Красный монарх: Сталин и война - Саймон Монтефиоре

Во время осмотра деревни вождь, конечно, сразу заметил, что вместо крестьян она буквально кишит чекистами, которые безуспешно пытались спрятаться. Он поинтересовался, сколько в Хорошево согнали человек. Лаврентий Берия попытался увильнуть от ответа. Тогда Сталин начал кричать. Нарком признался, что его безопасность обеспечивает целая дивизия войск НКВД. От генералов не укрылось, что в деревне нет ни одного крестьянина. Всех их перед приездом Сталина выселили и заменили на чекистов.

Ночь Сталин провел на койке старухи. Он спал, укрывшись шинелью. Утром выслушал доклад Еременко.

В Хорошево срочно вызвали Воронова. Генералу пришлось проехать не один десяток километров, чтобы попасть на эту таинственную встречу. «Наконец мы приехали в красивую рощу, из-за деревьев выглядывали маленькие деревянные домики», – писал он. Генерала провели в избу. Рядом с наспех сколоченным грубым столом стояли две скамьи. У стола был Сталин. Для связи с фронтами связисты провели специальный телефон. Генералы, дожидавшиеся аудиенции, спокойно озирались по сторонам. На них театральные декорации особого впечатления не произвели.

– Ну и положеньице!.. – прошептал Воронову какой-то генерал.

Только тут артиллерист понял, что все эти декорации должны изображать фронтовую обстановку.

Сталин закончил совещание. Он с довольным видом отдал несколько приказов и отпустил военных, которые вернулись на настоящий фронт. Покончив с делами, Иосиф Виссарионович спросил, можно ли подъехать ближе к линии фронта, но Берия категорически запретил это делать. Тогда вождь посетил военный госпиталь в Юконове. Охранники утверждали, что он расстроился, увидев, как много пациентов без рук или ног. Потом вождю неожиданно стало плохо. Дал о себе знать артрит. Пришлось возвращаться. Бронированный «паккард» с машинами охраны двинулся в обратный путь.

Вдруг машины остановились. «Ему было нужно опорожнить кишечник», – написал позже Микоян, который услышал эту историю от кого-то из присутствовавших в поездке. Сталин вышел из «паккарда» и спросил, не заминированы ли растущие вдоль дороги кусты. Вопрос, на удивление, оказался сложным. По крайней мере, ответить на него никто не сумел. Делать было нечего. Верховному главнокомандующему пришлось спускать штаны в присутствии многочисленной свиты. На глазах у генералов и офицеров охраны он присел прямо на дороге и справил нужду.

Вернувшись в Кремль, Сталин немедленно рассказал о своей героической поездке в письме президенту Франклину Рузвельту. В это время он как раз обсуждал с ним и Черчиллем первую встречу лидеров Большой тройки. «Я был на фронте, и поэтому только сейчас могу ответить на ваше письмо», – сообщил Сталин. Он написал, что не может встретиться с Рузвельтом и Черчиллем в Скапа-Флоу, гавани на Оркнейских островах. «Сейчас нужно более часто ездить на фронт…» – туманно объяснил генсек свой отказ ехать на самый север Шотландии и предложил собраться в более удобном месте, в Тегеране, который занят советскими и британскими войсками.

Придворные понимали значение поездки Верховного на фронт. Через месяц командующий Калининским фронтом Еременко предложил наградить Сталина орденом Суворова первой степени за победу под Сталинградом. К тому же, подчеркивал генерал, ценные приказы, которые вождь отдал в Хорошеве, и сам факт его присутствия на передовой помогли бойцам Калининского фронта добиться новых побед. Еременко поддержали Берия и Маленков.

5 августа, в день взятия Орла и Белгорода, Сталин с улыбкой спросил Антонова и Штеменко:

– Вы читаете военную историю?

Штеменко был в замешательстве. Он не знал, что ответить. Вождь, перечитывавший в то время «Историю Древней Греции» Виппера, продолжил:

– В древние времена, когда армии одерживали победы, в честь солдат и их командиров звонили все колокола. Думаю, будет неплохо и нам торжественно отмечать наши победы. Мы… – Сталин кивнул на товарищей. – …полагаем, что взятие Орла и Белгорода следует отпраздновать артиллерийским салютом и фейерверками.

В тот день кремлевские пушки сделали первые победные залпы. С тех пор Сталин пунктуально отмечал все победы на фронтах салютами и тщательно следил, чтобы все проходило как надо.

Около одиннадцати часов вечера Левитану принесли сводку новостей. Он позвонил Поскребышеву, чтобы получить добро от Сталина. Затем над огромной страной разнеслись артиллерийские залпы. «Давайте прислушаемся к ним», – часто предлагал вождь у себя в Маленьком уголке и замолкал.

У военных появилось новое занятие. Они боролись за право первыми сообщить Сталину хорошие новости. 28 августа Конев позвонил в Кремль, чтобы доложить о взятии Харькова, но получил ответ, что Сталин всегда спит по утрам. Тогда генерал набрался смелости и связался прямо с дачей в Кунцеве. Сталин, узнав, в чем дело, так обрадовался, что тут же подошел к телефону.

Когда в сводке Информбюро допустили ошибку, он рассердился и закричал:

– Почему Левитан не назвал Конева? Покажите мне текст сообщения! – Оказалось, что Штеменко решил не включать фамилию генерала в текст. Сталин был в ярости. – Что это за анонимное сообщение? Что у вас на плечах вместо головы? Остановите новости и прочитайте все сначала, но с Коневым. Все! Можете идти!

Собрав пятьдесят восемь армий на огромном фронте между Финляндией и Черным морем, Сталин решил нанести серию сильных ударов по врагу. Перед тем как начать наступление по всей линии фронта, ликующий Верховный распустил Коминтерн и получил поддержку церкви, разрешив избрать патриарха. Затем он решил, что пора менять гимн. Новый гимн Советского Союза должен больше соответствовать чувству эйфории и уверенности, охватившему всю страну. Вождь считал, что самый быстрый способ найти мотив и слова нового гимна – это провести конкурс. Молотов и Ворошилов отвечали за стихи, а Шостакович с Прокофьевым – за музыку.

В конце октября 1943-го, когда министры иностранных дел СССР, Великобритании и Соединенных Штатов готовили встречу Большой тройки в Тегеране, в Москве стахановскими темпами создавался новый гимн. Спешка объяснялась тем, что на ноябрьские праздники должен был звучать уже не «Интернационал».

В конце сентября Сталин предложил композиторам со всего Советского Союза присылать в Москву свои варианты мелодии. В середине октября пятьдесят четыре композитора, включая узбеков, грузин и нескольких евреев в национальных костюмах, приехали в Москву, чтобы участвовать в конкурсе.

Перед тем как выбирать мелодию, Сталин решил разобраться с текстом. О том, как это происходило, авторы слов нового гимна, Сергей Михалков и Эль-Регистан, подробно рассказали в воспоминаниях. Они остановились в колоссальной сталинской гостинице «Москва». 23 октября поэтов, уже приготовивших первый вариант текста, вызвали в Кремль. Их ждали Молотов и Ворошилов.