Пропавшее сокровище. Мир иной - Григорий Гребнев

Оказывается, тайна ценнейшей коллекции была известна Андрею Бельскому много лет, но он не сумел воспользоваться ею.

Целых два года раздумывал Джейк Бельский, как заполучить собрание древних рукописей, стоивших немалых денег, и наконец пришел к мысли, что пробраться в Россию, отыскать там книжный клад и вывезти его за границу без посторонней помощи никак не удастся… Но кому можно доверить свою тайну в стране, где господствует закон джунглей, где сам Джейк чувствует себя лишь слабой тростинкой в джунглях? Даже с матерью не мог посоветоваться Джейк, так как отец запретил говорить с нею о русском тайнике:

«Она будет скулить, что ты погибнешь в России, и все испортит».

Тогда Джейк рискнул прощупать почву у кое-кого из русских эмигрантов. Он сказал, что хочет пробраться в Россию — там отец закопал в помещичьем саду фамильные драгоценности.

Один из друзей Керенского, барон Виттельсбах, свел Джейка с Сэмюэлем Греггом. Это был крупный акционер и фактический хозяин Международного антикварного треста.

Располагая широко разветвленной; агентурой, этот трест выискивал и скупал во всех странах произведения живописи, скульптуры, ценные рукописи и книги, личные вещи, принадлежавшие знаменитым людям (историческим лицам, спортсменам и артистам, дипломатам и «великим» преступникам). Покупая и перекупая подлинные ценности и ценности сомнительные, трест широко практиковал также и фабрикацию подделок самого различного рода. Не гнушался он и откровенными авантюрами. Одним из типичных подвигов треста была мошенническая проделка с Коптским евангелием.

Агенты треста пронюхали, что в Ленинграде, в одном книгохранилище, имеется древнее рукописное евангелие, написанное в XI веке на языке египетских христиан (коптов). Первоначально владельцем этой рукописи-книги был знаменитый Афонский монастырь,[2] а затем, в первой половине XIX века, монастырь подарил Коптское евангелие русскому царю Николаю I. После революции ценная древняя книга стала достоянием советского народа. В 30-х годах, установив контакт с игуменом Афонского монастыря, антикварный трест предложил своему агенту Кортецу любой ценой приобрести в Ленинграде Коптское евангелие. По оценке опытных антикваров, эта книга стоила 150 тысяч долларов. Кортец предложил книгохранилищу 300 тысяч долларов. Советские организации решили продать книгу, но, едва она попала в руки треста, афонский игумен, с согласия Сэмюэля Грегга, обратился в суд с просьбой вернуть монастырю «древнюю святыню», якобы похищенную коммунистами. Антикварный трест против иска монахов не возражал, но учинил советскому торгпредству иск на сумму в 300 тысяч долларов…

Авантюра эта провалилась, ибо советские юристы предъявили дарственную запись, сделанную в свое время монастырем на имя царя Николая I. Коптская рукопись, таким образом, оказалась не собственностью Афонского монастыря, а достоянием советского народа… Авантюристы остались в дураках, а козлом отпущения оказался Кортец. Грегг обвинил его в медлительности и неловкости — в том, что «потомок великого конкистадора» не нашел заблаговременно в Ленинграде дороги к людям, которые заранее уничтожили бы дарственную запись Афонского монастыря.

Таков был антикварный трест, с главой которого, Сэмюэлем Греггом, и познакомился Джейк Бельский.

Гориллоподобный хрипун Грегг недолго разговаривал с Джейком. Он просмотрел документы Джейка и пергаментный лист, затем молча написал записку Кортецу и чек на тысячу долларов.

— Немедленно отправляйтесь в Париж, — сказал он. — Найдите там Кортеца. Адрес вам дадут. Я финансирую всю эту операцию. Вы получите десять процентов от чистой выручки, Кортец — пятнадцать. От него зависит все… Об остальном договоритесь с нашими юристами. Гуд бай!

Обо всем этом Джейк вспомнил на другой день после визита к Кортецу, шагая по Рю де Орьянт к вилле «потомка великого конкистадора». Вспомнил он и о том, как вчера, уходя от Кортеца, сунул в цепкую руку Мадлен еще одну бумажку, на этот раз уже пятидолларовую, и попросил Мадлен прийти вечером в любое время в кафе «Сурир». Ему пришлось ждать долго, но Мадлен все же пришла и сразу принялась болтать о своих поклонниках и подругах. Потом она выпила рюмку шартреза и выкурила сигарету. О Кортеце Мадлен рассказала, что он пришел домой поздно и в хорошем настроении, а на ее вопрос, принимать ли завтра месье Бельского, ответил: «Непременно!»

— Он добавил: «Не забудьте завтрак приготовить на двоих», — щебетала Мадлен. — Вы должны знать, что месье Кортец угощает только того, кого считает полезным для себя человеком. Джейк, мне кажется, что с его помощью вы заработаете много денег. Я не первый день знакома с месье Кортецом и научилась угадывать…

Джейк пожал плечами:

— Это будет зависеть только от него…

— О, вы, наверное, не забудете тогда скромную маленькую Мадлен, которая так старалась, чтобы месье Кортец вас принял! — воскликнула Мадлен и бросила на Джейка из-под своих фантастических ресниц один из тех взглядов, которые считала «обжигающими».

Джейк сообразил, что неплохо было бы вообще иметь Мадлен союзницей при осуществлении «монастырской операции» (так он мысленно зашифровал свои план). Джейк не сомневался, что в холостяцком доме Кортеца Мадлен не ограничивается ролью горничной. Поэтому он быстро извлек из жилетного кармана изящный янтарный мундштучок (подарок отца) и преподнес его Мадлен.

— В том, что я ваш друг до гробовой доски, вы можете не сомневаться, Мадлен, — сказал он с искренностью, с какой до того умел только чихать. — А пока примите этот небольшой сувенир… Сейчас среди чикагских девушек в большой моде именно такие мундштучки.

— Какая прелесть! — запела Мадлен и от полноты чувств перешла на «ты». — Ты всегда будешь делать мне подарки, Джейк?

— Вечно, Мадлен! — воскликнул Джейк. — А ты будешь мне рассказывать, что думает обо мне Кортец. Это очень важно для нас с тобой.

— О, это не трудно, милый! — ответила Мадлен. — Я умею с ним разговаривать… Но ты действуй смелее. Иначе с ним нельзя. Только, пожалуйста, не моргай так часто глазами. Кортец говорит, что у тебя плохо пришиты веки.

Они расстались большими друзьями.

…Вспоминая о Мадлен, Джейк поравнялся с обвитой густым плющом двухэтажной виллой Кортеца, построенной в старинном стиле.

Калитка. Клумбы. Стриженые кустики. Посыпанная гравием дорожка. Крыльцо с гранитными ступеньками… Звонок. Тишина… Быстрые, легкие шаги за дверью, и вновь неописуемые ресницы…

— Это ты? — запела Мадлен, открыв дверь. — Входи, месье Кортец ждет тебя… Я узнала еще кое-что. Вчера он был у какой-то важной дамы, с которой говорил о твоем деле. Он называет ее «старой хрычовкой».