Товарищи - Анатолий Калинин

— И ударю. Ты фрица пугай, если тебе автомат даден.

— Я есть кто такой? Часовой на посту, и но уставу мне все должны подчиняться. Отступи, ну?!

— Хоть ты и часовой, а толком скажи — ото сено чье?

— Первой казачьей дивизии сено. Нам его не нюхать.

— А первая казачьи, позволь спросить, к кому принадлежит? Не к четвертому Кубанскому?

— Вспомнил. Сейчас у нас свой корпус есть, Донской. Выкусил? Не лапай, говорю.

— Нет, погоди. Вы от нас уходите, а сено зачем берете?

— Вашего мы не берем. А ты как же хотел, отдай жену дяде…

— Значит, ты на приказ начальства начхал?

— У нас свое начальство.

— Кто, позволь узнать?

Пауза. Затем первый голос совсем тихо:

— Дурья башка! Теперь тут, может, какой шпион под вагоном сидит. Гвардии генерал-майор…

— А у нас гвардии генерал-лейтенант… Кто же старше?

— Для меня свое начальство старше. Не дам сена. Отойди на десять шагов.

Третий голос с борта грузовика бросил:

— Брось ты его, Евстигней, уговаривать! Бери и все!

Милованов выступил из темноты:

— По чьему приказу берете?

Испуганное движение у платформы. Тишина. Недобрый вкрадчивый голос:

— А вам какая до этого печаль?

Из темноты надвинулась на него громадная фигура. Милованов ждал, положив руку на отворот шинели. Приблизившийся вплотную человек, наклонясь, увидел блеснувший луч золоченой звезды и отшатнулся.

— Ни одного тюка сена брать не разрешаю, — сказал Милованов.

Сидевший на борту грузовика третий человек, как мышь, юркнул в кузов, лег на дно.

— Нельзя так нельзя, — заискивающе сказал тот, кого звали Евстигнеем. — У нас своего сена до Берлина хватит. Трогай, Иван…

Хлопнула дверца, заскрежетала включаемая скорость. Грузовик тронулся с места и, переваливаясь с боку на бок, стал переезжать через рельсы. Удаляясь, замирал шум мотора.

«Этак могут и совсем оголодить корпус», — обходя эшелон и направляясь к тупику, думал Милованов. С трудом отыскав в тупике среди других вагонов пассажирский вагон командующего войсками группы, стал подниматься по ступенькам. Но, взявшись рукой за гладко отполированный поручень, на секунду остановился, оглядываясь на забитую эшелонами, наполненную гомоном людей, конским ржаньем и стальным лязгом, озаряемую искрами, вылетавшими из труб паровозов, затерянную в прикаспийской степи станцию Кизляр.

«Где воюем!»

С силой толкнул внутрь тяжелую дворцу вагона. Вместе с Масленниковым в вагоне был Фоминых. Он первый протянул руку Милованову, дружелюбно улыбаясь.

— Ну здравствуй, походный атаман.

Масленников сидел в глубине вагона у столика, склонив над расстеленной на столике картой коротко остриженную голову. Сунув шершавую ладонь, попенял:

— Запоздал.

— Только с аэродрома.

— Ну садись. — Масленников зашуршал картой. — Ты, Милованов, может быть, думаешь, что мы дадим твоему корпусу время на формирование, укомплектование и так далее…

— Этого я не думал, — прямо взглянув на него, сказал Милованов.

— Вот и правильно. Время не ждет. Все придется утрясать на марше. Твой корпус вслед за танками немедленно вводится в прорыв. Ему поставлена задача… — Масленников говорил отрывисто, взгляд его колючих глаз то впивался в карту, то, поднимаясь к окну, буравил завесу ночи, — скрытно от противника пересечь бурунную степь и сосредоточиться правее Моздока. Расстояние… — он взял спичку, отмерил по карте масштаб. — В два дня уложишься?

— Я еще совсем не знаю корпуса. Как с лошадьми, с транспортом?

— Слушай дальше. На правом фланге у тебя будет…

— Кажется, идет, — повернув голову к двери, сказал Фоминых. В коридоре послышались шаги. — Как это, Милованов, на Востоке говорят: «По шагам идушего узнаю намеренья его».

У самого купе шаги затихли, дверь, завизжав, отодвинулась. На пороге стоял высокий генерал в белой бурке. Из-под широких бровей зорко оглядели собравшихся в купе живые, навыкате глаза.

— Здравствуй, Гусаченко, — снопа первый протягивая вошедшему руку, сказал Фоминых. — Знакомься с Миловановым.

— Очень рад, — низким голосом сказал вошедший и сел рядом, расстегивая на груди крючок бурки и слегка откидывая ее. Темно-зеленый китель туго охватывал его начинающую полнеть фигуру. Усы опушила изморозь.

Масленников смотрел в окно. Не оборачиваясь, спросил у него:

— Ну как твой Ачикулак[12]?

