Золотое дно. Книга 1 - Роман Солнцев

Валерий, все еще с горящим лицом, послушено кивнул. Ах, встать бы да уйти… но что-то выше его сил двигало им сейчас.

— И вы предаете его? — жалобно прошептал Ивкин. И пошел к двери. — Я… я больше не желаю участвовать в этой… этой гадости…

Все смотрели ему вслед, а потом в окно — как он на улице нахлобучивает шапку, как его машина не заводится, как, наконец, выстрелила дымом и уехала. Оставшиеся в кабинете молчали.

У Валерия в глазах помутилось. Он сам не заметил, как тоже поднялся.

— Извините, мне надо в бригаду… у нас серьезное поручение… — И заметив насмешливую улыбку Титова, торопливо добавил. — Я согласен с Александром Михайловичем… письмо глупое…

— Но там есть и правда? — спросил старик Бирюков из «Шахтстроя».

— Правда правде рознь, — внушительно оборвал начавшийся было диалог Титов. — Альберт Алексеевич, хоть и не имеет большого опыта гидростроителя, помог мне своими чисто человеческими советами. А что люди говорят… пусть останется на их совести. Предлагаю дело закрыть… Я уже раскаиваюсь, что зачитал это дрянное письмишко! — И принялся сердито рвать листок.

Таштыпов испуганно протянул руку:

— Александр Михайлович!.. нельзя!

— Можно! — с упрямой улыбкой промычал Титов. — У нас есть куда более важные дела, верно, Валерий Ильич? А письмо… — Он высыпал клочки бумаги в пепельницу и чиркнул спичкой. — Раз, два, три! И нет письма!

Надо бы в эту минуту и уйти Валерию, но старик Бирюков вновь обратился к нему:

— Туровский, скажи… так неправда насчет косы?

Валерий решился ответить по правде. И земля поплыла под ногами.

— Он ответственность хотел разделить… ведь пробка возникла…

— А насчет ответственности, — неожиданно прервал его Титов, продолжая странно улыбаться, — мне лично никакая помощь не нужна. Дружок у меня есть, в цирке работает, рассказывал: там толкнуть в спину — означает помочь кувыркнуться, подставить ножку — помочь сделать кульбит… а вот попробовать обнять, задержать в движении — значит, убить… Здесь тоже цирк. Мне защитники не нужны! Обнимать меня не надо! Как-нибудь сами обойдемся…

При этих уже откровенно злых словах многие и вовсе смутились. Зачем же тогда собирали бюро? Таштыпов рисовал на бумаге треугольнички. Понькин пошел за двери трусливо покурить — еще, не дай бог, в обморок упадет. Но дверь открылась раньше, чем он ее толкнул, — вошли румяные со свежего морозного ветра Васильев с секретарем обкома Семикобылой. В полной тишине они внимательно огляделись.

— Заседают! Молодцы! — кивнул Васильев. — А у нас тут, товарищи, предложение. Насчет того же щита. Чтобы после ледохода не ломать его ломами, чтобы не впустую две тысячи кубов… поставим его на салазки или на этакие колесики… а железные лапы по бокам, конечно, заварим. А как беда минует, отрежем сваркой лапки… и откатим щит ласково, под руки, как пьяную сваху со свадьбы… — Он достал записную книжку, потер пальцем обложку, снимая грязь. — Я тут прикинул. Он нам потом пригодится — в стену здания ГЭС вмуруем, кривизна в левом крыле будет точно такая, как у него. И дело, и экономия! Ничего? Шурупим? — Васильев шел вдоль стола, пожимая всем руки, за ним — Григорий Иванович. — Особый привет Александру Михайловичу…

Титов, скривившись, как от зубной боли, вскочил.

— Медведь меня разорви — я же заказал Ленинград!..

(Не хватает нескольких страниц. Приписка на полях: А может быть, все равно я идеализирую Валерку?! Может, и не мучился он совестью, потому что… (Недописано.)

Туровский прыгнул в автобус, покатил в котлован.

Хрустов сегодня вел сварку, Леха и Борис (он погибнет позже) принимали бетон на соседнем пятачке, Марина и Татьяна стояли в стороне. Девицы были в рабочих ватниках, но у них на головах красовались — у Татьяны щегольская меховая кепочка (и где купила? Небось, заграничного производства!), а у Марины — шерстяная шапочка в три цветных слоя: красный, зеленый, белый. Но это они сейчас будут вибраторами-граблями помогать парням. Алексей Бойцов отсутствовал.

Поймав растерянный взгляд Валерия, Хрустов понял его по-своему:

— Наш Пушкин в редакцию приглашен, пишут приветствие — на Первое мая ожидается приезд то ли генерального секретаря, то ли еще кого. — Поднял палец, как Маланин. — Это хорошо. Можно что-то выцыганить для стройки, верно, старичок?

Толком не слушая его, Туровский растерянно взялся за пуговку на груди левиного полушубка.

— Хруст, можно я с Мариной переговорю? Минут пять.

