Вечная Вдова - Андрей Завадский

В неказистом святилище воцарилась торжественная атмосфера, и Эрвин, невольно все крепче сжимавший тонкие пальчики Ильмы, чувствовал, что девушку колотит дрожь, и сейчас виной тому уж точно был не холод.

  - Возьмите друг друга за руки, - произнес жрец, взглянув на влюбленных. - Пройдите над Священным Пламенем и очиститесь от сомнений и скверны, дабы чистыми вступить в новую жизнь!

Взглянув друг на друга, юноша, едва успевший стать мужчиной, и девушка, совсем недавно ставшая женщиной, одновременно сделали шаг вперед, подняв крепко сцепленные руки. На мгновении ощутили нестерпимый жар огня, яростно бившегося в каменном очаге, а затем оказались лицом к лицу со жрецом, в этот миг невероятно преобразившимся и уже не похожим на того дряхлого, заспанного старика, что отворил перед ними двери храма.

  - Эрвин, сын Хальвина, - возвысил голос хранитель святилища. - Будь защитником вашего очага, храни жену свою всегда, будь верен ей, не оставляй ее ни в горе, ни в радости, и да пребудет с тобой благословение Тайлы!

Взгляд жреца, в котором плясало пламя, вперился в девушку, от волнения едва не лишившуюся чувств. Она только сейчас по-настоящему стала понимать, что происходит.

  - Ильма, дочь Рогнеты, - твердо, торжественно, точно перед многотысячной толпой, молвил старец, очи которого словно превратились в расплавленное золото. - Храни ваш очаг, угождай мужу своему, будь ему верна в миг радости и в мгновение горя, и да прибудет с тобой благословение...

Речь жреца прервали раздавшиеся из-за плотно затворенных врат святилища крики, затем дополнившиеся звоном оружия. Что-то тяжело ударило в ворота, а затем сильнейший удар сорвал их и в темном проеме, озаренные неверным светом факелов, возникли фигуры, тускло сверкавшие броней и обнаженными клинками. И впереди шел сам король Хальвин.

  - Ни шагу вперед, - воскликнул Кертус, вытягивая из ножен блеснувший в отсветах пламени клинок. - Стойте!

Юноша видел изрубленные тела двух своих друзей, лежавшие на мокрой от росы земле. Видел он и пришпиленного к воротам храма полудюжиной арбалетных болтов третьего своего спутника, даже после смерти не выпустившего из сведенных судорогой пальцев рукоять меча. И уж тем более не остались незамеченными обнаженные клинки и нацеленные в грудь молодому рыцарю арбалеты. Но он защищал своего господина, того, кому сам, по своей воле, дал клятву служить, покуда принц не освободит его от этой службы, и был готов биться до смерти. Собственно, ясно было, что миг этот наступит довольно скоро.

  - Прочь с дороги, молокосос, - глухо прорычал король Альфиона, делая шаг вперед. - Если тебе дорога жизнь, мальчишка, то не стой на моем пути!

Не говоря ни слова, Кертус выхватил клинок, и в тот же миг сухо щелкнул арбалет. Болт вонзился юноше в бедро, заставив того опуститься на колено. Король Хальвин не собирался снисходить до схватки с каким-то мальчишкой.

  - Как ты посмел осквернить кровью святое место? - взвился вдруг жрец, гневно сжимая кулаки. - Прочь отсюда, святотатец!

Это могло показаться смешным, сухонький старичок против гиганта-короля, к тому же вооруженного, но в голосе, в каждом движении жреца ощущалась какая-то тайная сила, и даже охваченный яростью Хальвин опешил на миг.

  - Это ты иди прочь, старик, - рыкнул король. - Я заберу своего сына, а эту девку придушу собственными руками, и ты, дряхлая развалина, не остановишь меня!

  - Твой сын и Ильма, дочь Рогнеты сочетались законным браком, и ты не можешь отныне разлучить их, - звонко молвил в ответ жрец. - Если же сделаешь еще хоть шаг, то не я, но милосердная Тайла покарает тебя. Она дарует мне силу. Дабы защитить Священное Пламя.

Глухо рыча, король Хавльвин шагнул вперед, и тогда жрец воздел над головой руки, и все, кто оказался в этот миг в святилище, видели, как их окутало золотистое мерцание. Древняя богиня не оставила в беде своего верного слугу, долгие годы возносившего ей молитвы и творившего добрые дела ее именем. Но королевские гвардейцы, прежде сталкивавшиеся с магией в самом разном виде, не мешкали. Прошедшие суровую школу, из которой неловкие, слишком медлительные и нерешительные не выходили живыми, наемники на службе его альфионского величества сперва действовали, и лишь затем к ним пришло осознание того, что они натворили, а вместе с пониманием этого явился страх.

Но все это было чуть позже, а в тот миг, когда жрец уже намеревался ударить своими чарами, слитно щелкнули арбалеты, и два болта, с низким гулом пронесшись под сводами храма, завершили свой короткий полет в теле старого жреца, впившись в его узкую грудь по самое оперение. В тот же миг сияние, окутавшее его руки, угасло, а затем померк и блеск в глазах. Коротко всхлипнув, старый хранитель святилища кулем упал на пол возле священного очага, в котором бессильно билось пламя.

  - Ты убил жреца, король Хальвин, и отныне на тебе проклятие древней богини, - Кертус, раненый, но еще пребывавший в сознании, превозмогая боль поднялся на ноги, замахиваясь мечом. - И пусть я стану проводником ее гнева прямо сейчас. Умри, убийца!

Он успел поднять оружие в замахе, но на то, чтобы ударить, король, которые был все же не только самым сильным бойцом во всем Альфионе, но и самым быстрым, времени юнцу, заигравшемуся в рыцаря, уже не дал. Со свистом рассек воздух широкий клинок, уже успевший этой ночью отведать крови, и полоса стали врезалась в грудь Кертусу, беззвучно рухнувшему наземь.

  - Взять его, - теперь взгляд короля, полный нечеловеческой ярости, нацелился на Эрвина, нервно стискивавшего рукоять меча. - Живей, псы!

  - Умри, - не дожидаясь, когда гвардейцы исполнят приказ государя, принц, одним плавным движением вытянув меч из ножен, бросился к своему отцу. - Сдохни, бешеный зверь! Тебе не место на троне, безумец!

Крестя перед собой воздух тускло сверкавшим в свете священного огня клинком, Эрвин совершил прыжок, стремительно атаковав короля. Но Хальвин встретил его наскок непроницаемой защитой, отразив несколько стремительных выпадов, и затем перейдя в атаку сам. Здесь, под сводами древнего святилища, сошлись в поединке два бойца, одинаково подвижный и ловких во владении клинком. И оба были в этот миг охвачены боевым безумием, застившим глаза алой пеленой, и рождавшим во рту привкус свежей крови.

  - Своевольный щенок, - брызжа слюной, рычал государь, нанося удар за ударом. - Ничтожный сопляк!

  - Убийца, - принц Эрвин, пока еще отражая выпады противника, частью принимая их на свой клинок, а частью уклоняясь, отступал, не в силах выдержать яростный натиск своего отца. - Тиран! Жестокий выродок!

Но все же король Хальвин был сильнее, и свое воинское мастерство он оттачивал не только на плацу, под присмотром суровых наставников, но и в гуще сражений, из которых всякий раз выходил победителем, забирая жизни менее удачливых врагов. Зацепив клинок своего сына крестовиной своего меча, он вырвал оружие из рук принца. Но Эрвин, не помня себя, кинулся на отца с кулаками, впервые в жизни окунувшись в омут боевого безумия, которым страдали все его предки по мужской линии.