Настоящее счастье - Алина Феоктистова

Глаза Валерия расширились. Он долго стоял перед Виолеттой, замерев, и только ветер развевал полы его широкого светло-серого плаща.

— Но у тебя же был ключ, — неуверенно произнес он наконец.

— Я оставила его в чаше у вешалки, когда уходила, — ответила Виолетта.

Она заметила, как побледнел Валерий.

— Я не знал… — пробормотал он. — Я был уверен… Значит, я оставил тебя на улице… Боже, я ведь знал твой характер… Значит, ты не читала моего письма? Я положил его на столе в гостиной, рядом с деньгами. Я все объяснил тебе в нем и просил дождаться моего возвращения. А когда ты неожиданно приехала сюда и стала вести себя так, словно мы — чужие люди, я подумал, что ты больше не любишь меня…

— А я думала, что ты больше не любишь меня, потому что бросил, забыв о моем существовании, — прошептала Виолетта.

— Господи, какой я идиот! Профессор был прав, — чуть слышно произнес Валерий, опускаясь перед Виолеттой на колени. — Я просто подлец, сможешь ли ты простить меня?

Виолетте опять показалось, что она вернулась в прошлое. Что не было трех мучительных месяцев, разделяющих их.

— Андрей, встань сейчас же! — забыв его новое имя, воскликнула она. — Что ты делаешь?

— Валера, — улыбаясь, поправил ее парень. — Скажи, милая: «Валера, встань сейчас же».

— Валера, встань сейчас же, — рассмеявшись, повторила Виолетта.

— Что о нас подумают, если увидят!

— А нас никто не увидит. — Глаза Валерия задорно блестели. — Я специально выбрал место, где никого нет. И я не встану до тех пор, пока ты, несмотря на мою глупость, не согласишься стать моей женой.

— Тогда тем более встань, — Виолетта не скрывала от него счастливого взгляда. — Ты пачкаешь в пыли свой плащ, а мне как твоей жене придется его стирать.

— Мы отдадим его в химчистку, — Валерий поднялся и обнял Виолетту, прижимая ее к себе. — Теперь ты — моя невеста.

— А как же Наташа? — спросила девушка. — Ты ведь говорил, что встречался с ней? Зачем ты ездил к ней?

— Я поехал к ней только для того, чтобы развестись, — ответил он.

— И она согласилась? После того как я сказала ей о твоем предполагаемом сказочном богатстве? — засмеялась Виолетта.

— Она не соглашалась, конечно, — сказал Валерий. — Но совершенно неожиданно мне на помощь пришел Саша. Он очень испугался, когда увидел меня, и я сначала подумал: наверное, он боится, что я буду сводить счеты. Мы ведь уже встречались с ним в несколько неприятной для меня обстановке. Но потом я понял, что он боится потерять Наташу. Он устроил так, что нас развели на следующий же день. Думаю, что он наконец-то решил на ней жениться.

— Надеюсь, у них все будет хорошо, они подходят друг другу, — улыбаясь, сказала Виолетта, вспомнив странную пару, но потом, посерьезнев, добавила: — А тебе не кажется, Валера, что мне пора все узнать о тебе? Я ведь никогда не поверю, что из-за измены Наташи ты мог бросить медицину и прятаться от всех.

Валерий подвел ее к одиноко стоящей на пустынной дороге лавочке.

