Закон Неписанный - Владислава Мека

— Вот теперь дело закрыто, госпожа адвокат…

Третий раз, будто где-то тут магнит, меня потянуло к ее дому. Мне нестерпимо хотелось увидеть ее вновь, что же это такое? Неужели я начинаю сходить с ума? В ее окнах темно, но я замечаю, как женский силуэт бродит по комнате из угла в угол. Неужели и ей не спиться? И я опять не сдержался, проник ее дом, пообещав себе, что это в последний раз…

Больше всего меня раздражает, когда заказчик недоговаривает, как итог — я падаю в грязь и теперь могу только ползти. А вот куда не знаю… Странно это — лгать самому себе. Я прекрасно знаю, куда ползу. К ее дому. Мне хочется увидеть ее в последний раз, хотя я до сих пор не знаю почему? Но это желание пересиливает все доводы угасающего разума…

Вспышка… Она склонилась надо мной… Вспышка… Я чувствую боль и горьковатый аромат духов… Вспышка… Горячая ладошка на на моем лбу… Вспышка… Ее удовлетворенная улыбка…

В себя я пришел в до боли знакомой комнате. Ее рядом не было. Быть такого не может, но похоже она спасла меня. Все равно не могу поверить. Она же боится меня и явно не против посмотреть, как я умру. Но судя по моему виду, вскоре я буду полностью здоров.

Когда она вошла я непроизвольно притворился спящим, правда комедию долго ломать не смог.

— С возвращением — и ехидная улыбка появилась на ее губах.

Даже не хочу вспоминать момент лечения, когда она совершенно спокойно попыталась намазать меня мазью… Всего, целиком! До меня даже такие же убийцы дотрагиваться боятся, а она покусилась на святая святых! Думал, что не сдержусь и все-таки сверну ей шею, но выдержка не подвела. Да и повезло ей — только после ее ухода я понял, что именно она раздевала меня и обмазывала, когда я был в беспамятстве.

На следующее утро, я вопреки всем ее «вежливым» просьбам покинуть жилище, встал по-раньше и приготовил завтрак. Завтрак она не оценила, хотя бы потому, что спокойно его съела, вежливо попрощалась и как ни в чем не бывала пошла на работу. Удивительная женщина.

А позже в дом ворвалась до нельзя взволнованная и какая-то взъерошенная словно пуганая пичуга. Поведала об оборотне и я решился на откровенность. Чего скрывать, мне нужна была ее помощь и не хотелось бы снова быть при смерти, боюсь второй раз она меня спасать не станет. Она согласилась и помогла. А потом начала сходить с ума.

Надо же — избранная, великая и ужасная Саломея Штайн, словно ребенок билась в моих руках и размазывая слезы по лицу истерила. А я впервые за все это время назвал ее мысленно Саломеей и мне понравилось это. Ее слезы не останавливались, такая трогательная и такая пугливая. Я понял, что окончательно очарован и одурачен ей. Но всегда можно списать на инстинкты, что были обострены после удачного завершения дела.

Я не стал раздевать ее, просто сорвал одежду, я почти не целовал ее, только слизывал непрекращающиеся слезы. Не касаясь грудей и словно перезревших вишен — сосков, массировал ее живот заставляя женское тело проявлять ко мне не меньший интерес, чем я проявлял к ней. Она сама откинулась на ковер у камина, развела в стороны рельефные, пусть и не женственные, но весьма возбуждающие бедра, совершенно бесстыже выставив себя для ласк. И я ее не разочаровал. Мне редко выпадала возможность получать удовольствие от секса, нет, я не страдал долгим воздержанием, даже наоборот старался как можно чаще посещать женщин. Но обычно это была просто разрядка, я скидывал напряжение, как не посмотри, а секс за деньги — это всего лишь секс за деньги. Поэтому то, что происходило сейчас доставляло мне истинное наслаждение.

— Кто был, кроме инкуба? — неожиданно для самого себя, рыкнул я на Саломею.

— Никого — выдохнула она — иди ко мне…

И я пошел. Накинулся на нее, понимая, что причиняю боль вместе с наслаждением, но не в силах прекратить это. Я не брал, я — покорял. Покорял ее, не давая опомниться, остановиться, устыдиться. Да и не из стыдливых оказалась эта человеческая женщина. хотя, какая женщина? Девчонка, молоденькая и несмышленая девчонка, отдающаяся убийце, врагу, которого боялась.

— Хочу быть сверху — и не принимая никаких возражений она оседлала меня, возможно, я ошибся и мальчишка здесь только я?..

Думал, утром она будет в слезах и в абсолютном отчаянии. Вначале даже не вспомнила, а когда вспомнила не один мускул на ее лице не дрогнул, сделала вид, что ей и дела до этого нет. Что ж, так даже лучше. Для того, что я задумал, так даже лучше…

Я не знаю, что больше было в моем поступке — ненависти, что ей наплевать, что она не считает нашу ночь чем-то большим, чем обычным снятием стресса или попыткой доказать ей свою правоту. Наверное, ненависти. Это неприятно, когда кто-то принимает тебя за средство, я тоже часто… постоянно воспринимал женщин только как средство, но они меня — никогда. Даже в этом она оказалась первой.

Я почти убил ее, а потом сказал, что не стоит благодарности. Так мы и расстались, думал, что навсегда.

Выдержки хватило на неделю, а потом я стал следить за ней, не особо скрываясь. Саломея не сразу, но заметила это и… проигнорировала, я больше не пугал ее, я больше не интересовал ее и это было неожиданно обидно…

Встреча в ресторане, она в черном, такая неприступная и такая открытая. Не таясь, рассказывает о своей жизни, о проблемах и о безвыходных ситуациях. Я понял, что хочу ее — всю, целиком. Не знаю зачем, не знаю как, но я добьюсь ее. Она моя цель. Стала целью, как только я получил тот заказ на мальчишку. Я привык ставить перед собой недостижимые цели и привык их покорять. У нее не было выбора с того момента, как наши глаза встретились в первый раз, с момента, когда я увидел ее растерзанного, почти похороненного в глубине души зверя. А все потому, что у меня внутри такой же зверь, но в отличии от нее, я никогда не пытался от него избавиться…

Самое страшное — это не проиграть, самое страшное — это не почувствовать вкуса победы. Я его не чувствовал, когда она снова оказалась в моих руках, когда ее тело билось в оргазме, я не чувствовал вкуса победы и оттого все мое существо щетинилось и пыталось вырваться на свободу, но я держался. Сделал вид, что не заметил, как она думала о другом, притворился спящим лишь бы не видеть ее спины, этой походки, которой она ускользала от меня, уходила, бросала, я притворился спящим…

Что ж, надо отдать должное ее муженьку. Этот эльф оказался может и не таким уродом, как я, но уж точно не уступил мне. Избить свою жену до полусмерти, а затем попытаться запереть — не это ли низость? Как же я его понимаю, ведь мне бы хотелось сделать с ней то же самое. Заставить ее быть только моей, запереть и не давать уйти, да, я его понимал…