1982, Жанин - Аласдер Грей

Я сказал громко:

– Для меня все это новость.

– Новость? – переспросил режиссер. – Я был уверен, что все тебе рассказал вчера.

– Первый раз слышу, – настойчиво повторил я.

– Но я надеюсь, ты сможешь все это продевать? К чему оставаться невидимым участником, когда можно стать практически одним из актеров? Эй, – обратился он к писателю, – тебе-то нравится моя идея?

– От нее вреда не будет, – сказал писатель.

– Слыхал? – торжествующе воскликнул режиссер. – Даже он не против! Хелен, Диана. Любимые мои. Уговорите Джока. Соблазните его. Убедите его.

– Мне надо это обдумать, – заявил я и вышел прогуляться.

Мне понравилась мысль стать частью действия пьесы, потому что, сказать по правде, я испытывал некоторую зависть к актерам, которые играют благодаря моему освещению. Но я втайне от всех поговорил с одним из работников соседнего коллектива – электриком, который показался мне достойным доверия. Он согласился сделать все за меня, получив подробные инструкции накануне генеральной репетиции. На то было у меня три причины.

Я был уверен, что пьеса провалится, потому что режиссер все-таки настоял, что главного героя играть будет он сам, а эта роль была явно ему не по силам.

Даже несмотря на это, режиссер начал вызывать у меня некоторую симпатию. Он, конечно, был эгоистом, но вовсе не идиотом, и вся труппа держалась только благодаря ему. Я уже не строил планов увести у него обеих женщин – эта мысль стала казаться мне подлой и мерзкой.

Дэнни очень болезненно реагировала на мои поездки в Эдинбург. Я, по большей части, приезжал ночевать домой, добираясь до Глазго автостопом и возвращаясь обратно рано утром на следующий день. От этого наши занятия любовью – особенно утренние, которые нравились нам больше всего, – стали торопливыми и какими-то отчаянными. Ее пальцы впивались в меня, как звериные когти. В то самое утро, проявив не то силу, не то слабость (объясни мне, что это было, Господи, я не понимаю), я сказал ей: «Не беспокойся, Дэнни. Послезавтра я возвращаюсь к тебе навсегда». Она вздохнула с облегчением. Когти, которыми она пыталась меня удержать, опять превратились в ее ласковые пальцы.

Я понуро спускался с кургана, думая обо всем этом. Опять день выдался солнечным и ветреным. Сейчас мне кажется, что на Принцесс-стрит хлопали полотна флагов всех стран мира. Вдруг я заметил, что по одну сторону от меня идет Хелен, а по другую – Диана, которая как раз сказала:

– Нас послали, чтобы уговорить и соблазнить тебя. Тебе что, правда не хочется поучаствовать в пьесе? На мой взгляд, идея просто замечательная!

Хелен заметила:

– Если он не хочет этого делать, то не понимаю, к чему его заставлять.

– Я завтра уезжаю насовсем, – бросил я.

– О боже, нет. Ты не можешь так поступить! – закричали они в один голос.

– Я непременно так и сделаю, если Брайан не отдаст свою роль Роури.

Мы остановились, глядя друг на друга. Хелен им глядела напуганной, Диана – восхищенной.

– Здорово! Ты должен сам сообщить ему об этом.

– Если Джок это сделает, у Брайана будет нервный срыв, – сказала Хелен.

– Не думаю. Брайан гораздо крепче, чем кажется. Пойдем, Джок.

Диана взяла меня за руку и повела обратно на Уэст-Боу. Она была очень взволнована. Хелен тоже разнервничалась и взяла меня за другую руку. Я чувствовал себя очень значительным, шагая между двумя интересными женщинами и держа их за руки.

Увидев нас, режиссер закричал:

– Отлично, отлично, я вижу, вы его убедили.

– С одной стороны, да, но с другой – не совсем. Объясни ему все, Джок.

Я сказал:

– Я сделаю все, как ты предложил, но только при одном условии: ты должен поменяться ролями с Роури. В противном случае я завтра уезжаю в Глазго. Разумеется, я подобрал себе хорошего преемника, который сделает все за меня.

– Чертова ты бестия, – ответил режиссер.

Он сказал это с обычным глазгоским выговором, который, наверное, и был его естественной манерой говорить. Он посмотрел на остальных, которые с надеждой ждали его решения. Потом он обратился к Роури:

– Ну, а ты что об этом думаешь?

Тот пожал плечами.

– Может, стоит попробовать.

Родди торопливо заговорил:

– На самом деле Роури вовсе не хочет твою роль, просто он чувствует – и я с ним согласен, – что не справляется с ролью сэра Артура. У тебя она выйдет несравненно лучше.

