«Если», 2009 № 06 - Журнал «Если»

— …он просто хотел жить, не думал, что так все пойдет, этот его решающий эксперимент. Они совсем разные люди, я говорю о Хэмлине и Гаррисоне…

Она не слышала, что он сказал? Или не слушала?

— Мэт Гаррисон — прагматик, он взвешивает каждое свое слово и поступок…

— Сара!

— …и потому ему удалось прожить так долго. Он поверил, да, но пользовался энергией экономно и только по делу…

— Сара, вы меня слышите? Где вы сейчас? Куда едете?

— …а Хэмлин был романтиком, иначе ему эта идея не пришла бы в голову, он даже, наверное, был немного сумасшедшим, как все гении.

— Сара!

Что-то надвигалось, отделяя Алкина от Сары. Он слышал ее, он ее даже чувствовал, его руки лежали на рулевом колесе, дорога летела под колеса вместе с налипшими на асфальт светлыми полосками фар, стекло вдруг залилось невесть откуда взявшейся лавиной воды; здесь дождь уже несколько минут, а там, где Сара, только начался. Дорога сразу исчезла, машину повело, и Алкин не мог сказать, в какую сторону. Яркий свет ударил в глаза. Сара ничего больше не говорила, молчание стало таким жутким, что Алкин закричал и попытался… нет, он ничего не пытался сделать, мог лишь расширенными до размеров Вселенной глазами смотреть, нет, не смотреть, а чувствовать, воспринимать глубинными рецепторами, как Сара пытается удержать руль, визжит резина, что-то впереди высверкивает и гаснет, нога вжимается в педаль тормоза и машину заносит — нельзя тормозить, но Сара еще сильнее жмет на педаль. Стекло распахивается настежь — и в салон вливаются тонны воды с неба, Алкин захлебывается, тонет: что же это, в самом-то деле, как можно утонуть в дожде посреди шоссе в центре Англии?…

Господи, как больно. Боль втекает в горло, проливается в пищевод, прокалывает сердце…

Всё.

Он открыл глаза и понял, что лежит на высокой больничной кровати в палате, стены которой выкрашены в светло-зеленый цвет. В левую руку скорпионом впилась игла от капельницы, висевшей на высоком штативе, а правая рука свободна, и можно почесать ею слезящиеся глаза.

— Сара, — сказал он. То ли позвал, то ли спросил, то ли что-то констатировал в собственном, еще не окончательно проснувшемся сознании.

Знакомый голос повторил:

— Сара?

И добавил:

— С Сарой все в порядке. А почему вы спрашиваете?

Странный вопрос. Алкин повернул голову на голос и встретился взглядом с главным констеблем. Бакли сидел на высоком табурете, он был почему-то в гражданском — желал, должно быть, показать, что здесь не по долгу службы… тогда зачем? Меньше всего Алкину хотелось сейчас видеть именно Бакли, но, с другой стороны, кому же знать все детали, если не ему?

— Что вы здесь делаете? — спросил Алкин. Думал, будет тяжело произносить слова, но нет — он ощущал желание, возможность и даже необходимость говорить то, что думал, то, что хотел, то, что должен был. — Желаете получить мои показания об аварии?

— Слишком много говорите, мистер Алкин, — сухо произнес Бакли. — Вообще-то, Сара даже не ранена. Если не считать шокового состояния. Сейчас с ней психолог, они в соседней палате. А машина — в лепешку. Вы говорили с Сарой по телефону, когда произошла авария.

— Она…

— Я знаю, это она вам звонила. Что вы ей сказали?

— Я…

— Да, вы, — с неожиданной злостью произнес Бакли. Он взял себя в руки и повторил тихо: — Что-то вы Саре сказали такое, что вывело ее из равновесия. По сути, мистер Алкин, виновник аварии — вы.

«Он хочет навесить это на меня, — подумал Алкин. — Он прав: если бы я умел водить машину, аварии не случилось бы. Знал бы, что сделать, и сделал бы. А я не знал. Растерялся. Нажал на тормоз. Или Сара?»

В тот момент он не отличал себя от нее. Наверное, только помешал ей, и если бы не он… Но ведь все обошлось, Сара не ранена. Значит… А машина…

Мысли путались.

— Что со мной? — вырвалось у Алкина. — Где я?

— С вами — ничего особенного, — с легким презрением в голосе ответил Бакли. — Сердечный приступ. Вы в госпитале Королевского колледжа. Сейчас вас осмотрит врач и, скорее всего, отпустит на все четыре стороны. Не так уж вам плохо, как вы хотите показать, мистер Алкин.

— Я вовсе не хочу… — рассердился Алкин и сделал еще одну, такую же безуспешную, попытку спустить ноги с кровати.

— Лежите пока, — разрешил Бакли. — Только все-таки ответьте на вопрос: что вы сказали Саре? Из-за чего она так разволновалась, что не справилась с управлением?

