Сокровище пути (СИ) - Иолич Ася

Она причесывала Аяну, нанося густую тёмную массу от головы к концам волос, и постепенно волосы становились чёрными.

– Я сделала простую причёску сегодня, и повторю её на тебе, – сказала Пао, доставая шпильки из волос. – Оставь мне халат. Я выйду с утра во двор, замотав волосы полотенцем по самые брови, и все будут думать, что это ты. Ты выиграешь время.

– Откуда ты знаешь...

– Про тебя шептались, что ты ходишь на улицу с полотенцем на голове.

– Кимат упал у пруда, когда гулял с Сэв, и я выбежала!

– Это и к лучшему. Я сменила три паланкина. Носильщики будут молчать. Я им заплатила. Смотри.

Она достала из складок халата небольшое зеркальце, и Аяна с удивлением крутила его у лица, разглядывая себя.

– У меня теперь чёрные брови.

– Ты не похожа на меня, и гораздо выше. Не выходи из паланкина у ворот, что бы ни случилось. Не говори ни с кем, твой голос отличается.

– «Твой голос отличается» - нежно проговорила Аяна.

– Как ты это сделала? – спросила Пао.

– У тебя очень красивый голос. Я подражала тебе.

– А ну-ка скажи ещё что-то!

– «Неужели ты думаешь, что я просто сижу тут целыми днями и смотрю в окно?»

– И всё равно старайся не разговаривать у ворот. Снимай халат. Темнеет.

Они поменялись одеждой. Аяну окутал запах цветов. Небесно-голубая седа халата нежно шуршала. Она сунула голубой флакон в карман.

Пао сидела на кровати в халате хасэ. Раньше тут сидела она, Аяна, но теперь всё встало на свои места. Теперь здесь та, которая стремится сюда.

– Пао, но что ты скажешь, когда он вернётся?

– Я скажу, что ты меня опоила и уехала в моём паланкине. Прости.

Она капнула отвар в чашку. Вылить половину, долить... снова вылить. Ей не нужно, чтобы он спал всю ночь. Ей нужно два, от силы три часа.

– Кимат! Иди сюда. Иди сюда, милый. Надо это выпить.

У Аяны дрожали руки и стучали зубы, и Пао крепко сжала её ладонь маленькими тёплыми пальчиками.

– Подложи эту ткань под него.

– Осторожно, голова...

– Он не слишком быстро заснул? Я не перепутала дозу? Мне так страшно! – Какое-то чёрное, бездонное отчаяние охватило Аяну.

– Я засыпала и быстрее. Возьми и это. – Пао показала на короб с кемандже. – Прошу тебя. Пожалуйста.

Аяна дёрнула за шнур.

– Сэв, где Кин?

– Она тоже ничего не видела, госпожа.

– Я могу обнять тебя?

Сэв протянула к ней руки, и они обнялись. Потом Сэв вынесла кемандже, а Аяна с Пао осторожно несли приоткрытый короб от доло.

– Не закрывай его до самых ворот, только если кто-то заглянет!

– Конечно.

Никто не заглянул. Аяна покачивалась в паланкине, и лицо покалывало от напряжения.

– Госпожа покидает дворец?

Стражник просунул внутрь паланкина голову и руку с фонарём. Госпожа Пао едет с визита. Аяна мягко отстранилась, закрываясь веером, и цепочки, свисающие с её шпилек, нежно зазвенели.

– Госпожа везёт предметы? – стражник потянулся к коробу доло.

Нет!

– У нас будет музыкальный вечер с кемандже и доло, когда господин вернётся, – нежно сказала Аяна, прикрываясь веером, и быстро откинула крышку короба с кемандже. Быстрее, быстрее, Кимат же там задохнётся!

– Желаю госпоже доброго пути, – сказал стражник, убирая руку и отступая на шаг.

Занавески колыхнулись, и ворота открылись. Паланкин покачивался. Стремительный поток подхватил их и уносил прочь, прочь от этой красивой тюрьмы.

Аяна дрожала. Её грудь свело. Она откинула крышку короба доло. Кимат спал на керио, и бархатная лошадка лежала рядом.

– На улицу Трёх Кривых Стволов, – сказала она носильщикам.

Она прижала к себе обмякшего Кимата. Осенний воздух пробирался под занавески, и многочисленные бусины и металлические кружочки на оборках их краёв позвякивали.

– Мой драгоценный... Мы на свободе. Мы на свободе! Поспи немного, сокровище моё!

