Ночное солнце - Герай Фазли

- Гюлечка, и твой не пришел? Разве твой тоже военный! Женя говорит, что Витю, наверное, не выпустили из части, потому что война началась... Жаль... не смогла я вас познакомить, Гюля... красавица моя!.. Видно, не судьба.

До большого шумного здания вокзала Гюльназ шла рядом с Верой Ивановной, там они потеряли друг друга. А Герман Степанович, не спускавший с нее глаз, взялся за кожаную ручку ее чемодана и вел девушку в сторону зала ожидания. Он почему-то молча рассматривал разукрашенные стены наполненного шумом и гамом зала. Но Гюльназ показалось, что старый музыкант ничего не видит. В течение этой ночи - этой темной ночи, неотъемлемом звене в цепи времен, она хоть и успела кое-что узнать о Германе Степановиче, но лицо его, застывшее словно маска, видела впервые.

- Значит, так, все-таки началось. - Он говорил как бы сам с собой, тихо, но в голосе его был гнев. И, повернувшись к Гюльназ, добавил: - Вы не волнуйтесь, девочка! Я никуда не денусь, пока не сдам вас вашему жениху.

- Нет, не стоит себя утруждать, Герман Степанович, я сама сяду в такси...

- Никаких разговоров. Я на это не соглашусь, Гюля Мардановна. - Он вдруг положил ей на плечо дрожащую руку. - А если не найдете своего жениха, что будете делать? Останетесь посреди улицы? Нет!.. Ведь я ваш первый и единственный ленинградский знакомый.

"Что говорит старик? Неужели Искендера забрали на войну?" Они вышли на привокзальную площадь, сели в машину и направились к общежитию Искендера. С колотящимся сердцем поднялась Гюльназ туда, где жил Искендер, в комнату 22, на втором этаже. Она была пуста. Никого. Девушка заволновалась. Что же это такое, о господи? Что ей теперь делать? Неужели Искендер действительно ушел на фронт?

В комнате стояли четыре кровати. Интересно, какая из них Искендера? И, будто желая распознать ее по запаху, она обошла все четыре. На одной из подушек лежал листок: "Гюльназ! Прости меня. Не смог тебя встретить. Важные дела. Жди меня здесь. Я приду. Обязательно жди! Искендер".

Гюльназ молча приложила листок к губам и, прижимая его к груди, вышла из комнаты. Бегом спустилась вниз - к Герману Степановичу, который дожидался ее в такси.

- Все в порядке, Герман Степанович! - радостно закричала Гюльназ. Искендер получил мои письма, он не мог меня встретить. Важное дело. Вот, он оставил мне записку.

С этими словами Гюльназ подбежала к Герману Степановичу, доверчиво заглянула в глаза. Герман Степанович, естественно, встречал в жизни таких открытых, наивных и искренних людей. Хоть и мало их в жизни бывало, но он хорошо их запомнил. Знал, что они готовы на самопожертвование ради любимого, стократ могут повторить глазами, руками то, что произнесено на словах. Но в глазах этой девушки таилось еще нечто особенное. То ли тепло южного солнца? То ли изначальное, первобытное величие восточного мира. Эти глаза походили на магниты, они притягивали, завораживали. За внешней открытостью и наивностью крылась совершенная глубинная зрелость и цельность. Слабой улыбкой на побледневшем лице он как бы просил у нее прощения: "Это я виновник недоразумения, вызвавшего такую тревогу".

- Коли так... Гюля Мардановна, разрешите мне откланяться.

- Герман Степанович, большое спасибо!... - Гюльназ запнулась. Сейчас, в эту минуту, она может навсегда потерять этого благородного человека. - Вы же не оставили мне своего адреса!

- Моего адреса? Вот, пожалуйста, возьмите мою визитную карточку. Когда захотите, приходите ко мне.

Гюльназ снова поднялась на второй этаж в комнату Искендера и в нетерпении и тревоге стала дожидаться его.

Есть ли, интересно, на этом свете что-либо подобное этим минутам ожидания? Она, будто во сне, представляла себе первые мгновения встречи. Как Искендер откроет дверь, как подойдет к Гюльназ, увидев ее сидящей на его пружинной кровати... Она пыталась во всех деталях представить себе эту картину: вот Искендер входит. Широко разводит сильные руки, берет ее за талию, в одно мгновение ноги ее отрываются от пола, ухватившись за самые высокие в мире качели, она вертится вокруг света, который именуется Искендером. И в этот же миг она придумывает и название этим качелям: "качели любви".

6

Искендер пришел вечером, после шести. Не один, с двумя приятелями, тоже студентами. Все удивленно смотрели на Гюльназ. А она вдруг погрустнела, подумала, что пьянящие ее давеча сладкие мечты пошли прахом и ей больше не видать "качелей любви", на руках Искендера. Тревога, боль, подозрения - все смешалось; у нее в голове. Чем так обеспокоен Искендер? Откуда эта пугливая улыбка в его странном взгляде? Где тот спокойный и гордый Искендер, которого она знала? Нетерпеливый и неистовый Искендер? Почему он так растерялся, увидев свою Гюлю? Уж не она ли привезла с собой в Ленинград слово "война"? А любовь? И те слова, что проникли ей в сердце: "Выбрал только тебя, только тебя полюбил"?

