Ночью в темных очках - Нэнси Коллинз

Жуткий приступ клаустрофобии накатил на Кэтрин Колесс, когда мертвец рухнул на нее мешком.

Она будто была погребена под массой плоти; запах пота и семени оглушал. Она вывернулась, из ее губ вырвался прерывистый вой.

Легкие были набиты обломками лезвий и битым стеклом. Кэтрин осторожно тронула горло – оно было уже размера и цвета спелого баклажана. Она поглядела на тело Клода. Надо было убить его, как только увидела. Так поступил бы Эзра. Но нет, надо было попытаться его перевербовать. На случай, если у Торна есть умные мысли, как от меня избавиться.

Не было достаточной для него кары за то, что он с ней сделал. Никто, никто на свете не смел с ней так обращаться! Она открыла рот, чтобы обругать мертвеца, но добилась только боли и нечленораздельного мычания.

Ее руки взметнулись к горлу, ощупывая дрожащими пальцами вспухшую плоть. Нет! Не может быть! Она задрожала, глаза наполнились слезами. Нет-нет-нет! Страх уступил место ярости, она набросилась на холодеющее тело Клода, молотя его так, что появились посмертные синяки. Потом в изнеможении вытянулась на разоренной кровати, ничего не видя от слез, и остатки семени Клода потекли по бедру.

Что же случилось? Она составила правильный сценарии, организовала должные стимулы и иллюзии. Где же была ошибка? У нее было все под контролем, как всегда...

Но ведь это не так, сама знаешь.

Как тебе понравилось, Кэти-Мэй? Как тебе твой первый оргазм?

Она зажала уши руками. Не стала открывать глаза. Она узнала этот голос и боялась того, что может сидеть на кровати и на нее смотреть. Она молилась, чтобы это ушло прочь.

Но я не могу уйти, Кэти-Мэй. Я всегда с тобой. Всегда, как и обещала.

Зачем ты здесь? После всех этих лет – зачем?

Времена меняются. Обстоятельства тоже. Я пришла тебя предупредить. К тебе идут гости. Один из них уже у ворот.

Кэтрин знала, что Салли исчезла раньше, чем она открыла глаза Исчезла ли? Как бы там ни было, а Салли была права. Она чувствовала приближение посетителя. Что ж, пришла пора встретить этого гостя.

Соня Блу стояла у ворот особняка Кэтрин Колесс, разглядывая ярко освещенную подъездную дорожку и цепь вооруженных охранников, патрулирующих зеленое пространство возле дома. Колесс либо страдает паранойей, либо ждет нежелательных гостей.

Соня перескочила стену, не обращая внимания на битое стекло, вмазанное сверху в раствор. Эти штуки хороши против папарацци или просто любопытных, но не против того, кто вернулся из мертвых.

Колесс умело выбрала убежище. Дом стоял в фешенебельном пригороде за полосой магазинов и типовых ресторанов, отделявших город от его сателлитов. К фасаду дома изгибалась дорожка, усыпанная ракушечником и обсаженная миртами. Днем это поместье могло бы сойти за обыкновенную твердыню привилегий. Но ночью... ночью – совсем другое дело. Ухоженные газоны переливались в свете прожекторов, установленных на деревьях, и одинаковые охранники обрисовывались четкими силуэтами.

Так как же действовать? Лобовая атака или незаметное проникновение? А, какого черта... не время для тонкостей.

Дорожка хрустела под ногами.

Что ж, сука, давай посмотрим, как ты меня попробуешь остановить на этот раз. Давай, чего ты ждешь? Приглашения с золотой каймой?

Прожектора мигали и тускнели, как рождественские огоньки. Соня ощущала радость ярости, от которой волосы шевелились на голове, искорки отскакивали от пальцев. Без света. Темнота, бурлившая у нее внутри, была отрицанием света, звука, жизни. Свет нетерпим – и не может существовать – в ее присутствии.

Запах пса она почуяла раньше, чем увидела зверя. Семьдесят фунтов немецкой овчарки вылетели из кустов, метя ей в горло. Соня перехватила собаку в воздухе, поймала за шкирку как щенка. Смерть пса была мгновенной.

– Шайтан? Шайтан, что там?

Колесник стоял на краю полосы света, всматриваясь в темноту, держа «узи» наготове. Прожектора замерцали, и он нервно оглянулся.

– Шайтан? Шайтан, ко мне!

Труп собаки вылетел из темноты в лицо колеснику, сбив его на землю. Короткое стаккато его «узи» снесло верхушку куста и разбило ближайший мигающий прожектор.

Оглушенный колесник столкнул с груди мертвую собаку. У него шла кровь носом, в горле тоже был вкус крови. Слышался собачий лай, бежали люди. Кто-то над ним склонился, и охранник увидел пару своих отражений в темных очках. Господи, ну и глупый же вид.

Его нашли висящим на гладких перевитых ветвях мирта; удавкой служили его собственные выпущенные кишки. Некоторые из охранников – те, кто еще не проходил обработки Желанием Сердца, – поглядев, как он болтается елочной игрушкой, решили, что сейчас самое время делать ноги. Выдуривать сбережения у старух и шугать журналистов – одно дело, а это – совсем другое. И они успели искренне удивиться, когда их коллеги открыли огонь, расплескивая внутренности беглецов по газону.

Собаки зарычали, завыли, натягивая поводки и щелкая зубами. Один доберман стал нюхать размазанные останки дезертиров. Немецкая овчарка сунула нос в красное месиво, и доберман впился клыками ей в плечо. Через секунду собаки сцепились в рычащий ком схватки, перегрызая друг другу глотки и отрывая яйца.

Когда один из колесников допустил ошибку, попытавшись вытащить свою собаку, и потерял три пальца, остальные открыли огонь по псам, разрывая их на части автоматными пулями. Рычание боя сменилось визгом, собаки забыли о драке и попытались выскочить из-под огня.

Когда дым рассеялся, на газоне лежали три мертвых добермана и четыре немецкие овчарки. Четвертый доберман, который начал драку, был еще жив, хотя у него в позвоночнике сидела пуля. Он лежал среди мертвой своры, жалобно визжа и пытаясь подняться. Один из колесников прикончил его короткой очередью.

Четверо колесников уставились на кучу мертвых псов людей. Прожектора замигали, потускнели, вспыхнули и погасли.

– Надо возвращаться в дом. Без прожекторов нам тут делать нечего.

– А Деннингс? – прошептал охранник с искалеченной рукой и бледным от болевого шока лицом.

Остальные посмотрели на выпотрошенного товарища, висевшего на дереве.

– Может, его, это, хоть срезать оттуда?

– На фиг. От Деннингса уже никакой пользы.

– Да, но...

– Но что «но»?

– Где его автомат?

Огонь автомата разметал их как пластиковые мешки с пенорезиной и клубничным желе. Соня восхитилась бьющим из ее рук хаосом. Неудивительно, что они так любят эти штуки. Она продолжала стрелять, пока не щелкнул пустой магазин, потом отшвырнула автомат. Лужайка из газона дорогого пригородного дома превратилась в скотобойню.

Когда Соня коснулась ступеней крыльца, лампа над дверью вспыхнула двойной яркостью и – пых! – перегорела, брызнув дождем матового стекла.