Леди и джентльмены - Джером Джером

Тем временем мистер Реджинальд Питерс — повзрослевший и, возможно, более здравомыслящий — смотрел на мисс Рэмсботэм другими глазами: теперь уже не просто терпел, но желал ее. Богеме крайне хотелось оказать содействие в счастливом завершении этого давнего, но в какой-то степени и нового романа. Мисс Рэмсботэм не выказывала симпатии к кому-то еще. Лесть и комплименты она по-прежнему выслушивала с удовольствием, но, похоже, теперь воспринимала их с юмором. Достойных кавалеров ей хватало, и мисс Рэмсботэм вроде бы с готовностью принимала их ухаживания. Но только затем, чтобы потом обратить все в шутку.

— Я ее за это люблю, — заявила мисс Сьюзен Фоссетт, — и он стал лучше — тут двух мнений быть не может, но мне бы хотелось, чтобы это был кто-то другой. Скажем, Джек Херринг, по-моему, он подходит ей больше. Или даже Джо, несмотря на его рост. Но она выбирает себе пару — не мы. А ей приглянулся только он.

Богема купила подарки, держала их наготове, но так и не вручила. Несколько месяцев спустя мистер Реджинальд Питерс вернулся в Канаду холостяком. Мисс Рэмсботэм высказала желание еще раз встретиться с Питером Хоупом наедине.

— Я готова и дальше вести раздел «Письмо Клоринде». Думаю, у меня получается. Но я хочу, чтобы вы платили мне, как и остальным.

— Я с радостью платил бы вам с самого начала, — ответил Питер.

— Знаю. Но, как я вам и говорила, совесть не позволяла мне брать деньги с обеих сторон. Что же касается будущего… что ж, они мне ничего не говорили, но я чувствую, что они начинают от этого уставать.

— И вы! — попал в десятку Питер Хоуп.

— Да. Я устаю от себя, — рассмеялась мисс Рэмсботэм. — Жизнь слишком коротка, чтобы долго оставаться самой стильно одевающейся женщиной.

— То есть вы с этим покончили?

— Надеюсь, что да, — ответила мисс Рэмсботэм.

— И не хотите больше об этом говорить?

— В настоящий момент — нет. Боюсь, мне будет трудно это объяснить.

Другие, не столь мягкие, как старина Питер, предприняли энергичные попытки разобраться с этой загадкой. Мисс Рэмсботэм наслаждалась, хитроумно обводя вокруг пальца своих мучителей. Ничего не добившись, сплетники отправились на поиски других сплетен, благо недостатка в них не было. Мисс Рэмсботэм медленно, но верно снова становилась благоразумной, искренней, «своей в доску». Богеме нравилась такая мисс Рэмсботэм, она ее хорошо знала и уважала: ту самую мисс Рэмсботэм, которая испытывала все добрые чувства — кроме любви. Годы спустя Сьюзен Фоссетт все выяснила, а уж через Сьюзен Фоссетт, женщину милую, но очень уж говорливую, подробности узнали и те немногие, кого интересовала обратная трансформация мисс Рэмсботэм.

— Любовь не контролируется здравым смыслом, — сообщила мисс Рэмсботэм своей ближайшей подруге. — Как ты и говоришь, есть много мужчин, за которых я могла бы выйти замуж с большей надеждой на счастье. Но другие мужчины меня не волновали. Он не был интеллектуалом, скорее эгоистом, может, даже эгоцентриком. И мужчине положено быть старше по возрасту. Он был моложе меня и слабохарактерным. И тем не менее я любила его.

— Я рада, что ты не вышла за него замуж, — призналась ближайшая подруга.

— Я тоже, — согласилась с ней мисс Рэмсботэм.

— Если не можешь довериться мне — не надо, — предложила ближайшая подруга.

— Я хотела все сделать правильно, — вздохнула мисс Рэмсботэм. — Даю слово чести, я так и делала, вначале.

— Не понимаю, — покачала головой ближайшая подруга.