— Конечно. Марина, — зычным голосом окликнул девушку Лев. — Поговорите с Валерием… он хороший человек.

Марина удивлено глянула на своего кумира.

— Вы разрешаете? — спросила тонюсеньким голоском.

— Да. Даже приказываю. Потом нагоните в работе. Идите.

— Правда, что ли? — пугалась Марина, глядя то на него, то на Валерия.

Татьяна усмехнулась и толкнула ее к Туровскому.

— Топай! — Она была бы рада, конечно, если бы Марина вообще тут не мешалась под ногами, сверкая глазищами в строну Хрустова. — Даже можешь совсем в его бригаду перейти.

Хрустов услышал, щелкнул пальцами.

— Кстати, идея! Отдаю, как полонянку в рабство. А ты мне, Валера, пару парней…

— Почему пару? — Туровский все-таки был серьезный человек. — Одного на одну.

— Нет, — басил Хрустов, то опуская щиток на глаза, то вскидывая. — Такая красивая девушка. Можешь дать парней некрасивых.

Марина вдруг задышала носом, обиделась.

— Вы что меня, как… а вот никуда не пойду! Пусть Таня идет!

— И пойду, — согласилась мигом Татьяна. — Валерочка, возьмешь меня?

— Можно, — отвечал Туровский, продолжая глядеть на Марину.

— Ну уж нет, — проворчал Хрустов. — Не устраивайте базара. Иди, Марина. А вы, Таня, принесите мне анкерных прутьев.

— Они тяжелые.

— Тогда воды попить парням.

— Я боюсь по лесенкам лазить. Да еще с водой в бидоне.

— А на сердце моем стоять не страшно? На адском пламени… — И мигом, не дожидаясь от Тани явно язвительного ответа, который напрашивался, судя по ее усмешке, опустил щиток и включил звезду сварки.

Марина постояла, жалобно глядя на героя, затем кивнула своим мыслям и последовала за Валерием. Он первый, она за ним, молча спустились по длинным лестницам с бетонного небоскреба на грешную землю. Валерий закурил и стоял, кусая губы. Марина исподлобья, как ребенок на взрослого, смотрела на него.

— Что вы хотели сказать? — спросила она.

— Марина… я… — Туровский нагнулся, слепил из снега шарик и сжал его, чтобы через руку остудить душу. — Марина. Я ничего не хочу говорить про наших общих друзей… они очень хорошие… но я не о дружбе… Станьте моей женой.

— Женой?.. — удивилась Марина и отступила на шаг, как будто для того, чтобы лучше разглядеть Туровского. В яркой желтой японской куртке, в мохнатой шапке-ушанке, он сам сейчас был похож на мальчишку. — Но я же Леве обещала.

— А он тебе обещал?

Марина, насупившись, молчала.

— Ну, хорошо. Вы подумайте, — столь же сумрачно буркнул Валерий. — Но я понял — без вас мне… Это как молния… это как голос откуда-то с небес…

Марина безмолвствовала. Валерий криво усмехнулся и зашагал прочь. Она его не окликнула.

Надо было, наконец, навестить свою бригаду. Сам он собирался выйти в ночь, но побыть среди своих, особенно новичков, нужно. Поднявшись, увидел и здесь вездесущего Хрустова, тот собирается надеть оранжевую каску, лежавшую на газете — каску Туровского.

— Положи на место! — зло зашипел Валерий.

Хрустов, не понимая, открыв рот, смотрел на Туровского. А когда до него дошло, он аккуратно поставил каску на место, и Валерию показалось, что в этой аккуратности крылось великое издевательство над ним, Туровским.

— Я хотел только примерить, — ответил гость. — Таких новых я еще не видел.

— Какая разница! Функционально они все одинаковые, — процедил Валерий сквозь зубы. — Если каждый будет брать чужую каску…

— Если каждый будет будет утаскивать вибраторы… краны и экскаваторы, — быстро проговорил Хрустов, уходя, бледнея от злости и неловкости за Туровского. — Прошу прощения!

— Если ты думаешь, что ты бригадир… — не мог уняться Валерий, — мы тебя живо сменим… за все твои штучки… твои костыли…

«Зачем, зачем я на него кричу?!»

Хрустов уковылял в свой блок, а Туровский долго не мог прийти в себя. Сердце бешено ходило в груди. «Ну, не делают так. И бедной девочке в лоб среди дня, среди людей… предлагать замужество… Ты дурак. Надо было с ней мягко. Порасспросить о школе, семье. Конфеты подарить. Нет, я на стройке стал груб, как сапог. Сам себя не узнаю. А ведь когда-то любил музыку, играл на мандолине, на гармошке… даже стихи сочинял… Вот что интересно для девочки. А ты сам все испортил. Или ей порассказали про Аню и Олю? А если не рассказали, то теперь точно расскажут. Если, к тому же, она возьмет да поведает подругам, зачем ее приглашал на разговор знаменитый Туровский. Ну и ладно! Катись моя жизнь к черту!..»