65. «Варайда»

Ветер над рекой нёс запахи города, свежего лака, которым красили ворота, жареной рыбы, овощей, сточных вод, навоза, дыма, благовоний, ароматных масел, тины, осенних прелых листьев. Воздух был прохладным, и у Аяны по телу побежали мурашки, когда она вышла из паланкина.

– Вы свободны, – сказала она носильщикам, осторожно привязав спящего Кимата в керио за спину.

Когда они приплывут в Димай, ему понадобится обувь. За то время, пока она была в заключении в этой красивой тюрьме, называемой дворцом, Кимат научился ходить. А ещё она свяжет ему тёплые носки.

Она взяла короб с кемандже на плечо, потом сунула бархатную лошадку за перекрещенные полотнища на груди. Короб из-под доло был пуст. Она оставила его в паланкине.

– Госпоже это не нужно? – спросил носильщик. – Я бы взял домой для хранения вещей.

– Бери, – сказала Аяна с улыбкой. – Мне это не нужно.

Носильщики ушли, и она прошла по улице и завернула за угол забора конюшни.

Дерево, под которым был зарыт кошелёк, конечно, стояло на месте. Она ковыряла палкой в корнях, и в какой-то миг ей показалось, что её удача на сегодня исчерпана и её кошель нашли, но почти тут же наткнулась на него концом палки.

Она достала ключ и зашла в ворота конюшни господина Вадо.

– Господин Вадо, – постучала она в небольшое строение в углу двора. – Господин Вадо!

– Слушаю тебя, госпожа, – ответил тот, выходя на крыльцо. – по какому делу?

– Я пришла забрать коня... своей подруги. И её вещи. Вот ключ.

– Коня?

– Да. Она поставила его к вам в начале июня.

– А-а. Такая, светленькая.

– Конь у вас?

– А что ему будет? Она всё заплатила как положено. Только ты его не заберёшь. Он никого к себе не подпускает. Ну, она так и говорила. Морковь ест и чистить себя дает, даже расчищать уговорили... Не сразу, правда. А садиться так и не позволял никому. В поводу – упирается. Пусть она сама приходит.

– А вещи?

– Вещи-то не упираются, госпожа. Коли есть ключ – забирай.

– Хорошо.

Аяна поставила кемандже на землю и спустилась в подвал, потом нашла нужный сундук.

Мешки были на месте, она вынула их и поднялась наружу.

– Он там же стоит? – спросила Аяна.

– Да, – кивнул господин Вадо, пристально глядя на её тёмные волосы. – Подруга, небось, натерпелась за это время?

– Было дело, – сказала Аяна, развязывая мешок. Она кинула туда голубоватый флакон из кармана, достала одну из рубашек, накинула на плечи и подошла к деннику Ташты.

– Пойдём, мой хороший, – сказала она, когда он обнюхал её, узнавая. – Затянулись-то как эти три дня, да?

Вадо стоял позади них. Аяна нагрузила на Ташту мешки.

– Подожди, – сказал Вадо. – Передай своей подруге.

Он взял её ладонь и положил туда четыре серебряных.

– Я думала, ты оставишь себе, господин. За неудобства.

– Пока твоей подруги не было, ко мне приходил какой-то очень знатный господин. Он посмотрел на этого гнедого и сказал, что хочет научиться обращаться с необъезженными норовистыми лошадьми, потому что ему, мол, приглянулась одна такая лошадка. До меня он, видно, уже был у какого-то конюха, и тот сказал ему, что таких строптивых надо брать измором. Что они сдадутся, только когда почувствуют близкую смерть. А если не сдадутся, то такая лошадь всё равно никуда не годится, и её не жалко. Я ему сказал, что тот конюх неправ. Что таких лошадей нужно постепенно приучать к себе, предлагая им лакомства и с каждым днём подходя ближе. Как ты думаешь, что бы он выбрал?

Аяна не хотела отвечать на этот вопрос, потому что он очень больно отзывался у неё внутри.

– Я подумаю над этим. Но не прямо сейчас. Вадо, а когда ближайший корабль в Димай?

– На рассвете. Тебе повезло, следующий через два дня.

Он зашёл в дом и вернулся с большой лепёшкой.

– Держи. Езжай. Счастливого пути тебе, милая. Счастливого пути.

– Аллар, Ташта! Найле! Йере! Инни!

Он шёл, и она гладила его блестящие сытые бока, чесала ему пальцами шею под гривой.

Аяна доехала до порта и спешилась. Она представляла всё совсем иным. Таким, каким, по рассказам Конды, был порт Ордалла: склон горы, спускающийся к бухте, улочки у набережной, фонари, бокастые корабли у дощатых причалов.