— Будь она моим ребенком, — продолжила мисс Рэмсботэм, — я не смогла бы сделать для нее больше… вначале. Я пыталась учить ее, вразумляла. Господи! Сколько часов я убила на эту маленькую идиотку! Она же ничем не отличалась от животного. Животного! Обладала только животными инстинктами. Есть, пить и спать — так она понимала счастье. Внимание мужчин — это все, к чему она стремилась, но она не могла повесить замок на свой желудок, чтобы сохранить это внимание. Я убеждала ее, умоляла, ругала. Продолжала гнуть свое, вырабатывая в ней силу воли, не давая погубить себя. Я побеждала. Она уже боялась меня. Если б я продолжала в том же духе, то скорее всего одержала бы полную победу. Я продержала это маленькое чудовище в приличной форме три месяца. Потом мне пришлось уехать из города на несколько дней. Она поклялась во всем следовать полученным от меня инструкциям. Вернувшись, я выяснила, что большую часть времени она провела в постели, а питалась главным образом шоколадом и пирожными. Когда я открыла дверь, она, свернувшись калачиком, спала в кресле и храпела с широко открытым ртом. При виде этого зрелища дьявол вселился в меня и искусил. Зачем я тратила столько времени? Зачем выматывалась душой и телом? Чтобы мужчина, которого я любила, женился на свинье, потому что выглядела она как ангел? С этого дня я предоставила все судьбе. Хуже того — не буду снимать с себя вины! — потворствовала ей. Позволила топить камин в ее спальне, разрешила завтракать в постели. Не мешала пить горячий шоколад со сливками наверху — она это очень любила. Она становилась счастливой, только когда ела. Я предоставила ей право заказывать на завтрак, обед и ужин все, что захочется. Я ощущала дьявольскую радость, наблюдая, как изящные руки и ноги расплываются от жира и становятся бесформенными, как на бело-розовом личике выступают прыщи. Мужчина любит плоть. Разум, сердце, душа — он никогда об этом не думает. Эта маленькая бело-розовая свинка могла бы отбить у меня даже Соломона. Почему мир устроен во благо таких вот существ, а нам не разрешено использовать для защиты свой ум? Будь я только женщиной, я бы устояла перед искушением, но что-то во мне есть и от мужчины: мне захотелось посмотреть, что из этого выйдет. Проявился спортивный интерес. Я полагаю, изменило меня нервное напряжение, в котором я жила. Вся моя энергия ушла в тело. Времени мне хватило, и я смогла бороться с ней ее же оружием — животное против животного. Что ж, результат ты знаешь: я победила. Не возникало ни малейшего сомнения, что он в меня влюбился. Его взгляд следовал за мной по залу, он пожирал меня глазами. Я превратилась в прекрасное животное. Мужчины желали меня. Знаешь, почему я ему отказала? Он стал во всех смыслах лучше того глупого мальчика, в которого я влюбилась, но он вернулся из Канады с парой вставных зубов. Однажды, когда он смеялся, я увидела блеск золота. Я никогда не скажу, дорогая, что любви нет — любви чистой, искренней, всеобъемлющей, достойной мужчин и женщин, корни которой в сердце и больше нигде. Но эту любовь я упустила, а другую… я увидела ее в истинном свете. Я влюбилась в него, потому что он был смазливым кудрявым пареньком. Он влюбился в Пегги, когда она была бело-розовой и стройной. Я до конца своих дней буду помнить выражение его глаз, когда она говорила с ним на той вечеринке, в них читались отвращение и презрение. Я видела его взгляд, не отрывающийся от моих рук и шеи. Со временем я бы старела, кожа становилась бы дряблой, морщинистой. Я подумала, как он стареет, лысеет, толстеет…

— Если бы ты влюбилась в достойного тебя мужчину, — вставила Сьюзен Фоссетт, — такие мысли никогда бы не пришли тебе в голову.

— Знаю, — кивнула мисс Рэмсботэм. — Он полюбит меня тощей и в этой одежде, потому что я милая, со мной есть о чем поговорить, и я умная. Такого мужчину я и жду.

Он так и не появился. Очаровательная, со сверкающими глазами, седовласая дама по-прежнему живет одна в маленькой квартире на Мэрилебон-роуд, ее иногда можно встретить в Пен-клубе. Она по-прежнему мисс Рэмсботэм.