– Спасибо, Родди, ты потрясающе тактичен. Только что мой электрик втоптал меня в грязь. Мои женщины всецело на его стороне. Один из мужчин пожимает плечами, а ты нашел волшебные слова, которые помогут мне сохранить самоуважение: я несравненно лучше смогу сыграть сэра Артура.

– Меня, конечно, никто не слушает, – вмешался писатель. – А ведь я предлагал это сделать еще несколько недель назад!

– Дорогой, чудный, славный Брайан, – проворковала Диана. – Мы все тебя любим и восхищаемся тобой, без тебя у нас ничего не получится, без тебя весь наш маленький мирок развалится на части, но позволь нам только раз, один-единственный раз взглянуть на пьесу так, как предлагает Джок. Если ничего не выйдет, это лишний раз докажет, что мы все – полные идиоты, и мы никогда больше не позволим себе сомневаться в твоих словах.

Режиссер посмотрел на нее растерянно, а потом сказал своим обычным голосом:

– Ладно.

Они сели за стол и переделали пьесу под Роури в главной роли. Начало получилось немного неуверенным, но потом пьеса пошла великолепно. Роури был настоящий глазгоский работяга, а режиссер – настоящий английский франт из высшего общества. Дойдя до конца третьего действия, режиссер сказал:

– Стоп. Я был не прав. Я был не прав, а вы – правы. Я БЫЛ НЕ ПРАВ, А ВЫ ВСЕ БЫЛИ ПРАВЫ!

Он сильно стукнул лбом об стол и продолжал биться, пока его не остановили, потом бросился к Хелен, обнял ее, зарылся лицом в ее волосы и пробормотал:

– Прошу тебя, будь снисходительна ко мне, Диана, то есть Хелен.

И разрыдался. Выглядело это все довольно отталкивающе. Он был в отчаянии, но на самом деле он предвидел такой исход.

Возвращаясь тем вечером в Глазго, я сильно волновался. Я считал себя порядочным и надежным человеком, но вышло так, что я пообещал Дэнни порвать с труппой, а через несколько часов пообещал труппе, что буду участвовать в их ночном представлении в течение трех недель. Был у меня и еще один повод для беспокойства. Начинались каникулы, и это означало, что Дэнни остается без работы как минимум на два месяца. Она была слишком молода и слишком мало зарабатывала, чтобы получить государственное страхование. И даже если бы она подала заявление, должен был бы прийти инспектор, чтобы проверить ее арендную книжку. А если он обнаружит, что она живет со мной, то ей окажут в пособии на том основании, что она находится в сожительстве, то есть получает кров и еду за то, что спит со мной. Идея о том, что женщина, живущая с мужчиной, – это работающая по найму проститутка, относится к одному из наиболее практичных тезисов консервативной экономики. Она позволяет государству экономить для казны много денег. Вот почему и в 1982 году правило о сожительстве сохраняет свою силу и будет сохранять ее до Третьей мировой войны. Сейчас я понимаю, что это неизбежно, но тридцать лет назад я не мог так спокойно смотреть на вещи, потому что знал, что моя стипендия может закончиться раньше, чем мне ее продлят. Я очень хотел, чтобы Дэнни нашла временную работу, но с биржи не поступало никаких предложений. Биржи труда. Сейчас они уже не существуют. Биржи предлагали работу, если появлялись вакансии, а в случае отсутствия мест выплачивали страховку и пособие за соседними стойками, а иногда и за одной и той же стойкой. Рядом на скамейках сидели безработные моряки, безработные клерки, обанкротившиеся бизнесмены, одинокие женщины с детьми. Все было очень просто. Теперь у нас есть Центры вакансий, Реестр профессий и Центр социальной безопасности, которые находятся в ведении разных министерств. Бюрократическая машина разрослась и усложнилась, чтобы быть в состоянии справиться с возросшей и осложнившейся и безработицей. Очень практично. (Вернись к Дэнни.) Хорошо.

Хорошо, Дэнни была моей проституткой, раз уж так определяют ее статус наши власти, а содержать проститутку было для меня в те дни непозволительной роскошью. Конечно, она могла бы сказать, что у нее нет дома, и тогда ее поселили бы в одно из тех заведений, из которою я ее забрал, но я не хотел терять ее. Я любил и ее нежно за то, что она любила меня так же, но мне очень не нравилось, что с ней связано с только проблем. Я ненавидел ее сияющее лицо, которым она меня встретила, всем своим видом выражая, что в мире не может быть никаких проблем, раз я вернулся к ней. Под моим тяжелым взглядом она сникла. Да уж, по сравнению с Дианой или Хелен она казалась coвсем, совсем простушкой.