История папства - Самуил Лозинский

Не говоря уже о том, что Карл V понимал всю трудность борьбы с окрепшим и разросшимся в Германии лютеранством, он не смог согласиться стать оружием папы Климента VII и превратиться как бы в слепое орудие инквизиции и папства. Кровавое подавление лютеранства во имя «чистоты католической религии», продиктованное Кампеджо в Аугсбургском рейхстаге 1530 г., было равносильно передаче высшей власти в Германии папству. Понятно что Карл V без особого удовольствия «принял к сведению» прочитанную ему кардиналом Кампеджо инструкцию. Вместе с тем для Карла V, стремившегося к абсолютизму, имело огромное значение подавление протестантского движения, которое становилось опорой княжеского могущества. К тому же городская беднота и крестьянство видели в протестантизме оружие против их угнетателей-землевладельцев. Карл был крайне заинтересован в упрочении католицизма за счет протестантизма. Такое упрочение должно было совершиться его руками, а не руками римского папы. Поэтому выдвинутая в это время идея созыва вселенского собора с участием представителей светской власти и руководимого императором приходилась тем более по вкусу Карлу V, что такой собор мог бы подорвать успехи протестантизма и одновременно усилить его собственную власть.

Папа, не отказавшийся от старых притязаний на гегемонию и желавший быть выше императора, не хотел мириться с собором, потому что последний пошел бы, без сомнения, по пути урезывания сферы вмешательства Рима во внутренние дела отдельных церквей. По существу, это означало бы сильнейший материальный ущерб для курии, так как ее вмешательство заключалось преимущественно в наложении различных повинностей на духовенство и население под тем или иным предлогом. Недаром высказанная Карлом V вслух мысль о соборе сразу понизила «биржевую» цену на куриальные должности: приток денег в папскую кассу от их продажи значительно пал из-за страха сокращения «влияния» Рима на отдельные церкви.

Спасая интересы папского абсолютизма, Климент VII стал вести тайные переговоры с французским королем Франциском I, чтобы с его помощью свергнуть в Италии господство испано-габсбургской династии. Так папа, стремясь помешать созыву вселенского собора, подготовлял войну между империей и Францией.

Франциск I, давно исподтишка подрывавший позиции империи, поддерживал немецких протестантов, боровшихся против императорского абсолютизма. Таким образом, Климент VII, идя на союз с Францией, в некотором смысле становился союзником протестантов. Во главе противников «католического» императора Карла V стал подкупленный Францией гессенский ландграф Филипп, один из самых ранних и энергичных поборников лютеранства в Германии основатель первого немецкого протестантского университета в Марбурге (1527 г.). Войска гессенского ландграфа, с успехом боровшиеся за протестантизм, предполагалось по словам венецианского посла Джустиниани, перебросить, согласно договору французского короля Франциска с папой Климентом VII, в Северную Италию для борьбы против Германии. В Италии по зову папы должны были сражаться протестантские войска, руководимые Филиппом, против католического императора, осмелившегося заговорить о вселенском соборе. На союз папы с французским королем, поддерживавшим в Германии протестантов (в самой Франции он их преследовал), император Карл V ответил значительным смягчением своей антипротестантской политики и дал возможность ландграфству гессенскому, герцогству вюртембергскому, а вскоре и некоторым другим немецким землям ввести у себя лютеранство. Но и со стороны папы не последовало протеста, так как его французский союзник Франциск I поддерживал «этот внутренний раскол» Германии, будто бы выгодный папству, стремившемуся ослабить итальянские позиции испано-габсбургской монархии.

Потеря Германии, этой в глазах пап «дойной коровы», была сильнейшим ударом по материальному могуществу римского престола. Если удар этот был направлен из сравнительно экономически слабой и политически раздробленной страны, то объяснение этого нужно искать в том, что в Германии, по выражению Франца Меринга, все классы населения тяжко страдали от папской эксплуатации. Эта тяжесть возрастала тем больше, чем более папство всей силой своих эксплуататорских приемов и навыков обрушивалось на «германскую нацию», поскольку другие народы все плотнее закрывали перед папством свои границы и господствовавший в них класс «скупо» делился награбленным у народных масс добром с римским престолом.