Лысые джентльмены чувствуют, как молодеют, беседуя с ней. Она умеет посочувствовать, широко мыслит, все понимает. Потом, услышав бой часов, они со вздохом прерывают разговор и возвращаются домой… некоторые к глупым, сварливым женам.

История пятая

Джой Лавридж соглашается — на определенных условиях — присоединиться к компании

Джозеф Лавридж по праву считался самым популярным членом клуба «Автолик»[13]. Невысокого роста, пухлый, чисто выбритый, волосы — каштановые, мягкие, пожалуй, длинноватые — он носил с пробором посередине и благодаря падавшим на лоб непослушным прядям выглядел моложе своего возраста. Достоверно известно, что ведущая писательница-романистка — согласно ее собственной оценке, — раздраженная вежливым отказом Джозефа пропустить ее в его редакцию без предварительной договоренности, надрала ему уши, приняв за посыльного. Гости клуба «Автолик», когда их с ним знакомили, просили передать наилучшие пожелания отцу, с которым они, помнится, ходили в школу. Все это могло нервировать человека, не отличающегося избытком чувства юмора. Джозеф Лавридж любил рассказывать такие истории сам, наслаждаясь комизмом ситуации, и, по подозрению многих, выдумал некоторые из них, наиболее невероятные. Еще одна причина популярности Джозефа Лавриджа среди представителей самых разных слоев общества, помимо его веселого нрава, остроумия, врожденной доброты и неистощимого запаса хороших историй, состояла в том, что он был холостяком. Предпринималось множество попыток охмурить его, и с прошествием лет число желающих это сделать не уменьшалось. Излишествам юности пришли на смену степенные и умеренные привычки, постоянно увеличивающийся капитал вкладывался в надежные ценные бумаги, перо приносило все возрастающий годовой доход, ему принадлежал изысканно обставленный дом, окна которого выходили на Риджентс-парк, а идеальный порядок в нем поддерживался превосходной кухаркой и домоправительницей, беззаветно преданными Джозефу. Родственники его по большей части жили в колониях, так что Джозеф Лавридж, пусть неопытные девушки и могли пройти мимо него с пренебрежительным смешком, рассматривался более опытными дамами как приз, который далеко не часто может получить стремящаяся замуж женщина. Старые лисы — так нас уверяют добросердечные джентльмены из сельской глубинки — обожают провести день, убегая от собак. Как бы то ни было, не вызывало сомнений, что Джозеф Лавридж, уверенный в себе, не выказывал недовольства ведущейся на него охотой. Да, по большей части он предпочитал общество мужчин, с которыми мог смеяться и шутить более свободно, которым мог рассказывать истории, не прокручивая их изначально в голове, чтобы случайно не оскорбить нежные женские ушки. Но при этом Джой не избегал женщин, искавших его компании, и всегда вел себя очень галантно, оказывая даме всяческие знаки внимания. Мужчины помоложе, стоявшие рядом, с восхищением наблюдали за легкостью, с которой он буквально за пять минут налаживал теплые, дружеские отношения с ослепительной красавицей, от чьей холодности они дрожали долгие месяцы. Их поражала смелость, с которой он укрощал, если можно так выразиться, самую красивую девушку в зале. Словно по мановению волшебной палочки, она переставала щетиниться сотнями иголок и весело смеялась, позабыв, что должна производить впечатление важной и неприступной. Секрет его успеха у женщин, возможно, заключался в том, что он их не боялся. Ничего от них не хотел, кроме общения, и в разумных пределах похвалы его шуток — оценить их по достоинству могли практически все, за исключением самых уж глупых. Но он не давал им ни малейшего шанса зацепить его на крючок. Естественно, именно это заставляло их удваивать усилия. Знакомые дамы Джозефа делились, грубо говоря, на две части: незамужние, которые сами хотели выйти за него, и замужние, которые хотели, чтобы он женился на ком-то еще. Это будет беда, соглашались последние, если Джозеф Лавридж так и останется холостяком.