Жизнь на кончиках пальцев - 3 - Маруся Новка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ведь меня лишили родительских прав, — пытался протестовать Халфин. — Леночку могут удочерить, и тогда я навсегда потеряю её! И что мне делать в таком случае?!
— Смириться, — начальник тюрьмы был неумолим. — Если ты печешься о благе ребенка, оставь все, как есть. Выйдешь — тогда и будешь разбираться.
И вот, спустя чуть больше месяца после памятного разговора, его зачем-то вызывают.
Куда? Зачем? На эти вопросы Тимур, шагающий по мрачным коридорам вслед за охранником, ответов не находил. Удивился, оказавшись перед дверью кабинета начальника колонии. Переступил порог. Бодро и отчетливо произнес слова, соответствующие случаю: фамилию, имя, номер, статью, по которой осужден.
В кабинете кроме самого начальника колонии был еще один мужчина, сидевший спиной к двери.
Мужчина встал, обернулся.
Халфин узнал в нем отца своего бывшего сослуживца, который в течение нескольких дней решил его проблему с жильем и работой. Того, с чьей лёгкой, или не очень, руки он четыре года мёл улицы Молдаванки, тихо спивался, избивал жену, в результате чего оказался вот здесь, в колонии строгого режима.
— Ну, здравствуй, Тимур Халфин! — мужчина открыто улыбнулся и шагнул навстречу, протянув руку.
— Я могу идти? — отчего-то спросил разрешения гостя начальник колонии.
— Да, — последовал ответ, — оставьте нас одних.
* * *Голова гудела, как чугунный котёл.
Мысли не желали выстраиваться в четкую картину.
Тимур не мог взять в толк, почему этот, практически незнакомый человек, приехал сюда. К нему. Почему делает ему предложение? Странное, не до конца понятное.
— Почему я? И почему сейчас? — наконец посмотрел в глаза мужчины, ожидавшего ответа. — Если вы обратили на меня внимание после рассказа сына о годах нашей службы, почему никак не проявили себя за все время?
— Сын рассчитывал, что ты обязательно заедешь повидаться после службы. И я надеялся увидеть тебя лично. Познакомиться. Но твой первый визит состоялся при обстоятельствах, о которых ты и сам знаешь. Я сделал все, что было нужно на тот момент. Потом моё присутствие потребовалось в другой стране, и мы с сыном и женой уехали на два года.
— Я знаю, что вас не было, — прервал Халфин. — Я приезжал к вам на Петрашевского пару раз, но никого не застал дома.
— Да, — кивнул мужчина, — мы не распоряжаемся ни своим временем, ни своими действиями, — его глаза блеснули, губы сжались: — Но потом, спустя два года, когда мы снова оказались в Южной Пальмире, я решил узнать как твои дела. Помочь, если потребуется, в поиске новой работы. Для службы делу Организации ты был бесполезен, но как человек — не безразличен, — помолчал и продолжил: — Не мне. Моему сыну, которому я не мог отказать в незначительной просьбе.
— Вы приезжали на Молдаванку? — удивился Тимур. — Почему не зашли? Почему не захотели увидеться?!
— А зачем? — искренне недоумевал мужчина. — Зачем мне нужно помогать спившемуся дворнику? Ведь ты стал на то время тем, кем хотел.
— Я не хотел, — пробормотал Тимур.
— Конечно, — усмехнулся гость. — Ведь это кто-то другой заставлял тебя напиваться и избивать жену!
— Вы пришли, чтобы еще раз напомнить о том, что я натворил?! — глаза Халфина сжались в две узких полоски. — Напрасно! Я и сам не смогу забыть об этом до конца моих дней! Я сделаю все, чтобы если и не исправить случившееся, это, как вы понимаете, невозможно, то не допустить повторения! Стать другим человеком!
— Я знаю, — мужчина снова улыбался, — именно поэтому я здесь. В тебе есть те качества, которые нужны для службы в Организации. Остальному тебя обучат. Если ты, конечно, дашь согласие.
— Но мне еще как минимум четыре с половиной года сидеть, и это в случае если примут ходатайство об условно-досрочном освобождении, — напомнил Тимур. — И потом, моя дочь, Лена, что будет с нею?
— Тебе изменят статью, — объяснял гость. — Вместо предумышленного убийства вменят нанесение телесных повреждений, приведших к смерти потерпевшего по неосторожности. За это положен срок в три года, который ты почти отбыл. Но это только в том случае, если ты примешь моё предложение. Иначе, можешь даже не рассчитывать на досрочное освобождение. Будешь сидеть от звонка до звонка. Мы об этом позаботимся.
— Но почему? — изумился Халфин. — За что вы со мною так?!
— Потому что ты можешь использовать мои слова во вред Организации. Здесь, на зоне, твои россказни сокамерники воспримут, как бред свихнувшегося зэка. Другое дело — на свободе. Где и с кем ты встретишься, перед кем начнешь откровенничать — я не знаю. Твое заключение еще на десять лет будет всего-лишь превентивной мерой.
— На девять с половиной, — пробормотал Тимур.
— На девять с половиной, — кивнул мужчина. — Если тебе так легче. Через девять с половиной лет ты, конечно, освободишься. И встретишься с подростком дочерью, которой ничего не сможешь предложить, кроме самого себя. Подумай об этом. Не будет ли лучше, если девочка увидит перед собой состоявшегося и обеспеченного отца?
— Как это понимать? — Халфин не мог до конца осознать то, что сейчас происходит. — Вы хотите сказать, что я не увижу Лену еще девять с половиной лет?!
— Конечно, — кивнул мужчина. — Скажу больше: после того, как ты пройдешь обучение, тебе придется принимать участие в операциях в других странах. А твоя дочь все это время будет жить здесь. В Южной Пальмире.
— Это жестоко, — губы Тимура подрагивали, словно он сдерживал готовое сорваться рыдание. — Зачем вы так поступаете?! Что вам сделала моя девочка?
— Дети, — задумчиво пробормотал гость, — самое главное достояние любой нации. Вместилище генофонда. И самый надёжный рычаг давления.
— Вы собираетесь использовать Лену, как рычаг давления на меня? — искренне удивился Тимур.
— Именно так, —
