Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг. - Гаральд Граф

Экзамены по специальностям (артиллерийской и минной) держались в соответствующих кабинетах Морского корпуса. Ну, их я легко прошел, тем более что как минный специалист по минному делу был освобожден от экзамена.

Таким образом, все зависело от результатов письменного экзамена, и затем решения конференции профессоров. Но последнее было уже формальностью, так как не было основания, чтобы выдержавшего экзамены отчего‑либо не приняли.

Когда в назначенный день мы пришли в академию, то увидели вывешенное извещение о результатах письменного экзамена. Выдержали его все, и все были приняты. Насколько ехать за результатами было страшновато, так сказать волнительно, настолько теперь было приятно сознавать себя слушателем академии и что в перспективе [предстоит] жизнь в Петербурге и чрезвычайно интересная умственная работа.

До начала занятий оставалось около недели, и теперь можно было со спокойной совестью заняться подысканием квартиры и перевозкой мебели из Кронштадта.

Ввиду того, что военно‑морской отдел образовался лишь два года тому назад, то еще нельзя было сказать, что образовался необходимый состав профессоров и лекторов. К тому же еще и программы предметов, да и сами предметы подлежали изменению.

На нашем курсе читали: профессор Кладо[287] – учение о войне, профессор Крылов – непотопляемость (теорию корабля), профессор Аренс[288] – военно‑морскую историю, профессор Георгиевский – политическую экономию, профессор Овчинников[289] – международное право, приват‑доцент Полуэктов[290] – политическую историю, профессор Ген[ерального] шт[аба] полковник Г.Г. Гиссер – военную администрацию, лейтенант А.Д. Бубнов – морскую тактику и ст[арший] лейтенант Немитц – историю Русско‑японской войны.

Начальником академии был наш бывший преподаватель астрономии генерал‑лейтенант Г.И. Шульгин[291], а его помощником – капитан 1‑го ранга Шталь[292].

Академия состояла из четырех отделов – военно‑морского, гидрографического, механического и кораблестроительного. Мы помещались внизу, а остальные, сугубо математические отделы, во втором и третьем [этажах]. Прием на них был только раз в три года, и каждый отдел насчитывал по шесть‑семь человек. На эти отделы обычно шли офицеры, очень способные к математике и предполагавшие себя посвятить учебной карьере, работе в центральных учреждениях Морского ведомства или на военно‑морских заводах.

Очевидно, целью военно‑морского отдела было дать высшее военно‑морское образование морским офицерам, которые способны к службе в штабах флотов или других боевых соединений, а также в Морском Генеральном штабе. Кроме того, дать таковое же образование офицерам, которым предстояло занять должности командиров боевых кораблей.

К сожалению, тогда еще не указывалось точно, для какой службы предназначаются офицеры, окончившие военно‑морской отдел, а от этого зависело бы, какие офицеры должны поступать на него и какой стаж, служебный и возрастной, необходим. Поэтому некоторые офицеры по окончанию академии просто возвращались в строй, и их знания не использовались с той продуктивностью, которая была полезна для флота. Как‑то еще не понималось, что это такое – высшее военно‑морское образование и для чего оно нужно.

С мыслью о важности высшего военно‑морского образования у нас еще не освоились даже такие лица, как адмирал Эссен, который считал эту идею заблуждением. Теоретически, конечно, каждый морской офицер в течение своей службы должен был бы постоянно пополнять свои знания чтением военно‑морской литературы и знакомиться с развитием флотов всех государств. Одним словом, расширять свои знания не только по технике морского дела, но и тактики и стратегии. Практически это было трудно, так как служба отнимала слишком много времени и не всегда были под рукою необходимые пособия.

Пребывание же в академии давало полную возможность посвятить себя серьезному изучению различных военно‑морских вопросов под руководством опытных руководителей. К тому же в распоряжении слушателей академии была прекрасная библиотека и получались все новейшие журналы по морской части.

Военно‑морской отдел сильно развивал офицеров и расширял их кругозор, а это отражалось на их службе и способствовало желанию совершенствовать флот. Академия приохачивала их к дальнейшему изучению и разработке чисто военных вопросов. Ведущим командирам и адмиралам это совершенно необходимо, так как недостаточно быть хорошим моряком и морским техником, а надо было быть еще и просвещенным воином. Кроме того, через офицеров, окончивших академию, и в остальную среду офицеров проникали новейшие идеи, развиваемые в ней.

