Миг власти московского князя - Алла Панова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нахохотавшись вволю, князь вытер глаза, на которых от смеха выступили слезы, и сказал, улыбаясь:
— А ты, Настасья, не хотела таких весельчаков за стол сажать. Вот ведь уморил!
— А по мне, так его наказать надо было бы, — едва скрывая улыбку, строго проговорил посадник, глядя на сына.
Тот, занятый своим делом, кажется, не услышал ни похвалы князя, ни грозных слов отца. Петр остался доволен своей затеей и, теперь не обращая внимания на слова взрослых, сложил вчетверо снятый с лица блин, обмакнул его в стоящую рядом плошку со сметаной и откусил большой кусок. В горнице снова зазвучал беззаботный смех князя. Чумазое лицо малыша, с отпечатавшимися на нем темными следами от жареного блина, теперь украсили широкие белые сметанные усы, которые Петр, как ни силился, но не мог слизать. Вконец отчаявшись, он вытер губы остатком блина и, с трудом запихнув его в рот, с немой мольбой уставился на мать. Она, негодуя в душе, поспешно протянула сыну чашу с молоком, а когда наконец он проглотил блин и, довольный собой, посмотрел на нее, Настасья Петровна принялась вытирать полотенцем чумазое лицо ребенка, что‑то шепнув ему на ухо. От ее слов он сразу густо покраснел и пригнул голову к самому столу, лишь мельком осмотрев озорным взглядом всех находящихся в горнице.
«Ишь проказник какой, — подумал воевода, заметив этот взгляд, и, посмотрев на хозяйку, понял: — Кажется, не избежать ему наказания».
Словно прочитав мысли воеводы, князь, который был сегодня удивительно миролюбив и на редкость смешлив, проговорил, улыбаясь:
— Пора и к делам нашим возвращаться. Егор Тимофеевич тебе обо всем, что известно нам стало, поведает коротко, ты его уж нынче долго не держи. А Василько, не обессудь, я с собой заберу. — Князь снова улыбнулся, искоса посмотрев на разрумянившуюся дочку посадника, и, переведя взгляд на ее отца, сказал: — Напоследок хочу, чтобы подняли мы наши чарки за продолжателей рода твоего, Василий Алексич. Чтоб радовали дети тебя, росли крепкими да умными. — Осушив чашу с медом, он поставил ее на стол и поднялся с лавки.
За ним следом встали из‑за стола воевода и сотник, которому по приказу Михаила Ярославича тоже надлежало присутствовать на допросах ватажников.
— Спасибо вам, хозяева, за угощение! — поблагодарил князь и в сопровождении сотника направился к выходу.
За воротами князь повернул своего коня в сторону посада, где, как он надеялся, снова сможет увидеть свою зазнобу. Солнце уже сместилось с самой высокой точки на небосклоне, но светило так же ярко и беззаботно.
У Марии с утра все пошло наперекосяк. Солнце светило ярко, звало на улицу, а она все не могла разделаться с домашними хлопотами, мать наказывала сделать то одно, то другое. Наконец, разделавшись со всеми поручениями, она уже собралась навестить подружку, но Ульяна снова остановила ее в дверях, строго сказав, что сегодня отец задержится в лавке и дочери надо будет отнести ему еду.
— А что брат? — вспыхнув, спросила Мария и с укором посмотрела на мать.
— Ты с ним и пойдешь, — спокойно ответила Ульяна.
— Один ведь он ходил, — не унималась дочь.
— Что с тобой, Марья? — удивленно подняла брови мать. — Али забыла, что уговор у нас был. Сама знаешь, на гуляния народ в Москву понаехал, потом и отец допоздна в лавке сидит. Мальца в эту пору негоже одного на торг пускать. Чужаков нынче много, всяк его обидеть может.
— Что ж я, за охрану Илье быть должна? Может быть, мне еще в брони облачиться? — недовольно говорила Мария, исподлобья глядя на мать, уже понимая, что от нового поручения отвертеться не удастся.
— Разговорилась ты больно! Не пойму только в чем причина, — сказала та и внимательно посмотрела на раскрасневшуюся сердитую девушку. — Неужто гулять опять собралась?
— С кем же мне гулять? — резко ответила она. — Я ж тебе еще вчера говорила, что Нютку из дому тепереча не выпускают. Все наше с ней гулянье — у ихних ворот, да и то под присмотром ее бабки.
— Оно и верно, — спокойно сказала мать. — Ей теперь не до гулянья. Нечего и тебе одной на торг шастать.
— Раньше можно было, а теперь нельзя вдруг стало, — пробурчала под нос Мария.