Вслед за Германией лютеранство получило господство в Дании, Швеции и Норвегии и начало распространяться в Польше. Эти сравнительно слабые государства не чувствовали достаточно сил, чтобы подчинить себе церковь и заставить ее служить светским интересам господствовавших классов. Поэтому они ограничились тем, что порвали связь с папством и превратились в лютеранские государства, свободные от римского влияния. В то же время существовавший там княжеско-феодальный режим установил в этих странах «свою» религию согласно принципу: кому принадлежит княжеская власть, тому принадлежит и религия.

В более сильных в экономическом и политическом отношении государствах буржуазия не остановилась на полпути и стремилась к тому, чтобы уничтожить у себя полностью власть Рима и взять целиком в свои руки управление как светскими делами, так и духовными. Сильная, богатая буржуазия не могла удовлетвориться «религией бедных государств» и пошла по пути кальвинизма, развившегося в богатейших городах Нидерландов, этих деятельных и энергичнейших борцов за буржуазный режим, за свободное развитие капитализма. И внутри Германии, в особенности в ее западной части, там, где было много богатых и сильных городов, лютеранство склонило свою голову перед младшим, но более последовательным и прогрессивным соперником, каким являлся кальвинизм, эта, по словам Энгельса, религия наиболее смелой части тогдашней буржуазии.

«Между тем как лютеранская реформация в Германии вырождалась и вела страну к гибели, кальвинистская реформация послужила знаменем республиканцам в Женеве, в Голландии и в Шотландии, освободила Голландию от владычества Испании и Германской империи…» Стимулируя развитие капитализма, внушая веру в то, что неравномерное распределение благ является результатом божественного провидения, кальвинизм принял четко классовый характер, острие которого было направлено против «отверженных» крестьян, подмастерьев, чернорабочих. Предоставив избранным (то есть буржуазии) право восстания, вплоть до совершения буржуазных революций и казни королей, кальвинизм запрещал борьбу «отверженным», то есть трудящимся. Правда, и «пауперы трудятся», но богоугодным трудом является лишь «обогащающий» труд. Кальвинизм отличается от лютеранства и организацией церкви.«…Устройство церкви Кальвина было насквозь демократичным и республиканским; а где уже и царство божие республиканизировано, могли ли там земные царства оставаться верноподданными королей, епископов и феодалов?» Республиканское устройство церкви выражалось в избрании пасторов, однако путем рекомендации, которая была сосредоточена в руках избранных, то есть буржуазии, руководившей религиозной жизнью. Республиканизм Кальвина вел к теократическому устройству государства.

Катастрофа, постигшая папство и взорвавшаяся, словно бомба, впервые в Германии, охватила и другие европейские государства, вступившие на путь капиталистического развития, причем характер и размер этой катастрофы изменялись в соответствии со степенью и с особенностью экономического и политического развития каждой страны в отдельности. Лютеранство стало религией менее развитых государств Западной Европы, кальвинизм — наиболее развитых.

В XVI в. Западная Европа представляла собою столь сложную в социальном отношении картину, что переход от одного исповедания к другому далеко не везде шел по прямой линии, тем более что даже внутри каждого государства буржуазия не была достаточно сильна, чтобы уничтожить разлагавшийся феодализм. При таких обстоятельствах естественно, что боровшиеся между собою феодальный и нарождающийся буржуазный классы должны были идти на различные компромиссы. Папство же стремилось использовать к своей выгоде противоречивые интересы этих классов, и во многих случаях это ему удалось. С помощью так называемой контрреформации Рим отвоевал часть позиций, потерянных им в первой половине XVI в., в особенности в первые годы после выступления Лютера и других деятелей Реформации. Это обратное завоевание Римом своего влияния и основанного на этом влиянии могущества объяснялось в значительной степени тем страхом, который овладел господствовавшими классами в связи с Великой крестьянской войной 1525 г. в Германии. Этот страх побудил буржуазию пойти на сделку с феодалами и папством, протянуть им руку, с тем чтобы объединенными силами подавить восстание крестьян и плебейских масс, боровшихся вместе и находившихся под влиянием революционных идей, наиболее энергичным и ярким проповедником которых был в это время в Германии Томас Мюнцер.