Казачий дух - Юрий Иванов-Милюхин

— К стене, к стене… — донесся крик Чигирьки. — Дядюка Панкрат, прижимайтесь к скале.

Еще не понимая, что там произошло, полковник властно махнул рукой, заставляя весь отряд вжаться в отвесную скалу. Захарка с Петрашкой схватили коней под уздцы и придвинули коляски вплотную к каменному массиву, затем отвязали запасных лошадей от задков и вскочили в седла. Они все еще были недовольны тем, что Панкрат вместе с мамукой спровадили их из отчего дома, не дав возможности принять участие в новом походе на правый берег Терека для вызволения из плена близких своих родственников. Софьюшка прямо заявила, что матерые казаки из них не получились, а вот Панкрат воин прирожденный. На него, да на дядюку Савелия, младшего брата убитого своего мужа, она возложила обязанности по спасению дочери с внуком, принудив Захарку с Петрашкой и Буалком после похода в Дагестан собирать саквы и убираться с подворья в свои европы. А громкий цокот все нарастал, он действительно грозил перерасти в горный обвал, спасения от которого не было бы никому. Панкрат стиснул зубы, стараясь не выдавать беспокойства, он знал, что за ним наблюдает весь отряд. Терцы навели ружья на утес, нависший над дорогой, лица у них посуровели. Сидящие в колясках женщины тоже не остались без дела, взявшись забивать заряды в дула. Казаки притихли, лошади под ними напряглись. Но это временное затишье было готово в любую минуту взорваться смертельной круговертью, когда за тесным сплетением тел невозможно было разобрать, кто свой, а кто чужой. В этот момент Чигирька поднял руку и тут-же выдернул из-за пояса пистолет. Из-за скалы вылетели несколько всадников в гусарских голубых одеждах с золотым шитьем по бортам и обшлагам, они успели проскочить некоторое расстояние, когда один из них, в чине подпоручика, заметил отряд, прижавшийся к стене.

— Стоять! — крикнул он товарищам, заворачивая лошадь обратно и вытаскивая из ножен саблю. Он подскочил поближе к терцам и грозно спросил. — Кто такие, простые горцы или абреки с большой дороги? Говорите!

Никто из казаков не успел ответить, потому что офицер уже увидел коляски с женщинами, сидящими в них, и продолжавшими наводить на гусар оружие. По краснощекому лицу всадника пробежала снисходительная улыбка, он обернулся к товарищам, успокаивающим разгоряченных скакунов:

— Господа, поистине Кавказ — это мешок, набитый душистыми сухофруктами. Кого здесь только не встретишь, даже женщин в столичных шляпках, — он снял с головы кивер и картинно поклонился. — Экскюзи муа, мадемуазелле, примите наши восхищения вашими нарядами и тем спокойствием в этих глухих местах, которое написано на ваших лицах.

— Да уж, русская баба везде чувствует себя в своей тарелке, хоть в шалаше у какого-нибудь зулуса, хоть в хоромах английского лорда. И везде ее отличает от остального женского сословия великая терпимость ко всему — хоть к навозу вокруг, хоть к французскому парфюму, — грубо гоготнул товарищ гусара, плотный светлоусый ловелас. Он присмотрелся попристальнее, — Это точно наши женщины, в крайнем случае европейки, на горянок или казачек они никак не походят. Федор, спроси у этих сударыней, как их сюда занесло? Неужели Пятигорских источников с местными джигитами им уже стало мало?

Но тот, кого назвали Федором, вместо этого принялся рыскать глазами по всему отряду:

— Кто здесь у вас главный? — наконец спросил он. — Вы по русски понимаете, или ни бельмеса?

— Я главный, — отозвался Панкрат. — Мы терские казаки, провожаем своих родственников до станицы Пятигорской, а потом они уже сами поедут по своим делам.

— От… чертово племя, от абреков не отличишь! — снова подал голос ловелас. — Спроси у них, Федор, из какой они станицы?

Но в этот раз подпоручик не прислушался к мнению своего друга, он дернул коня за уздечку и подъехал к казаку поближе, не сводя взгляда с полковничьих погон на его черкеске. На сытом лице все так-же светилась непуганая дерзость.

— Господин полковник, вы ведете свой отряд из Моздока? — спросил он.

— Оттуда.

— Никого на дороге не встречали?

— Нам никто не попадался, а что случилось?

— Слыхали про полковника Панкрата Дарганова, атамана из станицы Стодеревской? — гусар чуть наклонился вперед, стараясь присмотреться к терцу получше. — Говорят, лихой казачура.

— Про лихость его не знаю, а про самого атамана слышал, — скромно признался Панкрат. — А что он такого натворил?

— Он разворошил Шамилево гнездо, которое имам свил в заоблачном ауле Гуниб, и теперь змеи из него расползлись по всему Кавказу. Уже грузины петицию императору Николаю Первому отправили, что чеченцы валом повалили в Кадорское ущелье на их территории, — разоткровенничался Федор, одним глазом подмигивая собеседнику. — Нам велено защитить бедных горцев, а заодно взять Дарганова и доставить его в штаб русских войск.

— Чтобы ему не повадно было нарушать перемирие с Шамилем, имамом всех горских народов, — с кривой ухмылкой добавил плотный гусар, тоже приглядывавшийся к погонам на плечах терца. Он добавил. — Без особого на то приказа Главнокомандующего войсками по всей Кавказской линии.

Русским офицерам было известно, что полковничье звание давали только атаманам терских юртов, состоящих из нескольких станиц, или товарищам атамана всего Терского войска.

— А если эти абреки обнаглели до такой степени, что перестали вылезать из наших селений? — возмущенно вздернул подбородок Панкрат. — Они убивают людей, грабят, насилуют и угоняют в полон наших женщин и детей. Тогда как?

— Ну, господин полковник, Господь терпел и нам велел, — развел руками Федор. — На этом принципе вся Библия держится, по законам которой мы с вами живем.

— Значит, если дикарь зашел к тебе в дом и сотворил все, что он захотел, то я должен эту дикость терпеть? — скрипнул зубами атаман.

— А что ты ему докажешь? Он же дикарь, значит, ничего не поймет, — ухмыльнулся собеседник. — Чтобы вы знали, умные люди, которые стоят во главе нас, сирых и беспомощных, проповедуют именно такое общежитие людей и заставляют неукоснительно его соблюдать.

— Вот и пусть бы соблюдали эти правила у себя в хоромах, а в наши дела соваться им не за чем, — сверкнул глазами атаман. — Лично у меня овцы с баранами находятся на своем месте — на базу, и за стол сажать их рядом с собой я не собираюсь.

Федор перемигнулся со своим нагловатым другом, затем улыбнулся собеседнику понимающей улыбкой и завернул морду лошади назад:

— Значит, до самого Моздока дорога чистая, господин полковник? — переспросил он.

— Мы не встретили никого, — подтвердил свои слова Панкрат.