Науки, которые нам преподавались, нас настолько интересовали, что мы с огромным увлечением слушали профессоров. Часто бывало, что не замечаешь, как промелькнет час, и жалеешь, что лекция окончена.

Кроме лекций, два раза в неделю по вечерам устраивалась военно‑морская игра, то есть разбиралась возможная морская война на Балтийском театре. Нашим противником был германский флот. Часть слушателей командовала русским флотом, а другая – германским. При разборе различных морских операций соответствующие начальники‑слушатели должны были докладывать судьям руководителям игры, как они поступили бы в данном случае. Это, конечно, было очень интересным, и игра затягивалась иногда далеко за полночь.

Преподавание велось по лекционной системе. Никаких проверочных испытаний в течение года не полагалось, но в конце учебного года мы должны были сдавать экзамены по всем прослушанным предметам.

Слушатели оказались совсем на студенческом положении, с той лишь разницей, что не могли пропускать лекций. За этим строго следили начальник академии и его помощник.

В первый раз с момента выхода в офицеры я получил возможность жить нормальной береговой жизнью – не надо было по утрам торопиться на очередную шлюпку, бояться опоздать к подъему флага, и не было ни вахт, ни дежурств. Можно было спать до 8 ч, а то и дольше, так как бывали дни, когда лекции начинались только в 10 ч. Вначале такая жизнь была очень заманчивой.

Мое поступление в академию совпало с очень интересным политическим моментом. В 1911 году морская литература пестрела статьями о военном судостроении в разных странах. Производились подсчеты числа кораблей и силы их огня. Разбирались отдельные типы линейных кораблей, крейсеров, миноносцев и подводных лодок. Обсуждались вопросы, когда и в каком государстве программа судостроения будет закончена.

Тогда уже чувствовалось, что война надвигается. Европа разделилась на союзников и врагов. Если это имело пока значение установить равновесие, то в то же время оно толкало на войну. Ни дипломатия, ни военный круги тогда не отдавали себе еще ясного отчета, к каким последствиям война может привести. Политические режимы во всех странах считали себя очень прочными и не боялись, что война их может поколебать. Главное же, что каждая великая держава верила в то, что если она начнет войну, то победит. Эта уверенность и оказалась фатальной, а прочность режимов – проблематичной.

Самым примечательным было то, что не ясны были причины возможной войны. Очень немногие умели смотреть в глубину политического положения Европы и понимать грозящую опасность, а эта опасность была грозной, и ее грозность была не столько в экономических и национальных разногласиях, сколько в возможности возникновения революций.

Теперь, когда катастрофы двух мировых войн уже разразились, о причинах этих войн и их виновниках создалась целая литература. Но ни одна страна себя виновной не признает. После Первой мировой войны некоторые бывшие правители государств признавали свою ошибку в выборе союзников, но не в том, что война была начата. Неизбежность войны считалась неоспоримой. Впоследствии в разговоре со мной император Вильгельм сказал[293], что он очень сожалеет, что Германия и Россия были не на одной стороне, а царь Фердинанд Болгарский говорил, что он сожалеет, что примкнул к Германии, а не к России. Но самою войну они считали правильно начатой.

Все державы готовились к войне и строили всякие политические комбинации. Нельзя безнаказанно культивировать идею войны, готовиться к ней и в то же время надеяться, что она не разразится. Раз все верили в ее неизбежность, то кто начал войну, кто дал последний толчок к началу военных действий, не имело большого значения.

Первая мировая война возникла после террористического акта, но нельзя же считать, что если бы его не было, то и война не возникла бы. Если бы не этот факт, то какой‑либо другой послужил последним толчком к объявлению войны. Нельзя играть с огнем и думать, что им нельзя обжечься.

Наш главный интерес возбуждало соперничество в постройке кораблей между Англией и Германией. Англия увеличивала свой, и так сильнейший в мире флот, а Германия фактически создавала новый. Соперничество, главным образом, происходило в создании линейного флота, и не только в количестве кораблей, а главным образом, в их качестве – скорости, непотопляемости, бронирования и дальнобойности орудий и разрушительной силы снарядов. Учет этих элементов выдвигал на первый план не количество, а качество кораблей.