Флешка - Сергей Тепляков

– А чего это ты про дачи? – чувствуя подвох, насторожился Семен Каменев.

– А того! – веско сказал Фомин. – У Путина сейчас по всей России не меньше десятка дворцов. Ради Ельцина горы в Горном Алтае не взрывали и дороги по миллиону рублей за квадратный метр не прокладывали. Он в этот дворец приедет-то раз в два-три года на пять дней. Пожил бы и в избушке – так нет! Цари так не относились к России, как он относится.

– Мужики, давайте заключим пивное перемирие… – взмолился Яков Алферов.

– Мы чего сегодня собрались? В футбол поиграть и пивка выпить. Отдохнуть, развеяться.

Фомин сумрачно глянул на него, но ничего не сказал.

Они – кто хотел – выпили по глотку. Беседа не клеилась. Если кто открывал рот, то лишь чтобы попросить соли там или салфеток. Первым то, что политики не миновать, признал Каменев.

– А ты чего, Филя, на митинг-то ходил? – спросил он.

– Ну как… – осторожно начал Филипп. – Интересно. Такие вещи творятся. Надо своими глазами видеть.

– Какие – такие? – вскинулся Семен.

– В 1991-м году тоже вон творилось. И что? Такую страну в унитаз спустили!

– Семен, вот есть у тебя голова, так ты ею думай! – сказал Фомин. Он был здесь старше всех, поневоле его слушали внимательно. – Советский Союз помер бы в любом случае. Потому что экономическая модель была нежизнеспособная.

– Скажете тоже, Игорь Сергеич! – проговорил Андрей Каменев. – Чего бы нежизнеспособная?! Семьдесят лет стояла страна.

– А я знаю, что говорю… – ответил Фомин. – И ты бы меньше верил тому, что тебе из телевизора говорят. Какие семьдесят лет? Сначала была революция. Потом – гражданская война. Потом – восстанавливали страну после гражданской. Потом – готовились к новой войне. Потом опять воевали, и опять восстанавливали. И социализм строить взялись только в конце 50-х годов. А в середине 80-х уже жрать нечего было, карточки ввели. Нормальной жизни и тридцати лет не было. Что же это за великая страна? В СССР за товар не давали настоящую цену, и за труд не давали настоящую цену. А без этого экономики не бывает.

– А вот что вы скажете про план Даллеса? – ехидно, словно вытащил джокера, поинтересовался Матвей Алферов.

– Был ведь план? Затевала Америка против нас?

– Вот и ты не смотри телевизор… – усмехнулся Фомин. – Или, если смотришь, думай: почему в меню именно эта лапша? Зайди с другой стороны. Вот у них была план Даллеса – а у нас, думаешь, этих планов не было? Мы во всех сколько-нибудь значимых странах кормили компартии, стоило кому-нибудь в Африке заявить, что они выбирают социалистический путь развития, как мы туда эшелонами и пароходами гнали продовольствие. Египту плотину построили за чеснок. Куба с нами рассчитывалась сомбреро – полный город был сомбреро, я сам пацаном в нем ходил. У нас были свои планы Даллеса, и не один. Но их сработал, а наши – нет. Почему? А все потому же: экономики у нас не было. Да и дух подвышибли.

– Не, не говори, Игорь Сергеич… – начал Андрей Каменев. – В советские времена мы в хоккее и футболе были впереди планеты всей.

– Ну да, на старом запале… – кивнул Фомин. – А сейчас – пшик. А почему? Мясо-то на человеке наверняка одинаковое. Почему в того же Гуса Хиддинка с корейцами получилось, а с нашими – нет? А потому что в поджилках слабы. Вот возьми англичан: у них характер и в большом, и в малом – они с Гитлером с 39-го года воевали, да еще нам посылали продуктовые посылки и оружием, и в футболе будут биться до последней секунды. В чем секрет?

Фомин обвел всех взглядом и торжественно выговорил:

– Душа обязана трудиться! Душа обязана трудиться! То есть, не только материя важна, но и дух! А у нас – и при Советской власти, и потом – решили, что без души можно и обойтись. Ан нет – опыт показывает, что дух первичен. Именно наш опыт, российский, показывает, что дух первичен. Дух, гордость, характер из русских вышибли, а без этого и страна не страна, и народ не народ, снизу доверху, от бомжей до миллиардеров. Ведь и миллиадерам их миллиарды характера не прибавляют.

– Одному прибавили – он сейчас рукавички шьет! – сказал Семен Каменев, усмехаясь.

– Вот-вот… – кивнул Фомин. – Как в детском саду – одного воспитательница поставила в угол, и все дети послушно стали есть манную кашу. Ну да, одних можно запугать, других купить, но страх проходит, а деньги – в конце концов, найдется тот, кто даст больше. Начальники наши отлично это понимают, пытаются запустить душу в человеке, нажимают на разные кнопочки – вот тот же патриотизм – но сами же этого и боятся: а ну как запустится на полную мощность? Это ж на каких пинках люди будут их гнать?

– А ты против патриотизма? – спросил Андрей Каменев.

– Такого, какой мне в руки суют – против! – кивнул Фомин. – Если родина моя, так дайте мне в ней прибраться. Я же в своей квартире расставляю мебель как хочу. И обои клею, какие мне нравятся. А тут – вроде и моя Россия, но только трогать ничего нельзя, вот как эти ребята из Кремля все расставили, так пусть и стоит.

– Мало ли как тебе нравится! – сказал недовольно Семен Каменев. – А, может, мне по-другому нравится. И что тогда?

– А тогда… – с удовольствием сказал явно ожидавший этого возражения Фомин, – договариваться будем! Демократия!

– Наелись мы этой демократии досыта в Грозном в 1995 году! – веско сказал Иван Громов.

– А чего хотели-то? – с любопытством спросил его не сдававшийся Фомин. – Семьдесят лет балду гонять, а потом чтоб на все готовенькое? Чтоб сразу – как в Швеции, почти коммунизм?

Громов оторопело уставился на него.

– Вот рос себе ребеночек… – заговорил Фомин. – Вырос, допустим, лет до тринадцати, а потом перестал. Впал, например, в летаргию. А его сверстники растут, заканчивают школу, поступают в институты, влюбляются, находят хорошую работу. А лет, допустим, через тридцать этот ребеночек проснулся. Смотрит на сверстников и завидует, ему хочется жить так же, как сверстники: с хорошей машиной, квартирой или домом, красивой женой или подружкой, с деньгами и приличной работой. Но для этого ему надо закончить школу, институт, научиться строить отношения с противоположным полом, сдать экзамены на права, освоить банковскую карту, и еще много чего – тысячи дел. Нормально – это признать: да, отстали мы, будем нагонять. И тогда, с некоторым отставанием, но этот ребеночек освоился бы, нашел свое место в мире. Но нам-то хочется все и сразу, безо всей этой фигни – школы, институты! Мы, как сказал Ленин, пойдем другим путем! В результате – ребеночка колбасит, он не слушает ни папу, ни маму, плюет на соседей, все наперекосяк. А главное, весь этот путь который мы проспали, все равно придется пройти. Не нам, так нашим детям. А ведь остальные за эти двадцать лет, пока мы куролесим, прошли еще часть пути. Так что еще вопрос, догоним ли мы их вообще, даже если вот прямо сейчас возьмемся за ум…