Новый Мир - Александр Столбиков

Клементьев был оскорблен и унижен, он даже серьезно подумывал о переходе в гражданскую авиацию. Но в тяжелый момент его поддержали Кудрявцев и добрый ангел-хранитель Петр Самойлов. Совместными усилиями они подготовили возможный переход Клементьева на авианосцы, где скверный характер считался не пороком, а достоинством настоящего морского волка.

Но на повестке дня уже стояли сороковые с известными событиями. В полк Клементьева приехала проверочная комиссия с большими погонами, и кляузник сгинул в небытие, как и многие другие некомпетентные командиры. А Евгений стал наконец комполка, оправдав доверие и сделав свой балтийский минно-торпедный полк лучшим в стране. Его заметило высокое флотское руководство, и после Норвежской операции Клементьев возглавил минно-торпедную авиацию Балтийского флота, кроме того, как перспективный командир был назван в качестве первого кандидата на должность начальника морской авиации Воздушного Фронта.

Клементьев был отчасти похож на Свиденцева: спокойный, уравновешенный, немногословный трудяга, не лишенный карьеризма, но не стремившийся к личной славе. Вся его энергия уходила на кропотливое и дотошное исполнение рабочих обязанностей, а интриг и боевок в руководящих сферах он опасался и избегал. Поэтому, в отличие от, скажем, Кудрявцева, готового ломиться напролом, выбивая все необходимое, избегал конфликтов и бумаг, предпочитая договариваться на личном уровне. Именно поэтому Кудрявцев был близок к своей заветной цели — поставить на авианосцы новенькие «Яки» и «Су» с М-82, проев плешь и выпив мозг всем в наркоматах ВВС и ВМС, а матчасть морской авиации оставалась устаревшей. Зато грамотный подбор кадров и их тщательная подготовка вполне компенсировали их недостаток. Помимо этого, Клементьев всегда очень внимательно изучал все технические и тактические новинки, по мере сил и возможностей внедряя их на своих «шаркунах», как называли морелетов за жесткое требование Клементьева уметь летать на сверхмалых высотах, почти «шаркая» по верхушкам волн. Поэтому радиосвязь и в целом организация управления у него были лучшими если не во всем Новом Мире, то в СССР точно. Сейчас Клементьев доводил до ума новую задумку — организацию «передвижного командного пункта» из двух самолетов — один с мощной радиолокационной станцией, другой с не менее мощным радиопередатчиком. Предполагалось, что использование такой «спарки» резко повысит возможности соединения по перехвату целей, а равно управлению своими силами. Пока что дело застопорилось из-за задержки поставок немецкой радиотехники, но командный пункт был уже готов, и Евгений никак не мог найти повод испытать его в деле.

Взяв слово, Клементьев рассудительно сообщил, что в целом он, конечно, готов выполнить приказ партии и правительства, но… Одно дело — отлавливать немногочисленные цели в океане. Совсем другое — штурмовать ограниченными силами большой конвой с солидным охранением и в пределах действия английской береговой авиации. Он бы не стал. Но если это неизбежно, то необходимо не ограничиваться торпедами, обязательно привлечь и бомбардировщики. Хоть те же Ил-4. Применить топ-мачтовое бомбометание, подвесить на часть машин ракетные снаряды, благо направляющие имеются. И обязательно дать в прикрытие еще полк истребителей Таирова, также с эресами. Да, новые «Та» пока слабо освоены, но когда англичане поднимут базовую авиацию (а они ее поднимут), каждый истребитель будет на вес золота, тем более способный самостоятельно влупить реактивный в борт супостату.

«А нужен ли истребителю над морем реактивный снаряд? — спросил Ворожейкин. — Топить корабли вроде бы обязанность торпедоносцев». — «Если надо будет — пустят „в молоко“ и вступят в воздушный бой, — рассудительно ответил Клементьев. — Но если хотя бы половина, да пусть хотя бы четверть „тапков“ сумеет отстреляться эресами по судам, мало им не покажется». Тогда-то Клементьев и произнес слова, ставшие легендарными и навсегда вошедшие в военно-морской и авиационный лексикон: «Эти враги дешевых побед не продают!»

Против сразу выступил экономный зачастую до скопидомства Чкалов — зачем бомбить с горизонта? Работать так по морским целям — только казенные бомбы тратить. После некоторого колебания члена Военного совета поддержали и Ворожейкин с Головановым. Немцы остались нейтральными, дескать, русским виднее, с чем лететь.

Общее решение было таким — атакуют три последовательные «волны»: немцы, советы и снова немцы. Согласовали время, а также то, что с утра по Южной Англии будет нанесен удар, который замаскирует торпедоносцы. «Люссеры» прикроют торпедоносцы над Каналом, а далее те обойдут Корнуэльс и полетят к цели уже в одиночку. Немцы летят с двумя торпедами на каждый самолет. Клементьеву не дали бомб и эресов, но у него по одной торпеде на самолет и много машин несут высотные торпеды.

