Анастасия (сборник) - Александр Бушков

Словно холодом пахнуло от очага, и образ прекрасной охотницы, свободной от пороков большого мира, потускнел, погас.

— Нет, — сказал Майон, — это невозможно. Мы только принизим Геракла, изобразив его куклой, жившей твоей волей и желаниями. И ты прекрасно это понимаешь.

Что–то умирало в его душе, что–то прекрасное и гордое. «Артемида, Делия, независимая хозяйка лесов и Луны, — горько подумал он, — а я так в тебя верил, возможно даже, был чуточку влюблен».

Делия придвинулась к нему еще ближе, ее волосы ласкали лицо, жаркий шепот пьянил:

— Майон, женщина, даже если она богиня, всегда преклоняется перед мужчиной, наделенным какими–то особенными достоинствами. Ты станешь великим поэтом. Не думай, что я предлагаю тебе себя как взятку, считай меня наградой, которую ты заслужил. Я буду верной и покорной, любящей и преданной. Со мной ты узнаешь счастье, какого тебе в другом случае никогда не иметь. Майон, любимый мой, все будет прекрасно, только сделай так, как я хочу.

Он терял разум и способность противоречить — от этого шепота, этих губ, нежной кожи под ладонями, чувствовал, как растворяется его воля, и он тонет в жарком шепоте, определяющем его судьбу и славу.

Но тут что–то произошло. Словно отдернулась завеса в летний солнечный день, и ему увиделся Геракл — независимый и добрый, могучий и непримиримый, он смотрел хмуро, в его взгляде были упрек и сожаление. Невыразимым усилием Майон всплывал на поверхность, и расступилась тяжелая вода сладкого дурмана.

— То же самое ты говорила Архилоху? — спросил он, отводя ее ладони.

И понял по глазам Делии, что угадал. Ее лицо исказилось то ли злостью, то ли болью. Майону показалось, что сейчас она разрыдается, громко и безутешно, как обычная женщина. Нет. Она справилась с собой, в ее глазах полыхала ненависть.

— Уходи! — яростно прошептала она. — Уходи, или я крикну своих собак.

Майон протянул руку к ларцу. Делия отвернулась, и он решился, откинул крышку, вынул пачку листов, завернутых в узорчатую сидонскую ткань. Делия ему не препятствовала.

— И вот еще что, — сказал он. — После этого разговора приходится поневоле критически взглянуть на некоторые общеизвестные события. Я имею в виду знакомую всем историю о том, как ты волшебством задержала идущие к Трое корабли, и Агамемнон, чтобы умилостивить тебя, был вынужден принести тебе в жертву свою дочь Ифигению. Я уверен, что ничего подобного не было. (Она отвернулась и молчала.) Ведь правда не было, Делия?

— Не было, — сказала она тихо. — Никакого отношения я не имею к этой проклятой войне. Доволен теперь?

— Да, — сказал Майон. — Потому что в этой истории, будь она правдой, ты была бы достойна лишь осуждения за жестокую и нелепую прихоть.

Она зажмурилась и потрясла головой:

— Убирайся…

У выхода он обернулся. Делия стояла на коленях на медвежьей шкуре посреди рассыпанных золотых стрел, метких, но бесполезных сейчас, уронив руки, смотрела на него, и он едва не поддался ее умоляющим глазам. Хотелось вернуться, приласкать и утешить, сделать все, как она хочет, но этим он предал бы Геракла, доброго и могучего. Нужно было выбирать, и Майон выбрал. И ничего тут нельзя было сделать — ни утешить, ни объяснить.

Майон вышел из пещеры. Собаки не сдвинулись с места, но злобно зарычали вслед, и это рычание сопровождало его, пока он не выбрался из леса на ведущую к Спарте дорогу. Он понял, что талант — оружие и сила, к которым относятся с уважением даже боги; что люди сильнее богов, пусть и не всегда. Он чувствовал, что прежним не будет никогда, что отыскал свою дорогу и должен ею идти, что бы ни ожидало за поворотом.

— Спасибо, Делия, — сказал он, обернувшись к безмолвному лесу. — Ты и не представляешь, что дала мне.

10. ЕЛЕНА СЕГОДНЯ

Эттей, занимавший во дворце какую–то ничтожную должность, но, как это часто бывает, имевший немалое влияние, внешним обликом был низенький, живой, с очень подвижным лицом, способным за минуту сменить множество выражений. Порой маски менялись молниеносно, без всякого соответствия с тем, что он в этот миг говорил, все время он играл, и догадаться, каков же он наедине с собой, было решительно невозможно. Может быть, он настолько сжился с вечным лицедейством, что и во сне маски на лице постоянно менялись.

— Собственно говоря, увидеть Елену Прекрасную не составляет особого труда, — тараторил он, указывая Майону дорогу. — И, если быть совсем откровенным, мы неплохо на этом зарабатываем. Два раза в неделю мы, собрав некоторую плату, пускаем народ на галерею, и они могут собственными глазами видеть прогуливающуюся в саду Елену Троянскую. Честное слово, желающие не переводятся, и никто не считает, что потратил деньги зря. Быть у нас в Спарте и не увидеть Елену Прекрасную? Конечно, к тебе нельзя подходить с той же меркой, что и к обычным зевакам. Когда стало известно, что в нашем городе находится знаменитый афинский аэд…

— Да? — вежливо спросил Майон.

— Задумавший, как нам стало известно, грандиозное повествование о Троянской войне, — вкрадчиво добавил Эттей. — А это не могло нас не заинтересовать. Скажу больше, это заинтересовало в первую очередь Прекрасную Елену, ведь до сих пор, увы, не создано монументального сказания об этой славной войне.

— И не отражена должным образом ее причина — Елена? — спросил Майон.

— Я рад, что ты все понимаешь. О нас распускают всевозможные вздорные слухи, наверняка и до вас они дошли, — что мы якобы прямо–таки охотимся за молодыми талантами и сулим им немалые деньги, если они незамедлительно возьмутся за работу. Я могу тебя заверить, что это ложь. Нам нет необходимости кого–либо подкупать. Когда ты увидишь Елену, ты поймешь, что из–за такой женщины могла вспыхнуть сто одна война. И ты сам, без подсказки и подкупа, засядешь за работу — женская красота вызывает не только войны. Я прав?

— Ты абсолютно прав, — сказал Майон.

— Тс–с! Мы пришли.

Майон оглянулся на спутника, но того уже не было. Колыхнулась драгоценная чужеземная ткань портьеры, и в зал вошла Елена.

Она была прекрасна. Наверное, самая красивая на свете, и время не имело над ней власти. Можно было согласиться с Эттеем и многими другими, что из–за этой женщины способна вспыхнуть сто одна война. Можно было с легким сердцем верить, что много лет назад эти серые спартанские глаза, вызывавшие сладкую тоску, бросили народ на народ. Можно… но существовала еще холодная, мрачная война и летящие из прошлого стрелы.

Поэтому он с трудом, но справился с нахлынувшим восхищением, нерассуждающим и страстным. Месяцем ранее он неизбежно растворился бы в этих глазах и стал их вечным рабом, но сейчас он был человеком, начавшим познавать жестокую сложность жизни и намеренным прошагать этот путь до конца. Он стоял и смотрел, как идет ему навстречу Елена Прекрасная. Елена Троянская.