Точка бифуркации - Владимир Дрыжак

- Вот на это, Василий Васильевич, и был расчет.

- Как - расчет? - лицо Спиридонова сделалось обиженным. 8то что же, выходит, вы меня надуть хотели?

- Не хотели - надули, - сказал я.

- Э-э... И вам не стыдно? - Спиридонов ухмыльнулся, застегнул свою шикарную жилетку, но зато отпустил галстук. Меня, старого человека... Можно сказать, уже пожилого, в возрасте. С признаками старческого маразма - хотели надуть? Это как, а?

- Мы имели ввиду, разумеется, не вас. Василий Васильевич, а некоего обобщенного бюрократа из следственных органов. Бюрократы - они ведь тоже люди, правда? Одно дело - блокнот, все целое. Ну, написано разное. Да мало ли что можно написать. И совсем другое, когда нет целой пачки листов. Тогда все оставшееся приобретает загадочный смысл.

- Ты видел. Гиря, еще таких прохвостов? Я - нет, - заявил Спиридонов, - Но здесь есть еще одна тонкость.

- По-моему, все ясно.

- Да нет, не все, - Спиридонов подобрался. - Я не могу всерьез рассматривать вариант, что вы заранее предполагали смерть Свеаборга. А без нее это все - пшик. Дутик, как говорил один мой знакомый. Каким образом блокнот должен был попасть к бюрократу?

- Это можно было осуществить разными способами. Я полагал, что Свеаборгом заинтересуются. Им, собственно, уже заинтересовались, когда он прилетал на Землю. Поэтому было решено, что Свеаборг оставит тот блокнот, который, вероятно, и попал к вам, среди своих личных вещей...

- Точно, Василий Васильевич, - подтвердил я. - Сюняев так и радировал: "среди личных вещей". Не "в нагрудном кармане у покойного", а именно "среди личных...".

- Так-так, ясно... Мерзавцы... Нет слов! Это не мы их обхаживали, Гиря, а они нас. И помяни мое слово, чуть позже выяснится, что они вообще нас надули. Им, Гиря, верить нельзя. Ни одному слову. Они и сейчас нас дурачат.

- Да я, собственно, и не верю, - заявил я.

- Почему меня не предупредил? - деланно рассердился Спиридонов. - Мне что теперь, все сначала прокачивать? Нет уж, у меня есть версия - я ее и буду держаться.

- Ваша версия в основных чертах соответствует действительности. Так что можете не волноваться, - сказал Калуца, улыбаясь.

- А в каких чертах не соответствует?

- Она не полна.

- Так давайте, восполнять пробелы - чего зря воду в ступе толочь.

- Мы не против, - Калуца взглянул на - Сомова. - Но мы хотели бы уточнить позиции сторон. Ваша цель?

- Моя? У меня нет целя. У меня есть задача. Она состоит в том, чтобы собрать как можно больше фактов - лучше все. Далее, подготовить дело в таком виде, что его уже невозможно будет спустить на тормозах. Написать докладную в Комитет Объединенных наций по проблемам освоения космоса и не дать ее положить под сукно, то есть утопить в проволочках. Я успокоюсь только тогда, когда появятся решение Комитета, подлежащее обнародованию. Но самая главная цель - добиться, чтобы кто-нибудь из лиц или органов, имеющих право законодательное инициативы, поставил вопрос о пересмотре второго параграфа. О пересмотре, прошу заметить, или, скажем, о смягчении, а не о полной отмене. Отменять - рано. Все. Теперь ваша очередь.

- Что касается меня, единственное мое желание - добиться возможности нормально работать, - глухо сказал Калуца. Чтобы не били по почкам! И чтобы на это были выделены ресурсы. Мне надоело быть человеком безнравственным и малопочтенным! И надоело следить за тем, как ведомства изображают из себя невинных девиц. Шеффилд ставит вопрос шире. Он считает, что человеку пора начинать эволюционировать и приспосабливать себя к жизни вне Земли. Что касается Сомова, то у него свои проблемы. Он хочет знать, кто он такой и на что способен. А вынужден скрывать свою двуличность.

- Понятно, - задумчиво произнес Спиридонов. - Это и следовало предполагать, у каждого свое... Но в принципе, наши проблемы имеют общие корни. Следовательно, соглашение возможно.

- И желательно.

- Что же мы будем делать? - осведомился Спиридонов. Лично меня интересует слава. Я, знаете ли, тщеславен и желаю попасть в Историю.

- О, славу мы вам, Василий Васильевич, уступим, - заявил Калуца. - Как только мы провернем это дело, так немедленно прославим имя Спиридонова в веках. Тут нет вопросов.

- Ага... хм... Ясно. Ты, Гиря, свидетель. А уж я тебя не забуду, будь покоен. Тоже отметишься на скрижалях.

- В равных долях, - сказал я твердо.

- Как в равных? Ничего себе... Вы посмотрите на него каков нахал. Иди отсюда, я и без тебя с ними договорюсь!

- В таком случае, я буду фигурировать как отдельное юридическое лицо.

- Ладно, после поговорим... Пока еще неясно, чем за это расплачиваться.

- Расплачиваться, Василий Васильевич, придется сочувствием и благорасположением. Нам очень нужна поддержка авторитетных руководителей высокого ранга. А вы, наверное, имеете разного рода досье... На любого ведь можно компромат подобрать. А коли так, то и нейтрализовать ничего не стоит.

- Ишь ты... Круто берете, этак вы, глядишь, и меня начнете шантажировать... А Сомов чего молчит? Планы вынашивает?

- Сомов думу думает, - усмехнулся Сомов. - Какой-то несерьезный разговор у нас получается. Шутки, прибаутки, яблочки... А дело-то серьезное.

- Ясное дело, серьезное. Было бы оно так себе - мы бы тут шутки не шутили, а вели бы себя очень солидно. Вы-то молодежь - не знаете пока этой закономерности. Чем более пустяковая проблема, тем серьезнее ее обсуждают, и тем выше инстанция, на уровень которой выводят окончательное решение. Я сам еще толком не понял, в чем тут фокус.

- Вероятно, в том, что для решения сложных проблем необходимо изобретать понятийный аппарат, - заметил Калуца, - и пока его нет, приходятся оперировать понятиями вроде, например, "сверхличность". А как его можно употреблять всерьез? Вот и перешучиваемся...

- Н-да.., - отозвался Спиридонов. - Честно говоря, я не вполне уверен, что серьезные люди могут решать серьезные проблемы. У них для этого не хватает фантазии. У меня ее вообще нет. А была. В детстве. Вот кстати, есть такая мысль, что дети должны проще соединяться в эту самую... Как считаете?

- Дети? - Калуца пожал плечами. - Почему?

- Не знаю. Мысль есть, а откуда взялась - не знаю... Вы думаете, люди между собой конфликтуют? Нет. Конфликтуют жизненые опыты и предрассудки. С возрастом человек всегда во что-то упирается. Найдет стенку, упрется лбом и стоит. Некоторые даже друг в друга упираются. Со стороны - смешно, а вот поди же ты... Те, которые могут смеяться, то есть люди несерьезные, - они как-то умеют посмотреть на себя со стороны. И долго не стоят. А серьезные - те сразу возводят свою проблему со стенкой в ранг принципа. "Это мои принципы - на том стою!" И стоит! А у детей нет жизненного опыта и принципов - зато у них есть правила. И играют они всегда по правилам. Если игра хорошая, то ее правила устраивают всех и обиженных нет. А нет обиженных - нет и конфликтов.