Тайна князя Галицкого - Александр Прозоров

Пятьдесят тысяч бояр и стрельцов, готовых в едином порыве сокрушить любого врага, на которого укажет государь. Втрое меньше, нежели было под Казанью. Однако и Литва – не татарское ханство.

У Иоанна рассеялись последние сомнения – и он приказал двигаться дальше.

Тридцатого января русские полки вышли к Полоцку, крупнейшему и сильнейшему городу княжества Литовского, и неторопливо окружили его, разбивая воинский лагерь.

Басарге и его братии отвели место в трехстах саженях левее царской ставки, возле Спасского монастыря. С помощью чернецов, оказавшихся весьма умелыми в своей работе, подьячий установил походный храм, а округ него, на удалении двух десятков шагов – пять просторных войлочных юрт, с двойной кошмой на стенах и на земле. Кроме того, сверху расстелили ковры, чтобы лежать было не только тепло, но и мягко. В центре каждой приготовили очаги, наносили дрова, но огня пока не разводили.

Закончив приготовления, боярин Леонтьев сходил ближе к городу – посмотреть вражескую твердыню. По виду она была никак не меньше Казани, и с такими же высокими деревянными стенами. Ров, возможно, тоже был – но какая зимой разница?

Со стен пришедшим что-то кричали. Что именно – Басарга из-за расстояния не услышал.

Стрельцы, занятые насыпанием валов и вкапыванием кольев, не отвечали.

Такое тихое противостояние длилось пять дней – государь Иоанн Васильевич, не желая проливать лишней крови, пытался договориться миром, между городом и ставкой перемещались послы. Бояре отдыхали и веселились, тайком от царя попивая вино и пиво, стрельцы ковыряли землю…

Пользуясь общим спокойствием, Басарга отправился осматривать лагерь воротынской дружины. Вскоре среди сотен палаток он заметил ту самую, что искал, с разводами на парусиновой крыше. Это он сам когда-то попытался ее раскрасить, но черничный сок расползался по ткани и в рисунок складываться не желал. Кончилось все, естественно, тем, что его выпороли – и чувство обиды не рассосалось полностью до сих пор. Что, впрочем, не мешало Басарге любить отца со всей искренностью.

– Еремей! Боярин Леонтьев! – пробираясь между чужими холопами, окликнул он воина, что правил, сидя на чурбаке, наконечник рогатины. Услышав знакомый голос, боярин поднял голову, и Басарга взмахнул рукой: – Отец!!!

– Сынок! – Боярин бросил копье и точильный камень, поднялся навстречу, и они крепко обнялись: – Господи, сколько же мы не виделись?! Заматерел, заматерел-то как! Юшман с серебрением, налатник с горностаем, сапоги хромовые… Прямо князь!

– Как вы живете, как мама, что Степан? – Хвалить так же отца у Басарги не повернулся язык. Боярин был все в той же кольчуге, в том же изношенном лисьем налатнике и беличьей шапке. За десять лет отец заметно осунулся, борода поседела, лицо подернулось морщинами.

– Матушка здорова, слава Иисусу, вестям от тебя порадуется, – перекрестился боярин Еремей. – У Степана и вовсе славно все складывается. Мы за него Наталию сосватали, дочь Агапия Мохнощекова, что от нас по тракту через две деревни живет. Сын у него растет. Третьим родился, и бог даст, выживет. – Боярин снова осенил себя знамением, ненадолго задумался, тронул сына за локоть: – Ну-ка, пойдем…

– Что же вы, – огорчился Басарга, – не отписались, на свадьбу не позвали?

– Да как же тебя позовешь-то, сынок? – пробираясь меж людей, посетовал Еремей Леонтьев. – Оказия до Москвы не каждый день случается. Ан и там тебя нет никогда. Все, сказывают, в отъездах на службе царской…

Они выбрались на открытое поле, разделяющее лагерь и тыны перед крепостными стенами, пошли не спеша, бок о бок.

– Никак с тобой списаться не выходит, сынок. А ведь надобно нам с матушкой и о твоем будущем подумать. Тебе скоро третий десяток выйдет, у тебя же ни кола, ни двора. Ни жены, ни детей. В возрасте твоем давно пора о роде своем позаботиться, о продолжении крови нашей. Между тем, у Третьяковых, бояр прилужских, дочь ныне как раз на выдаче. Мы с матушкой смотреть ее ездили – хороша! Широкобедра, пышнотела, щекаста. Кровь с молоком. Такая родит, как семечку раскусит. Крепкими детишки будут, здоровыми.

– А Семен-то где? – спохватился Басарга. – В дозоре?

– Дома Семен, стрела татарская летом нынешним изъязвила, еще не окреп, – кратко ответил отец. – Ты мне зубы не заговаривай! Хотим мы с матушкой, прежде чем в могилу сойти, знать в точности, что ладно жизнь у вас обоих сложилась. Что внуки за нас службы поминальные заказывать станут, что не иссякнут чресла бояр Леонтьевых.

– Не нужно о том беспокоиться, батюшка, – покачал головой Басарга. – Служба у меня трудная, обязанностей много. Некогда суетой семейной заниматься.

– Так на то родители и даны, чтобы о чаде позаботиться, пока оно в иных хлопотах погрязло.

– Нет, не нужно.

– Нужно, сынок, нужно. – Отец положил ему руку на плечо. – Ибо сказано нам Господом: «Плодитесь и размножайтесь», и в сем долг наш пред небесами, сколь бы тягостным он порою ни казался. Ибо после каждого смертного человека его след на земле должен остаться, его образ. Ты обязан приехать домой, и мы уговоримся о сватовстве, о приданом, о наделе сговоримся. Уедешь с женой – она и об уюте, и о доме твоем позаботится, пока ты в разъездах.

Они дошли до Двины, повернули вдоль нее к крепости.

– Нет, отец, не приеду, – решительно отказался подьячий. – Служба. И, потом, государь меня землей в Заволочье наградил, там тысяч пятнадцать десятин. А у Третьяковых что? Хоть сотня наберется?

– Пятнадцать тысяч! – охнул боярин Еремей Леонтьев. – Милостивый господь! В Заволочье, сказывают, земли куда как богаче наших будут, там жить легче. Пятнадцать тысяч! Не, Третьяковы тебе, стало быть, не ровня. Приданого, тебя достойного, им не собрать, даже если весь удел пожертвуют… – Боярин задумался. – Так сразу и не вспомнишь… Но, мыслю, сыщем мы тебе невесту достойную, дабы и здоровьем, и собой хороша, и что…

– Ты посмотри, отец! – остановил родителя Басарга, указывая на совсем уже близкую угловую башню Полоцка, что возвышалась над самой Западной Двиной. Там, устав переругиваться с русскими, литовцы опустили подъемный мост и затеяли с несколькими стрельцами драку. Стенка на стенку, пятеро против пятерых. И, что обидно, полочане одолевали. Остальные стрельцы, собравшись у рва полукругом, криками подбадривали дерущихся. – Бежим!

Быстро домчавшись до тына, Басарга влепил затрещины ближайшим стрельцам, что таращились на веселое зрелище.

– Вы чего, обезумели, служивые?! – злым шепотом зарычал подьячий. – Вы на войне али на ярмарке? Мы воевать Полоцк пришли, а не Масленицу праздновать. А ну, бердыши быстро разобрали! Соседей сюда зовите! И таиться, таиться…