— Твердый оказался орешек, товарищ командующий, — вставая, ответил Гусаченко. Бурка, скользнув с его плеч, мягко упала на пол вагона.

— Сиди, — движением руки остановил его Масленников.

— Противник стянул сюда до восьмидесяти танков и двух пехотных дивизий. Вдобавок доты, колючая проволока в три ряда, сплошь минированные подступы. — Гусаченко говорил с уверенностью человека, хорошо знающего, о чем говорит.

— Я твои донесения читал, — перебил его Масленников. — Что же ты предлагаешь?

— Я уже излагал свою мысль. — Гусаченко тронул пальцем оттаявший ус. — Мы клюем по зернышку, а здесь нужен массированный удар с выходом на просторы Ставрополья. Одного корпуса мало. Я предлагаю свести два кавалерийских корпуса, придать им мотомехчасти и…

— Нечто вроде конармии? — снова перебил Масленников.

— А гвардии генерал-лейтенанта Гусаченко командующим? — улыбаясь, вставил Фоминых.

— Это вопрос уже второстепенный, — не смутившись, ответил Гусаченко. — В эту конномеханизированную… группу могли бы войти Кубанский, затем… — он повернулся к Милованову. — Я ведь, можно сказать, крестный отец Донского корпуса. Вы у меня два лучших хозяйства забрали.

— Я бы вас попросил, чтобы этим хозяйствам сено оставили, — встречаясь с его взглядом, сказал Милованов. — Приехали на машинах, разгружают эшелоны…

— Я такого приказа не отдавал. Это ошибка. Сегодня же выясню, — округлил глаза Гусаченко.

Фоминых переводил взгляд с одного на другого, пряча в уголках рта усмешку. Масленников легонько побарабанил подушечками пальцев по столу.

— Да, да, придется вернуть. Ты, Гусаченко, эту свою повадочку брось…

— Да я, товарищ командующий… — яростно взмолился Гусаченко.

— Хорошо, об этом потом. Итак, направление удара…

Четыре головы склонились над картой.

Час спустя Милованов вышел из вагона. Сеяла изморозь. Напротив с четырехосной платформы светились из темноты угольки двух папирос, то и дело перебиваемый кашлем голос говорил:

— Догнали нас, Дмитрий, уже до самого Терека. Уперлись задом в гору, а дальше куда? К персам?

— Там нам делать нечего, — отвечал молодой, ломающийся голос. — Вот подождите, папаша, скоро они отсюда начнут еще быстрее удирать, чем сюда шли.

Лезвием света, разрывающего мглу, выхватывало солончаковое затвердевшее озеро, гряду придорожных бурунов, темную бахрому верблюжьей колючки. Шумел под колесами песок. То впереди взмоет сова, то замечется и скатится на обочину ослепленный заяц.

— Из ружьишка бы, Луговой, а? — Подушки заднего сиденья заскрипели, тяжелое тело заворочалось на пружинах.

Дорогу перепахали следы машинных скатов, колеса подвод, изрыли копыта.

— Выйди, Луговой, взгляни, еще не хватало на немцев напороться.

Тот, кто сидел впереди рядом с водителем, вышел из машины, опустился на корточки. Сноп фары осветил фуражку с красным околышем. В тишине, наступившей за последними всхлипами мотора, слышно стало, как неистовствует в ночной степи ветер. Песок с шорохом осыпал машину. Там, где только что бежала колея, — уже непроторенное бездорожье, затянутое; серой шевелящейся пеленой.

— Верблюжий помет, гусеница… — ползая на коленях, Луговой разрывал руками песок.

— Что ты там бормочешь? — тоже вылезая из машины, сердито спросил его спутник. — Мне точно известно, наши танки здесь не ходили. Возьми мою карту, компас, свизируй.

Теперь они уже вдвоем нагнулись над дорогой, развернув в полосе света карту. Спутник Лугового был на голову ниже его, но и шире в плечах.

— Держать на северо-запад, — сказал он, разгибаясь и отдуваясь.

— Строго на север, — сворачивая карту, сказал Луговой.

— Нет. — В голосе его спутника привычка командовать и безоговорочная власть.

Ночная степь прогоркло пахла песками.

— Проклятый бурунный край, — снова усаживаясь на заднем сиденье машины сказал спутник Лугового.

Луговой дотронулся до плеча уютно придремавшего на баранке руля шофера.

— Приказано на северо-запад.

Вскинув голову, тот взглянул на него хмельными от сна глазами и сразу до отказа выжал газ. Машина сорвалась с места, опять поток света зашарил среди бурунов.

— Какая ни есть, а степь, — поскрипев мягкими пружинами сиденья, сказал спутник Лугового. — Есть где разгуляться глазу. Отсюда прямая дорога на Дон. Через Куму, Ставрополье, Сальск.