Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(9) Добрый вечер. Э… Годунова Татьяна ‹…› Член комиссии… ста… совета сторонников… партии «Единая Россия» по физической культуре и спорту. Олимпийская чемпионка. Представитель академии… международной академии спорта Ирины Винер. Хочу поддержать Владимира Владимировича с… от лица спортсменов и спортивных обществ. Если коротко.
(10) Мы очень благодарны Владимиру Владимировичу Путину за то, что он ставит вопрос о формировании гражданина.
В целом для участников характерно использование значительного количества клише, канцеляритов, устойчивых конструкций, типичных для книжной и официально-деловой речи. При этом, поскольку в большинстве случаев высказывания являются неподготовленными или частично подготовленными, их построение сопряжено с трудностями, проявляющимися в синтаксической неполноте.
Коммуникация, таким образом, выстраивается как ряд последовательных монологов, регулируемых председательствующим, а роли участников неравноправны – в любой момент председательствующий может прервать говорящего или сменить тему. Характерно, что это происходит каждый раз, когда кто-то пытается начать содержательное обсуждение – как, зачем и для чего проводить митинг, какова цель собравшихся на заседании, кто должен, а кто не должен иметь право голоса на митинге:
(11) Знаете, вот со стороны слушать, так увлекательно. Но давайте будем обсуждать митинг.
Больше всего такой формат асимметричной коммуникации напоминает школьный урок: учитель ведет опрос, ученики высказываются по разрешению (принуждению) учителя и стараются давать ответы в соответствии с ожиданиями учителя. С точки зрения участников заседания, главным является не выразить свое мнение по какому-то вопросу и выработать общую позицию, а заявить о себе, произнеся правильные слова и зафиксировав тем самым свое участие.
Процедура представления занимает значительную часть всего заседания. По ее завершении председательствующий информирует собравшихся о том, как будет проходить митинг, где будут располагаться разные группы и транспаранты. Таким образом, программа митинга не создается в процессе обсуждения участниками заседания, а задана изначально, «спущена сверху» в качестве инструкции. Задача председательствующего – подобно учителю, объясняющему новый материал, – донести до учеников некоторые сведения, которые им не полагается оспаривать или подвергать проверке. В результате весь коммуникативный процесс приобретает ритуальный характер, главным оказывается совершение некоторых предзаданных речевых действий, а не обсуждение или созидание нового.
Если подвести итог, коммуникация среди участников заседания оргкомитета митинга «За Путина» оказывается асимметричной, управляемой из одного источника, направленной на поддержание заданного извне порядка, тяготеющей к монологизму. По-видимому, это прямое продолжение традиции использования так называемого официального языка советского периода, что и подмечается сторонними наблюдателями в комментариях.
Рассмотрим теперь, как устроена коммуникация в ходе заседания оргкомитета «Мирного шествия за честные выборы». Здесь также есть председательствующий (Гарри Каспаров), однако это становится понятно только на шестнадцатой минуте видеозаписи, когда слово пытается взять не член оргкомитета Владимир Тор:
(12) Каспаров: Владимир, все-таки я веду это заседание! [Тор умолкает и садится.]
Соответственно, регулирующие функции председательствующий берет на себя только вынужденно, для обеспечения порядка в случае конфликтных ситуаций. В остальное время он совершенно незаметен, коммуникация осуществляется всеми участниками непосредственно между собой. Нет никакой строгой очередности выступлений, реплики подаются с места, во время выступлений остальные участники заседания переговариваются между собой, вмешиваются в речь выступающего, ставят под сомнение процедурные вопросы – кто на каком месте должен сидеть, кто имеет право на выступление и т. д. При этом такое вмешательство не маркируется какими-то специальными формулами и, по сути, не нарушает дальнейшего хода коммуникации. В качестве примера можно рассмотреть диалог, происходящий, когда присутствующие обсуждают схему организации шествия, согласованного с мэрией:
(13) Выступающий: Теперь очень важный момент, вот еще раз посмотрите [показывает схему].
Пархоменко: Дайте стул.
Выступающий: Схемочку посмотрим. То по флангам от головного транспаранта до начала общегражданской колонны должно стоять оцепление…
Пархоменко: Уступил бы место, а? Вот пусть члены оргкомитета сидят за столом, а гости пусть сидят вне стола. Это будет правильно. А то я получаю записки о том: «А что делает Гозман за столом оргкомитета? Он не член оргкомитета». Это ведь так? Вы так…
Гозман: Меня сюда пригласили…
Пархоменко: Давай сделаем так: за столом сидят члены оргкомитета, а не члены оргкомитета сидят вне стола, вне. Мне очень неприятно это говорить, я понимаю, что я выгляжу каким-то держимордой, но тем не менее это так.
Гудков: Подожди, Сергей…
Гозман: Меня пригласили… Я как бы не очень понимаю…
Каспаров: Одно дело пока места хватало, а сейчас мы как бы начинаем сжиматься.
Выступающий: Я могу продолжить, Гарри?
Каспаров: Давайте, мне сейчас кажется, что нужно закончить выступление…
Вступающий: Я сейчас завершаю…
Каспаров: Это важно, это принципиальный вопрос.
Выступающий: Оцепление по плану нужно почему? Потому что вот внутри, вот между головным транспарантом и первым рядом общегражданской колонны, будут работать средства массовой информации.
Особая роль председательствующего проявляется только в том, что выступающий обращается к нему, когда решает, что наступил момент возобновить выступление. В эпизоде с выяснением статуса Леонида Гозмана и его права находиться за столом вместе с членами оргкомитета Каспаров вмешивается на правах обычного участника, функцию «регулировщика» в данном случае берет на себя Сергей Пархоменко. Примечательно, что при этом он оговаривается, что ему неприятна подобная роль («я выгляжу каким-то держимордой»). Перебивание, сопровождающее введение новой темы (распределение мест за столом), выглядит естественным, поскольку не вызывает негативной реакции участников. Лишь когда разбирательство с «казусом Гозмана» начинает затягиваться, выступающий решается напомнить о себе, и затем все как ни в чем не бывало возвращаются к разбору схемы шествия. Такого рода «нарушения» монологичности коммуникации сопровождают весь ход заседания, поэтому правильнее будет сказать, что нарушений на самом деле не происходит, просто коммуникация устроена таким образом, что монологичность и строгое соблюдение правил смены очереди не рассматриваются как обязательная норма. Говорящим кажется естественным перебивать друг друга, говорить одновременно, вводить новые темы или возвращаться к прежним. При этом обращает на себя внимание неформальность общения между участниками – обращения на «ты», использование лексем и конструкций, типичных для разговорной речи. Синтаксис высказываний также соответствует жанру устного непринужденного дружеского диалога.
Таким образом, в отличие от первого рассмотренного случая (заседание оргкомитета митинга «За Путина»), дискурс здесь не организуется по одной жесткой схеме, а коммуникация не является асимметричной, управляемой из единого центра. С точки зрения жестко нормативного подхода такой тип коммуникации предстает как некий хаос, неупорядоченное нагромождение звуков –
