Настоящее счастье - Алина Феоктистова

Девушка видела, что место рядом с профессором, где раньше сидела она, пустовало. Вероятно, он еще не успел взять другую лаборантку. Он ведь становится так привередлив, когда дело касается иммунологии. Ему так не просто угодить, если он видит, что ты не увлечен своим делом. И скорей всего девушки, которые приходят к нему в поисках работы, не устраивают его. Это радовало Виолетту. Ей было бы неприятно видеть на своем месте другую. Хотя она знала, что это неизбежно, но лучше бы это произошло попозже.

Девушке стоило неимоверных усилий каждый день проходить мимо окон лаборатории и не заходить туда, а, пересекая медицинский городок и перейдя дорогу, оказываться в общежитии. Было мучительно сидеть в комнате, стараясь сосредоточиться на учебе, и знать, что совсем рядом, в пяти минутах ходьбы, ее профессор продолжает исследования, которые они вели вместе и которые начал молодой ученый Валерий Березин, ее возлюбленный. Как справляется Борис Михайлович без нее? Он ведь никогда не может сам найти нужные бумаги с результатами анализов. Он записывает наблюдения на клочках газет, старых рецептов и всегда забывает, куда кладет их. Виолетта всегда внимательно следила за его записями и сама вела их. Она в любой момент могла сказать, где находится та или иная запись, и нужные материалы всегда вовремя были под рукой у профессора лишь благодаря ей, Виолетте. Наверное, теперь кто-нибудь другой ведает этим.

Девушка сидела на подоконнике в своей комнате и смотрела в окно, откуда из-за деревьев был виден корпус кафедры иммунологии. Стоял конец сентября, и, несмотря на ранний вечер, сумерки уже окутали город. В окнах лаборатории зажегся свет. Вот сейчас, наверное, профессор вместе со своими ассистентами садится пить чай. Раньше чай приносила ему она, Виолетта, а кто занимается этим сейчас? Размышление девушки прервал стук в дверь.

— Войдите, не заперто! — крикнула Виолетта.

Дверь распахнулась. На пороге, опираясь на палку, стоял Борис Михайлович Карабчиевский, профессор иммунологии.

— Что же вы, голубушка, заставляете старика бегать за вами? Я ведь не мальчишка, — ворчливо сказал он.

— Борис Михайлович! — Виолетта спрыгнула с подоконника и бросилась к нему. — Заходите, пожалуйста.

Она взяла у него плащ и повесила его на вешалку, прибитую к двери.

— Хотите чаю? — спросила она, усаживая его на стул.

— Хочу, — все еще ворча, сказал профессор. — Из-за вас я лишился этой процедуры у нас в лаборатории. Эти остолопы не умеют готовить чай. Он у них чуть теплый и невкусный. А вас ведь нет, вы куда-то пропали и не думаете о несчастном старике.

Виолетта схватила чайник, бегом понеслась на кухню и так же быстро вернулась обратно в комнату. Она ничего не могла понять. Все происходило как в фантастическом сне.

Виолетта села за стол напротив профессора.

— Нельзя же так вести себя, деточка, — продолжал говорить Карабчиевский. — Сначала я думал, что вы больны, но время шло, а вы все не являлись на работу, и я стал беспокоиться и позвонил вашим родителям. Они, кстати, тоже сходят с ума из-за вас. Так что позвоните им, когда я уйду. Но ваши отношения с ними — это ваше семейное дело. Вы могли обидеться на них за что-то. Но работа, голубушка, работа — она важнее личных неурядиц.

Девушка была очень удивлена, слушая профессора. Не он ли сам поставил личные проблемы выше, чем работу, когда уволил ее, бывшую жену своего сына?

— Я спрашивал о вас у Леонида. И он сообщил мне, что вы ушли к какому-то мафиози, который купается в деньгах, и медицина вас больше не интересует. Я бы ему, конечно, не поверил, я ведь знаю вас, но он рассказал мне даже, как вы познакомились с ним, и я поверил. Чем в конце концов черт не шутит! Вы молоды и красивы. А деньги — штука коварная. Но мне так не хватало вас, и я, как глупый ребенок, все верил, что случится невозможное, и вы вернетесь. Я ждал вас и никого не хотел брать на ваше место. А недавно, когда я ругал моих ассистентов за то, что они на работе больше болтают, чем работают, я привел им в пример вас и сказал, что променял бы их всех на вас одну. Алексей упомянул, что вы живете рядом, в общежитии, и что, если мне так хочется, он может вас позвать. Я удивился. Значит, либо Леонид сказал неправду, либо произошло какое-то недоразумение. Может быть, вы не приходите, подумал я, потому что боитесь встречаться с отцом своего бывшего мужа? Может быть, вы решили, что я зол на вас из-за вашего развода? Но неужели вы, такая умная девушка, могли так плохо подумать обо мне? — грозно спросил Карабчиевский.

Он возвышался над столом, и его рыжая борода делала его похожим на доброго великана, который отчего-то хочет казаться злым.

— Но ведь Леонид сказал мне, что вы просили меня больше не появляться в лаборатории, — призналась Виолетта. — Он дословно передал мне ваши слова.

— Как же я мог просить вас не приходить на работу, когда я без вас как без рук? Я не могу сосредоточиться на исследованиях, потому что без конца отвлекаюсь на поиски прежних записей. Эти мелочи раздражают меня и не дают спокойно работать, — сурово отчитывал девушку профессор. — Из-за вас иммунология будет долго топтаться на месте.

— Но неужели кто-то другой не мог вести наблюдения и записывать их? — стала защищаться Виолетта. — Ведь это нетрудно.

— Это действительно нетрудно. Но дело в том, что мне трудно без вас, деточка. Вы незаменимы. Я привык к вам, а в старости трудно менять свои привычки. А кроме того, я люблю вас, черт возьми, — все больше сердясь, сообщил профессор.

Чтобы не разреветься, Виолетта вышла на кухню. Как она могла так плохо думать о своем учителе? Она взяла кипящий чайник и вернулась с ним в комнату. По дороге она постаралась справиться с охватившими ее эмоциями, но стоило ей увидеть профессора, как комок опять подкатил к горлу.

— Успокойтесь, деточка, — произнес Карабчиевский, заметив ее состояние. — Разве то, что я сказал вам, — новость для вас? И вы не знали, что я люблю вас, как родную дочь? И что, будь на то моя воля, я предпочел бы вас своему беспутному сыну? — В голосе профессора звучала доброта.

Слезы катились по щекам у Виолетты. Слезы радости и раскаяния. Как она могла так ошибаться! Девушка стала заваривать чай, низко склонясь над чайником и стараясь спрятать от учителя свои слезы.

— Не капайте в чайник, — к профессору вернулся обычный для него ворчливый тон, но он уже не мог ввести девушку в заблуждение. — Я не хочу, чтобы чай был соленый.

Когда чай был готов и разлит по чашкам, профессор отхлебнул глоток и удовлетворенно сказал:

— Ну, теперь, голубушка, я прощаю вам ваше отсутствие на работе. Чай — что надо.