Клементьев пытался говорить, убеждать и доказывать, но его незаметность и отстраненность сыграли злую шутку. Собеседники не привыкли, что у военно-морской авиации может быть свой, тем более разумный голос. Если бы только на совещании был Кудрявцев с его бешеной энергией и стремлением всегда ломиться вперед, до победного конца, или Самойлов с его спокойной рассудительностью… Но ни Самойлова, ни Кудрявцева не оказалось. Нарком засел в Москве, генерал-майор утрясал очередные проблемы с Гейдельбергом. Клементьева просто не стали слушать, его вежливо, но определенно посадили на место.

И Клементьев сдался, чего так и не смог простить себе до конца жизни.

Обговорив все нюансы, до которых додумались в тот вечер, Рихтгофен отбыл восвояси. Штаб Первого воздушного работал, как черти в аду после Содома и Гоморры.

Настало утро. Ночью англичане выслали эсминцы, новенькие «баржи Черчилля», перестроенные специально для организации заградительного огня по воздушным целям. Шесть из них встретились с конвоем и значительно усилили его прикрытие. Уэльсская группа истребителей была приведена в полную готовность. Даудинг, Черчилль и Элизабет провели бессонную ночь на пункте управления ПВО номер десять, ставшем штаб-квартирой всех авиационных сил Метрополии. Впрочем, в ту ночь не спал ни один человек, имеющий хоть какое-то отношение к конвоям и авиации Великобритании.

Элизабет в комбинезоне шотландцев смиренно сидела, сохраняя на лице отсутствующее выражение хладнокровной уверенности. Она ожидала, что командный пункт будет чем-то наподобие обычного комплекса кабинетов и совещательных залов с вереницей курьеров, чиновников и генералов. На деле же КП представлял собой огромный зал в два этажа в виде колодца с большой плитой прозрачного стекла в два человеческих роста посередине. На плите с помощью специальных зажимов укреплялись шаблоны карт и оперативно наносились последние изменения оперативной обстановки.

Элизабет совершенно растерялась во всеобщем организованном хаосе, непрерывном шуме голосов, стуке телеграфных аппаратов и телетайпов, неумолчном звоне телефонов и выкриках срочных посыльных. Кругом сновали десятки людей, молчаливых, изредка бросающих на бегу обдуманные фразы. Они непрерывно говорили по телефонам, принимали сообщения, дешифровали телеграфные сообщения, передавали друг другу бумаги, поручения и указания. Обрывки слов и фраз сливались в один ровный монотонный шум, физически давящий на череп, вызывающий желание закричать и зажать уши, только бы он прекратился.

Здесь все и каждый занимались своим делом, и лишь она играла роль дорогого, но в данный момент бесполезного украшения. Элизабет постоянно ловила на себе брошенные исподтишка, реже откровенные взгляды, любопытствующие, иногда восхищенные.

Во всем центре было лишь два очага спокойствия, и они притягивали взгляд Ее Величества, ищущей какой-то якорь, чтобы отвлечься от чувства собственной ненужности.

Около десятка оперативных работников колдовали над стеклянным стендом, священнодействуя с картонными шаблонами, световыми указками и разноцветными спиртовыми карандашами. Здесь словно сам воздух сгущался, подавляя общий шум, уплотняясь и электризуясь от напряжения. Оперативники почти не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь короткими уточнениями, передавая очередной запрос или удерживая ругательство, споткнувшись на передвижной лесенке, позволявшей забраться туда, куда уже не дотягивались руки.

Чуть поодаль стояли три сдвинутые в виде буквы «П» стола — импровизированное рабочее место Даудинга. Там был он сам, несколько курьеров, сама Элизабет и Премьер.

Маршал авиации сэр Хью Даудинг, командующий Противовоздушной Обороной и тактическими авиационными соединениями Метрополии, сидел, закинув ногу за ногу, сложив длинные пальцы на колене и, на первый взгляд, не делал ничего. Он словно нехотя, с какой-то ленцой бросал неспешный взгляд на стеклянный стенд, изредка поднимал трубку единственного телефонного аппарата. Время от времени передавал какое-либо поручение адъютанту. Из бумаг на его столе лежал лишь старый потрепанный атлас Северной Европы, изданный еще в начале века Королевским Географическим Обществом. Этот толстый том в обложке с застежками и металлическими уголками был знаменит почти так же, как и его хозяин. Рассказывали, что в нем рукой маршала вписана вся история авиации Британии, начиная с конца Мировой Войны, все авиабазы, аэродромы, батареи ПВО, основные линии связи, склады и базы снабжения и многое-многое другое. Так это или нет, оставалось тайной, но маршал никогда не расставался со своим сокровищем, никому не позволял в него заглянуть и всегда «советовался» с ним перед любым важным решением.