Алкин закрыл глаза и отвернулся. Он слышал, как открылась и закрылась дверь, как чьи-то теплые руки — похоже, женские — взяли его запястье и нащупали пульс, потом что-то выдернули из ноги, была мгновенная боль, и еще кто-то положил ему на лоб ладонь и сказал низким голосом, который мог быть женским, а мог и мужским:

— Мистер Алкин, как вы себя чувствуете?

Он открыл глаза и понял, что только сейчас пришел в сознание по-настоящему, как это описывается в книгах: светлый потолок, рассеянный свет, склонившаяся над ним женщина в светло-зеленом халате, внимательный взгляд, живое участие…

— Спасибо, все в порядке. Что со мной было?

— Сильный сердечный приступ, — сообщила женщина. — Похоже, сейчас вам действительно лучше. Хороший пульс, неплохая кардиограмма. Вы много работали в последнее время?

— Не сказал бы… Можно мне встать?

— Полежите немного, — покачала головой женщина. — Скоро будет готов анализ крови.

— Сара, — сказал Алкин. — Сара Бокштейн. Что с ней? Мне нужно с ней поговорить.

— С мисс Бокштейн тоже все в порядке. Конечно, вы сможете поговорить. Чуть позже.

Алкин закрыл глаза. Подумал о том, что медицинская страховка, которую он купил год назад, может оказаться недостаточной, и что тогда? Его не выпустят из больницы, пока он не найдет денег? Или наоборот: быстрее от него избавятся, а потом навесят огромный долг, который он будет выплачивать лет десять?

Ах, да все равно, почему он думает об этом, а не…

Что все-таки произошло, когда они говорили о Хэмлине и Гаррисоне, когда сравнили этих двух людей и, похоже, поняли, почему Хэмлин умер, а Гаррисон все еще жив? И почему Хэмлин умирал четыре раза (может, и больше?), пока не умер окончательно.

Алкин попытался восстановить в памяти мгновение, когда за стеной дождя возник яркий свет фар, ослепивший… кого? Сару, конечно, но почему он ощутил этот взрыв света, почему инстинктивно сделал ногой движение, будто надавил на педаль тормоза? Так же, наверное, ощущал реальность и Хэмлин, увидев в приступе ревности сидевшего за столом Коффера. Когда он понял, что произошло? Уже после того, как инстинктивно вонзил кэпу в грудь несуществующий нож?

Резервы организма. Конечно. Выброс адреналина. Но это потом, это следствие, реакция на то, что уже произошло. На то, как проявила себя энергия, заполняющая космос.

Но сначала безумный, инстинктивный порыв — один убитый, трое раненых… машина летит в кювет, а Сара жива и даже не поцарапана… А потом реакция. Та же энергия, те же квантовые законы. Смерть.

Алкин попытался осторожно вытащить из локтевой вены иглу от капельницы. Не получилось. Тогда он встал. Идти было неудобно, но он пошел, придерживая стойку капельницы правой рукой. Прошел половину расстояния до двери, когда в палату вошли сначала женщина-врач, а следом Сара, которую поддерживал под руку Бакли, с порога бросивший на Алкина неодобрительный взгляд.

— Ну-ка, ложитесь, — потребовала врач, но он не лег, только сел на кровати.

Сара подошла, сбросив руку Бакли, дотронулась до его плеча и сказала:

— Все будет хорошо.

Алкин кивнул.

— Если бы не вы, — сказала Сара, — я бы сейчас была…

— Я не…

— У вас были такие сильные руки, — продолжала Сара. — Вы понесли меня, а машину невозможно было спасти, вы это поняли, да? И вынесли меня, я вдруг увидела звезды, хотя небо было в тучах и лил дождь, но я увидела звезды, и мне было хорошо, вы опустили меня на мокрый асфальт, но я ничего не чувствовала — ни дождя, нй ветра, ни того, что земля холодная. А потом вы ушли, и я поняла, что у вас не осталось энергии жить. Как у Хэмлина. Я очень испугалась. Кто-то подбежал, а я все время спрашивала: что с ним? он жив?

Ничего того, о чем говорила Сара, Алкин не помнил. Было другое: он пытался, хотел, но не сумел.

Чей-то телефон заголосил в тесном пространстве палаты, будто приговоренный к смерти, услышавший решение суда. Сара замолчала, звонок перерезал нить слов, она обернулась, почему-то все они — и врач — смотрели, как Бакли достал из кармана куртки коробочку, приложил к уху, послушал, коротко отвечая: «Да… Понятно… Вот как… Это зафиксировали?… Хорошо, я буду через полчаса».

Главный констебль, не глядя, сунул телефон в карман.

— Что-то случилось, Тайлер? — спросила Сара.

— Да, — вместо Бакли ответил Алкин. Он знал, что случилось. Другого варианта не было. Если он жив и Сара не пострадала, значит…