Наконец Искендер какими-то тревожными шагами двинулся к ней, остановился, улыбаясь, заглянул ей в лицо, протянув вперед обе руки, взял в свои ладони ее тонкие пальцы. "Добро пожаловать!" - взволнованно произнес он.

Хотя Гюльназ ответила "спасибо", про себя она прошептала: "Только и всего? Других слов у тебя для меня нет? А поцеловать меня не хочешь?"

- Извини за то, что я не смог тебя встретить.

- Что же случилось?.. - Какое-то глубинное сияние излучали ее глаза.

- Разве ты не знаешь? Война началась

- Слыхала...

- И мы с ребятами ходили в военкомат. Военком сказал, что только за два часа полторы тысячи заявлений...

Гюльназ снова ощутила тревожное беспокойство. Вспомнила окаменевшее лицо Германа Степановича. "Как хорошо, что я теперь здесь, рядом с Искендером. Мы теперь всегда должны быть вместе, теперь и всегда..." Эта мысль поразила ее своей неожиданностью, а в сердце закрался страх. Она сразу как-то приуныла. Но в этот же миг увидала ласково улыбающегося ей Искендера и забыла обо всем на свете. А Искендер, положив руку девушке на плечо, представил ее своим товарищам.

- Знакомьтесь, ребята!

Гюльназ обрадовалась, услышав, как легко и плавно он говорит по-русски.

- Моя... землячка Гюльназ... то есть Гюля... Я говорил вам, что она обязательно приедет... и вот приехала, хоть с опозданием.

Обида у Гюльназ прошла. "Искендер встретил меня как раз так, как я себе и представляла. Эта тревога в его глазах, эти протянутые ко мне руки и есть "качели любви". Они обнимут меня и закружат в воздухе. Если бы не его друзья, он с самого начала так бы и поступил".

Юноши по очереди пожали Гюльназ руку, знакомились. Одного звали Вадим, другого - Григорий.

- Наш поезд опоздал, - смущенно произнесла Гюльназ по-русски. - На пять часов... война началась...

Вадим и Григорий со скрытой тревогой переглянулись, потом посмотрели на Искендера, и она почувствовала, что слова ее прозвучали как-то несерьезно в сравнении с жесткими словами Искендера, вспомнила напряженное, побледневшее лицо Германа Степановича и снова ощутила в груди странную, безотчетную тяжесть. Но это продолжалось всего лишь мгновение, и она утонула в больших карих глазах Искендера, а может быть, в его сердце.

- Почему мы все стоим, ребята? - вдруг деловито спросил Искендер. Давайте присядем, посмотрим, что нас ожидает...

Вадим проворно кинулся к кровати, что стояла у входа. Открыл дверцу тумбочки.

- Если сидеть, то надо посидеть как следует, - и достал оттуда студенческие яства: колбасу, сыр, лук, картошку.

- Ведь наша гостья с дороги, - поддержал его Григорий. - Сейчас мы накроем такой стол - загляденье... настоящий студенческий...

Вскоре комната наполнилась шумом, из соседних комнат пришли приятели Искендера. Вместе с веселыми голосами в комнату снова ворвалось грозное слово "война". Одни повторяли его с волнением, другие - с гневом: "От фашистов всего можно ожидать", "Мы покажем им, что такое война с Красной Армией"

Здесь были и две девушки: Наташа и Галя, как поняла Гюльназ со слов Искендера, его однокурсницы. Узнав, кто такая Гюльназ и зачем приехала в Ленинград, они принялись ее теребить и рассматривать. Точно как Вера Ивановна, со скрытой завистью щупали ее длинные косы. Время от времени кто-нибудь платком дотрагивался до ее черных, тонких, сросшихся бровей и полусерьезно-полушутливо спрашивал:

- Гюля, может, ты накрасила брови?.. И ресницы углем помазала? Разве бывают на свете такие глаза?

- Ты только взгляни на эти брови, они похожи на птицу, которая расправила крылья, собираясь взлететь...

- Гюля, дашь мне на денек свои брови? Я на свидание иду.

- А о косах не говоришь?

- Может, ты актриса, послушай, и приплела к своим косам чужие?

- Точно, Наташа, ты угадала, - не удержался Вадим. - Ты еще о глазах не сказала, они тоже из реквизита, после спектакля возвратит.

Все от души рассмеялись. Только Искендер спокойно оглядел Гюльназ, будто видел ее впервые. А она не только не обиделась на эти реплики, а, наоборот, почувствовала, как к сердцу ее подступила теплая волна. Не шутка, ей отпускали комплименты, и не где-нибудь, а в присутствии Искендера. Что могло быть приятнее?