— Будто не знаешь почему! — возмутилась Ульяна, которая никак не могла понять, по какой причине Мария неожиданно стала такой несговорчивой и противится тому, что всегда делала без всяких пререканий. Она уставилась на дочь и строго произнесла: — Я тебе уж не раз говорила, что скоро тебе останется одна дорога — в монастырь. Все подружки твои — мужние жены, а ты, видать, боярина ждешь! Их то, доченька, на всех не хватает, да не больно‑то они по посадам разъезжают. Так что не пререкайся, хочешь али нет, а придется тебе с братом на торг идти. Радуйся, что хоть он в провожатые дан, а то с бабкой его отправлю, а для тебя дело и в избе найдется. Раз тебе на люди не охота показываться.
— Ладно, мама, не сердитесь, — почти прошептала Мария, подскочила к матери, обняла ее и потом быстро выскочила в сени.
«Что‑то с девкой неладное творится, — подумала Ульяна, взглядом проводив дочь, — в самом деле, одна–одинешенька остается. Вот Анюта уедет, совсем загрустит, не с кем словом будет перекинуться, не кем по посаду пройти. А во всем сама виновата. Упрямая. Вся в отца. Ежели что надумала, так хоть кол на голове теши, со своего не сойдет. Эх, что за девка. Какая же ее участь ждет, как жизнь ее сложится? С таким‑то норовом!» Мать вздохнула и принялась складывать в корзинку приготовленный для мужа обед.
Мария тем временем выбежала в сени и спряталась там в самый темный угол, присела на краешек старого короба, тихо всхлипнула. Ей было обидно, что мать ни с того ни сего стала так с ней строга и совсем замучила какими‑то неважными делами, которые вполне можно было отложить на потом. «И пол‑то я не так мету, и половики плохо выбила, — вспоминала свои обиды девушка, вытирая слезы, которые все текли и текли по щекам. — Это надо ж, я, оказывается, радоваться должна, что с Ильюшей мне позволено на люди выйти! Ишь чего удумала!» У Марии это последние слова матери, которые вдруг пришли ей на память, вызвали прилив злости, отчего слезы утихли, и сердитая ухмылка исказила красивое девичье лицо. Она пригладила растрепавшиеся волосы, встала и, шепча под нос какие‑то угрозы, неспешно пошла к горнице.
Мать уже собрала корзинку, в самую последнюю очередь вытащив из печи небольшой горшок, бережно укутала его в тряпицу и передала корзинку дочери. Та без особого энтузиазма взяла ее и, кликнув младшего брата, который тут же явился на зов, направилась к выходу.
Она шла по улице таким быстрым шагом, что Илья еле–еле успевал за ней. Ведь ему по пути надо было еще успеть прихватить с обочины пригоршню снега, чтобы слепить снежок и потом, прицелившись, запустить в чьи‑нибудь ворота или постараться угодить в легкомысленно оставленную на колу глиняную крынку. Однако ничего этого ему сделать не удавалось, он даже попросил сестру идти хоть немного помедленнее, но она лишь оглянулась и сердито сказала: «Ты кашу горячую любишь? Вот и отец тоже!» Смирившись, Илья зашагал быстрее, оставив мысли о своих развлечениях, думая теперь только о том, почему сестра так неприветлива с ним и молчит всю дорогу. Сам он ни в чем перед ней не провинился, да и мать вроде Марью не ругала, значит, сестра злится по другому поводу, наверняка все из‑за того, что подружка ее совсем скоро выходит замуж, а она так и не отыскала суженого. Найдя это единственное для себя объяснение, мальчик, который не раз слышал, как взрослые говорили о несговорчивости сестры, успокоился и, догнав ее, взял за руку, что, по его разумению, должно было выражать полную поддержку.
Никто из тех, кого прочили Марье в мужья, Илье почему‑то не нравился. А при одном воспоминании о Тимофее у мальчика само собой загорелось ухо, которое сынок местного богатея однажды очень больно крутанул. Случилось все из‑за того, что Илья, увидев Тимофея, направлявшегося к их воротам, кинулся ему навстречу, да по неосторожности наступил своей грязной голой ступней на сафьяновый сапог гостя. Потерев ухо, Илья еще сильнее сжал руку сестры и совсем по–взрослому вздохнул.
Девушка, правда, внимания на это не обратила, поскольку думала только о том, удастся ли ей сегодня увидеться с князем, и очень надеялась, что он снова окажется у ворот их дома. Именно поэтому она так спешила к отцу, хотела как можно скорее вернуться домой, чтобы, не дай Бог, не пропустить такой долгожданной встречи.
Пройдя по заполненной людьми торговой площади, Мария и Илья добрались до отцовской лавки. Юшко как раз торговался с каким‑то сухощавым немолодым мужиком, со знанием дела рассматривавшим разложенный перед ним товар. Наконец, выбрав что‑то, довольный приобретением, мужик отошел, и только после этого Юшко обратил внимание на дочь и сына.
— Проходите‑ка в лавку, нечего на морозе стоять, — устало проговорил он, сгребая товар с прилавка.