Взятая кровь - Рори Майлз

что до потери сознания мне осталось четыре секунды. Когда паук начинает ползти по моей ноге, я понимаю, почему их называют желтоногими скрипачами. Тонкие ножки горчичного цвета, а на спине небольшое пятнышко в форме скрипки.

— Ммм, ммфдалкгдж. — Это единственный звук, который я могу издать, потому что из-за ее заклинания мой рот заморожен.

В поле моего зрения попадают пряди темных волос, бледная рука протягивает руку и снимает отвратительное существо с моей ноги.

— Вот, вот, дорогой, — говорит она успокаивающим голосом. — Тебя напугал противный Охотник?

Что угодно отдала бы за нож. Я бы раскромсала этих жутких ползунов на куски.

Куорана заканчивает собирать своих драгоценных существ, осторожно перенося уже закрытую коробку из-под обуви и ставя ее на стол рядом с банками. Она расправляет плечи и смотрит на нас троих, ее губы складываются в самодовольную ухмылку.

— Теперь ты можешь двигаться.

Не существует сумасшедшего заклинания, способного разрушить чары. Когда она произносит эти слова, тяжесть уходит. Мои ноги все еще собираются бежать в коридор, как я и делал до того, как она приказала нам всем замерзнуть, и в итоге я спотыкаюсь и падаю на колени.

Мария хватает кинжал и швыряет его в ведьму, которая поднимает руку, чтобы отразить летающее оружие.

— Не используй это дерьмо против меня, сумасшедшая сука.

Руки Марии сдержанно трясутся. Я почти уверена, что она старается не убить ее.

Куорана кудахчет.

— Теперь, теперь мы все на одной стороне, не так ли?

— Гильдия пока позволяет тебе жить. На твоем месте я бы остерегалась делать то, что ты делаешь, чтобы не оказаться на другом конце меча.

Ведьма запрокидывает голову и смеется над предупреждением Николь.

Мария обходит меня и становится рядом с Николь, прижав руки к бокам готовая к бою. Куорана опускает голову и смотрит на них двоих, ее маниакальная ухмылка сменяется сардонической улыбкой.

— Охотники. Вы очень впечатлительные, да?

Николь кладет руки на стол Куораны и наклоняется к ней.

— Здесь у тебя могут быть свои салонные трюки с твоими зельями и дополнительными чарами, но ты не можешь оставаться тут вечно, Куорана. Тебе придется когда-нибудь выйти, и когда ты это сделаешь, ни один из твоих трюков и чар тебя не спасет от клинка Охотника.

Глаза ведьмы темнеют.

— Я не нарушала соглашение.

Николь пожимает плечами.

— Пока что.

Куорана первая отводит взгляд, открывает ящик стола и достает маленькое ожерелье с подвеской.

— Вот ваш талисман.

Мария пытается схватить его, но Николь опережает ее.

— Теперь уходите, — рычит ведьма.

— С удовольствием, — говорит Николь, тщательно выбирая путь, выходя из комнаты. Я следую за ней, обхожу беспорядочные стопки вещей, покрывающих пол, и не оглядываюсь назад.

Куорана явно не любит Охотников, и я не особо спешу с ней дружить. Едва Мария выходит из комнаты, как дверь захлопывается магией Куораны.

Мария ворчит, когда дверь касается ее спины.

— Чертова ведьма, — бормочет она.

— Гильдии нужно что-то с ней сделать, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля, — говорит ей Николь, прежде чем повернуться ко мне. Она держит кулон. — Надень это.

Я качаю головой.

— Что это такое?

— Это, — она подвешивает его перед моим лицом. — То, что удержит Маттео подальше от тебя.

Мария берет ожерелье, развязывает хрупкую цепочку и накидывает ее мне на шею, чтобы застегнуть.

— Он зачарован, чтобы скрыть твою ауру. Вампиры не смогут тебя найти, если ты не будешь снимать его.

Кулон серебряный, тонкой овальной формы с вырезанными на нем несколькими рунами. Металл нежный, достаточно тонкий, я могу согнуть его пальцами, если надавить слишком сильно.

— Как мы узнаем, что это работает?

Николь подчиняется Марии, когда я смотрю на нее, чтобы ответить на вопрос.

— Маттео не появится.

— Это не очень обнадеживает, — бормочу я про себя.

— Давай устроим тебя в комнате, чтобы ты могла отдохнуть, — говорит Николь.

Они ведут меня к лестнице, и мы переходим на третий этаж. С каждым шагом я чувствую себя еще более уставшей. Когда меня ведут по коридору и направляют в небольшую комнату в стиле общежития, я вздыхаю с облегчением. Я ожидал какую-нибудь крошечную кроватку. Это полноразмерная кровать с удобным белым одеялом и полдюжиной подушек.

— Отдыхай, — говорит Николь, подталкивая Марию к двери. — Мы приедем за тобой, когда пора будет идти на обед, я уверена, ты достаточно устала, чтобы поспать.

Я киваю, не заботясь о том, когда они придут за мной, лишь бы я могла лечь и закрыть глаза.

Я просыпаюсь раньше, чем хочу, но трудно отдыхать спокойно, когда находишься в неизвестном месте. Тем не менее, я нахожу время, чтобы осмотреть прикроватную тумбочку, комод и шкаф. К моему удивлению, в маленькой ванной, примыкающей к спальне, есть свежая одежда и полотенца. Поскольку до прихода Николь у меня нет ничего, кроме времени, я хватаю брюки и рубашку и отправляюсь в душ.

К счастью, это не общая ванная комната. Я стою под кипятком, оттираюсь более чем дочиста и не тороплюсь, выбираясь наружу. Закончив, я надеваю мягкие черные брюки-карго и темно-зеленую рубашку с V-образным вырезом. Бюстгальтер, который на мне был, спортивный, поэтому он выглядывает, но я выгляжу в тысячу раз лучше, чем в своей старой одежде.

Расчески нет, поэтому я расчесываю волосы пальцами и заплетаю французскую косу. Я больше похожа на расхитительницу гробниц, но мне нравится.

Крутой вид придает мне уверенности, необходимой для того, чтобы противостоять всему, что запланировано для меня на сегодня.

Я лежу на кровати и смотрю в потолок, когда кто-то стучит. Я начинаю садиться, но останавливаюсь, когда слышу голос Марии.

— Я здесь, чтобы позвать тебя на обед.

Как по команде, мой желудок урчит. Я закусываю нижнюю губу. У меня нет особого настроения иметь дело с Марией, даже пока я умираю с голоду.

— Я знаю, что ты голодна. Сейчас половина третьего.

Я хмуро смотрю на дверь, но встаю от кровати, поскольку она права.

Эй, если она хочет рискнуть получить удар по лицу, потому что она достаточно смелая, чтобы прийти за мной перед едой, это ее вина.

Она улыбается мне, когда я открываю дверь.

— Вот и ты. Я уже начала волноваться.

— Как и остальные двадцать четыре года моей жизни?

— Я волновалась. — Ее глаза смягчаются, и она поднимает брови в грустной попытке выглядеть раскаявшейся.

Да, конечно. А я человек.

— Ты что-то сказала про еду? — спрашиваю я, уклоняясь. Мне нужно помнить, что нельзя больше тратить время на то, чтобы заставить ее чувствовать себя плохо. Она не заслуживает моего внимания и