— Мы поженились с Наташей, когда нам было по восемнадцать лет, — начал рассказывать он. — Мы с родителями только вернулись из Франции и жили в шикарной четырехкомнатной квартире в высотном доме на Красной Пресне. Я поступил в медицинский институт и почти все свободное время отдавал занятиям. А однажды ребята уговорили меня сходить на вечеринку. Я не любил развлекаться, но отказаться было неудобно. И там я увидел Наташу. Я влюбился с первого взгляда и без памяти. Мы стали встречаться, и сначала она делала это неохотно. Мне казалось, ей неинтересно было слушать мои увлеченные рассказы о медицине, а разговоры об искусстве вообще наводили на нее тоску. В общем, ей было скучно со мной. Но потом, впервые побывав у меня дома, она изменилась. Причем изменилась сразу и сама пошла на близость со мной. Я был тогда наивен и подумал, что она любит меня. Она была такой нежной и ласковой, и я в тот же день сделал ей предложение, а она согласилась. Родители не одобряли нашего брака, но они не стали отговаривать меня. Они всегда старались воспитать во мне самостоятельность в принятии решений, и всем лучшим в себе я обязан им. Мы поженились, и я был просто опьянен счастьем. Все было так хорошо! Когда я закончил институт и стал работать, я решил, что пора самому становиться на ноги, а не висеть у родителей на шее. Я купил отдельную комнату, считая, что мужчина сам должен содержать свою семью, а на квартиру у меня не было денег — я зарабатывал тогда мало, у родителей я не брал. С этого дня Наташа стала совсем другой, а когда мать с отцом, выйдя на пенсию, перебрались в Париж и продали квартиру, от которой я отказался, в ней не осталось ни капли нежности ко мне. Она устраивала скандалы, с презрением отзывалась о моей научной работе и о моих друзьях, а потом под разными предлогами стала уклоняться от близости со мной. Лишь раз в месяц она становилась прежней, ласковой и внимательной — в день моей зарплаты. Я организовал хозрасчетную поликлинику, в которой собрал высококвалифицированных специалистов, и она приносила хороший доход. Но у меня не было времени особенно задумываться о причине изменений, происшедших в Наташе. Помимо работы, я занимался исследованиями. Но об этом ты знаешь. К тому же у меня был друг, он понимал меня, и он помогал мне переносить конфликты с женой. Мужская дружба дает человеку очень много. А потом он заболел. — Валерий замолчал, что-то рисуя на земле носком ботинка.

— Я догадываюсь, что случилось с твоим другом, — сказала Виолетта, кладя ладонь на его руку.

— Да, — произнес Валерий, — у него обнаружили лейкоз. Врачи ничего не могли сделать, и ему становилось все хуже и хуже. А я тогда уже почти заканчивал работу над изготовлением вакцины. Я отказался от руководства поликлиникой, продав ее. Мне нужны были деньги, чтобы ускорить разработку лекарства: например, закупить дорогостоящее оборудование, необходимые препараты. Я надеялся, что Наташа поймет меня. И родители моего друга смотрели на меня как на спасителя. В их глазах была такая надежда, когда я вводил ему в вену вакцину. Через два часа мой друг умер. Я во всем винил себя. Лекарство было проверено на животных, но человеку я вводил его впервые. А ведь я так любил его. — Рука Валерия сжалась в кулак. — Я вышел из его комнаты и не мог смотреть в глаза его отцу. А мать просто была без сознания. И я пошел домой. Я ничего не соображал от горя, и Наташа казалась мне единственным близким человеком. Родителей со мной рядом не было, а позвонить им я не догадался. Если бы Наташа сказала мне хоть слово утешения или хотя бы обняла меня, я бы забыл все наши недоразумения и обиды. Я открыл дверь комнаты и увидел ее, лежащую в постели с другим. Он, вскочив, стал одеваться, испуганно поглядывая на меня. А я просто молча стоял, прислонившись к двери, и смотрел на них. А Наташа, сев на кровати, с перекошенным лицом стала орать на меня. Она в чем-то обвиняла меня, но я ничего не слышал. Потом я повернулся и пошел на вокзал. Я взял билет на ближайший поезд, не думая, куда я еду. Я просто не мог оставаться в одном городе с родителями друга, с Наташей. Я полагал, что вообще не смогу жить дальше. Ведь, кроме того, что я потерял жену и друга, я потерял свое дело. Я отдавал все силы на создание моего препарата, а он оказался… В общем, я считал, что убил своего друга. Может быть, думал я, если бы я не вмешался, случилось бы чудо, и он бы смог выжить. Ты ведь знаешь как медик, что люди, хотя и очень редко, но выздоравливают от этой болезни. Я вышел на вокзале твоего города. Вышел просто потому, что поезд дальше не шел, и начал жизнь сначала. Я изменил имя и фамилию. Я не боялся, что родители друга подадут на меня в суд. Они любили меня как родного и считали своим вторым сыном. Да я с удовольствием сел бы в тюрьму, если бы смог смыть с себя вину. Я просто хотел все забыть, и прежде всего себя самого, того, каким я был прежде. Я устроился сторожем на стоянку, достал фальшивые документы, купил домик около парка. А со временем стал главой фирмы. Мои родители были единственными людьми из прошлой жизни, с кем я поддерживал связь. Но это святое.