначавшийся для охраны резиденции государя императора. Это полностью решило вопрос о быстром продвижении отряда Покровского в сторону столицы. Посадив свое воинство на грузовики и прицепив пушки, капитан ускоренным маршем направился к столице, для которой появление корниловских частей стало настоящим шоком.

Несмотря на то, что общая численность всех полков столичного гарнизона составляла около двухсот тысяч человек, никто из них не желал проливать свою кровь за Временное правительство. Едва получив известие о скором выходе отряда Покровского к окраинам Петрограда, Керенский поспешил освободить из Петропавловской крепости, ранее арестованного им председателя Центробалта Дыбенко, и предложил ему возглавить оборону города, передав под его командование самые надежные части гарнизона.

Лихой революционер, с легкостью истребивший прошедшей зимой беззащитных офицеров эскадры линкоров и броненосцев в Гельсингфорсе, после недолгого раздумья согласился, вытребовав для себя от премьер-министра массу привилегий и постов.

Вместе с частями Волынского и Павловского полков Дыбенко двинулся навстречу «изменникам делу революции», рассчитывая рассеять врага значительной численности своих сил. В то же время сотни агитаторов Временного правительства митинговали перед измайловцами, семеновцами и прочими полками столицы, неистово доказывая солдатам необходимость покинуть свои казармы, и выступить единым фронтом на защиту идеалов революции.

Их слушали неохотно, поскольку одно дело наводить порядок в городе против полицейских и офицеров, и совершенно другое дело воевать с фронтовиками, которые, согласно сообщению «сарафанного телеграфа», вырезали и расстреляли всё мужское население маленькой станции за оказанное им неповиновение.

Возможно, что страх перед расплатой и сплотил бы воедино эти запасные части гарнизона в некое единое целое, но капитан Покровский не дал времени господам революционерам. Используя свое автомобильное преимущество, он раньше своего противника вышел к окраинам города, скрыто развернул свои силы на удобных для боя позициях и выслал вперёд конную разведку. Кроме этого, вместе с кавалеристами был отправлен переодетый в гражданское платье поручик Кожин, в секретную задачу которого входила связь по телефону с полковником Кутеповым, который должен был поднять кадетские училища и юнкерские школы.

Разведка своевременно доложила Покровскому о выдвижении против него частей Дыбенко, двигавшихся одной огромной толпой, которую с большим трудом можно было назвать походной колонной. Вместе с пехотой, Дыбенко получил два броневика, которые должны были придать большей уверенность «защитникам революции» в их борьбе с мятежниками.

Когда бывший председатель Центробалта разглядел в бинокль численность отряда Покровского, тщательно скрываемый страх моментально пропал из его храброго сердца, уступив свое место лихости и азарту.

— А ну, братишки, покажем золотопогонным недобиткам нашу революционную силу и стойкость, — браво закричал он, предвкушая легкую победу над малочисленным врагом,

— Накажем корниловских мятежников беспощадным революционным судом, не дадим им повернуть колесо истории вспять.-

Дыбенко громко сыпал всевозможными лозунгами, быстро и уверенно разогревая вооруженную толпу для главного и решительного броска, как он это делал на корабельных собраниях, перед тем как идти резать офицеров того, или иного корабля.

Извергая из себя звучные фразы, Дыбенко уже явственно видел себя спасителем столицы и всей страны от генеральского мятежа. Уж теперь он просто так не подчинится Керенскому, который так легко оттер его от власти этим летом. Разогретый своими же громкими словами бывший председатель Центробалта стремительно поменял свои планы на жизнь, которые он немедленно начнет претворять в жизнь, как только покончит с жалкой кучкой заговорщиков.

Не желая ни с кем делиться славой спасителя Отечества, бравый матрос не стал дожидаться подхода дополнительных сил и решил немедленно атаковать один из батальонов Покровского, успевшего окопаться вдоль дороги.

— Братцы, лично обещаю вам открыть царские винные погреба в Зимнем, как только перебьем эту сволочь! Чем мы не люди! — этот аргумент был особо радостно встречен солдатами, которые давно точили зубы на эти знаменитые хранилища.

Дыбенко отдал команду, и под прикрытием двух броневиков, революционеры двинулись в атаку. Они шли густой людской массой, беспорядочно стреляя в сторону залегших фронтовиков, стремясь поскорее сойтись с ними в рукопашном бою.

Покровский внимательно наблюдал за приближающимися врагами, именно врагами, поскольку в этих людях, одетых в солдатские шинели, он видел изменников и предателей, которые ради своих сиюминутных целей могут погубить его многострадальную страну.

Все четыре орудия отряда были развернуты, хорошо замаскированы и готовились преподнести противнику свой огневой сюрприз. Капитан не отрывал взгляда от окуляров бинокля, тщательно высчитывая расстояние, с которого его артиллерия могла нанести врагу максимальный урон. Вот чьи-то ноги пересекли тот невидимый рубеж, что определил для себя Покровский, и в тоже мгновение он отдал команду.