Сибирский Целитель 4 - Алексей Меньшенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умею лечить, исцелять, убирать шрамы и делать разрезы пальцем руки. Почему тогда я ни разу не попробовал наоборот? Добавить бледность, нанести повреждения на теле. Мысленно тянусь энергией под бинт и слегка повреждаю кожу, вызвав небольшое кровотечение. Как только бинт пропитался красным, закрываю рану. Зубы точно рвать себе не буду, нафиг, но вот добавить бледность и синяки под глазами это запросто. Минута и на меня в зеркале смотрит очень бледный и помятый зомби.
– Пойдёт для сельской местности. – щерюсь в своё отражение.
Не, улыбаться точно нельзя, больно зубы белые и ровные. Последним штрихом нагоняю кровь в верхнюю губу, заставляя её увеличиться в три раза. После чего возвращаюсь в кровать, прикрывшись одеялом и закрыв глаза. Смена зрения и начинаю наблюдать за коридором.
Сколько там моя знакомая платила за один кубик для контурной пластики губ? Вроде десять тысяч, сколько помню. А я за несколько секунд тридцатку минимум сэкономил. Да и вообще, если взять сюда и работу с банкиром и убирания с лица старых шрамов, то смело могу подрабатывать пластическим хирургом.
Блин, вот я тормоз! Только сейчас до меня дошло, что могу менять свою внешность. А это открывает совсем другие горизонты. При желании могу стать невидимкой для людей. Конечно фигура, как и костяк останется прежней, но изменить лицо не так и сложно. Ещё сразу вопрос, а могу ли я себе усилить кожный покров? Чтобы никакая остро заточенная гадость мне больше в организм не проникла?
К решётке, разделяющей коридор больничного блока от тюрьмы, приблизились трое. Недолгое ожидание и местный надзиратель открыл её, козырнув при этом пришедшим. Значит гости уже пришли. Уже возле двери в мою комнату к мужским фигурам присоединилась женская. Люба получается не успела уйти, а может и ждала. Дверь рывком открывается, а я замедляю сердцебиение и дыхание.
– Его нельзя тревожить, как вы не понимаете. – слышу раздражённый голос Любы.
– Воронова, вас забыли спросить. – неприятный резкий мужской голос.
Теперь знаю и фамилию Любы. Прикольно между прочим, Грач и Воронова. Как там в поговорке было? Грач ворону глаз не выклюет… Хотя нет, там вроде ворон ворону. Ну да и ладно, и так пойдёт.
– Любовь Валерьевна, тогда каким образом ваш пациент, – новый ехидный голос, – Свободно перемещался по тюрьме в вечернее время?
– Что за бред вы говорите, – фыркнула Люба, – Я находилась в медблоке всё время.
Странно, вроде был вначале момент, когда мы вместе с ней и Нестеровым первое время гуляли вместе. Значит как-то опер смог подчистить запись с камер, молодец.
– Есть у нас честные сотрудники, которые видели вас вместе с уволившимся Нестеровым и этим больным. – опять неприятный голос.
Мужские фигуры подошли к кровати, только Люба осталась стоять у двери.
– Валерий Андреевич, – холодно произнесла врач, – Я написала заявление на увольнение. Будьте так любезны. Подпишите.
– Что, побежали крысы с тонущего корабля? – зло засмеялся мужчина. – Вы думаете так легко отделаетесь?
– Я об этом говорила лично вам ещё месяц назад. – также холодно сказала Люба.
– Валерий Андреевич, – ехидный голос, – Да подпишите, раз так хочет. Всё равно две недели отрабатывать будет, никуда не денется.
– Заявление с собой? – неприятный голос, уже сопоставил его с подполковником Куськовым.
– Да, – Люба достала сложенный листок и отдала мужчине, – Ручка тоже есть.
На стул рядом с кроватью присел третий мужчина, до этого не произнёсший и слова. Чувствую, как с меня спускают одеяло. Холодная рука ложится на грудь.
– Вы свободны, я вас не задерживаю. – начальник тюрьмы возвращает подписанный документ Любе. – Да и смена ваша закончилась. Максим Шелохвостов уже и на замену пришёл.
– Прощайте. – врач прячет бумагу и выходит аз палаты.
– До встречи, Любовь Валерьевна, – вслед врачу говорит ехидный голос, – До скорой встречи!
– Антон Борисович, завязывай. – фыркнул начальник. – Максим, что там с ним?
– Не пойму, Валерий Андреич, – ответил сидящий рядом мужчина, – Сердцебиение не ощущаю. Очень похоже на кому. Свежая кровь на бинтах.
– Может он того? – вижу как зам. начальника покрутил неопределённо рукой в воздухе.
– Надо стетоскоп принести и тонометр. Проверить, – рука нового врача убирается с моей груди. – Да и сам он сильно бледный.
– Ну так проверяй! – рыкнул начальник.
Врач поднимается со стула и быстрым шагом удаляется из комнаты. Оставшиеся двое, начальник и зам выходят в открытую дверь. Приближают головы друг к другу, а я усиливаю слух:
– Валера, а если он действительно умер? – шепчет зам.
– Типун тебе на язык, – бурчит начальник. – Для полного счастья только не хватало.
– Есть человек, есть проблема. Нет человека, нет проблемы.
– Откуда такие выводы? – чуть заинтересованно произносит начальник.
– Нам и так сверху уже прилетело, хрен ты на должности удержишься после всего.
– Что, Антон, на моё место захотел? – угрожающе прошептал начальник.
Шаги раздаются по коридору, и мужчины замолкают. В палату забегает врач, усевшись назад на стул коснулся груди холодным стетоскопом.
– Если его не будет, то можем так отписаться, что тебя просто переведут в другую тюрьму, – опять зашептал зам, – А если этот урод выйдет на свободу, то я сомневаюсь, что он промолчит про наши дела, про которые мог узнать. Ты же видел те записи?
– Видел, – замолкает на мгновение начальник. – Дай подумать.
Холодный стетоскоп несколько раз менял положение на моей груди. Вот врач начал натягивать на мою руку манжет от тонометра. Мужчины зашли молча в комнату и остановились за спиной врача. Заработал груша в руках мужчины, нагнетая воздух в манжет. Раз такое дело, то роняю давление…
– Шестьдесят на сорок, сердцебиение слабое. – говорит врач.
– И о чём это говорит? – голос начальника.
– Он в коме, Валерий Андреевич, – мужчина снимает с меня манжет. – Нужно реанимацию вызывать.
– Максим, ты погоди. – голос зама, – Иди пока к себе в кабинет, мы скоро подойдём.
– Но… Антон Борисович. – замялся врач, – Ведь умереть может.
– Он нас слышит? – это уже начальник.
– Нет конечно, – опять врач, – Он же в коме,