Сокровище пути (СИ) - Иолич Ася

– Это дорого, Сэв?

– Думаю, да. И займёт, скорее всего, не один месяц. У родственника что-то случилось?

– Да. Его арестовали. Он помогал передавать в Арнай ачте, предназначенный для дворца.

– Это плохо, госпожа. Насчёт таких дел закон суров. Тебе нужно связаться с родственниками за пределами дворца или обратиться к господину Тави.

Тави? Чтобы Тави помог ей вернуть Верделла, которого считает её мужем?

– Спасибо, Сэв.

Ночь была не лучше предыдущей. Аяна ходила по комнате, и синева у неё под глазами стала ещё темнее.

– Госпожа, к тебе господин Тави идёт, – шепнула Кин и выбежала.

Аяне было всё равно. Ей уже было всё равно.

– Здравствуй, госпожа, – сказал он, входя. – Ты опять не спала? Я пришлю тебе лекаря. Ты побеседовала с подругой?

– Да, – сказала Аяна. – Спасибо. Мне стало легче.

Она в солгала, и мир не обрушился от её лжи. Он уже давно обрушился и без неё.

Тави вдруг шагнул к ней и взял её осунувшееся лицо в ладони.

– Госпожа, я завтра вечером уезжаю. Почти на месяц, как всегда в октябре. Я пришлю лекаря и скажу, чтобы Пао навещала тебя дважды в неделю.

Он наклонился к ней, и на миг его лицо оказалось совсем близко. Аяна не двигалась, глядя на маленькую родинку на его левой щеке. Он отпустил её.

– Я покидаю госпожу.

Он вышел, и Аяна легла на кровать и лежала, проваливаясь в дремоту и выныривая на поверхность яви.

63. Вверх-вниз

– Госпожа, тебе надо поесть, – сказала Кин. – ты с отъезда господина ела всего три раза, а прошла уже неделя.

Аяну затрясло.

– Я не могу! – закричала она. – Я не могу!

Она зарыдала и упала на кровать. Всё бесполезно. Всё бесполезно.

– Госпожа, твой сын испугался.

Аяна повернулась к Кимату. Он перепугался так, что зашёлся в беззвучном крике, и Аяна кинулась к нему, утешая, прижимая к себе.

– Прости меня, милый. Прости! Я просто не могу! Прости меня!

Она рыдала, потом вытерла лицо рукавом.

Дыши.

Надо выбираться из этой серой пелены. Меньше чем через месяц у Кимата первый праздник рождения. Что она подарит ему? Страх и тревогу?

Так нельзя.

Дыши.

– Кин. Принеси мне, пожалуйста, суп.

Аяна встала и натянула штаны. Сейчас она поест и пойдёт гулять, а потом сядет за доло или кемандже, и до вечера будет заниматься, а потом...

Нет. Пока так. Хватит уже глядеть в эту тёмную глубину! Она чуть не сорвалась с края. У Кимата тут больше никого нет.

– Желаете что-то ещё, госпожа?

– Нет, позже. Мой живот отвык от еды.

Она осторожно нащупывала тропинку между осыпающихся камней склона

– Госпожа пойдёт на беседу? – спросила Кин через несколько дней.

– Да. Сэв тут?

– Да, госпожа.

– Попроси её посидеть с Киматом, пожалуйста.

– Как пожелаешь, госпожа.

Аяна шла под моросящим дождём, и падающие на волосы холодные капли приносили ей радость. Она будто впервые чувствовала их, свежие, холодящие, как лойо. Она зашла в домик для бесед, но там были только Эло и Рэа, которые ели засахаренную дыню двузубыми серебряными вилочками, и Аяна извинилась и вышла наружу. Она брела без цели, пока не завидела летний домик Тави.

Он говорил что-то про красивый вид. Аяна села на скамейку под плакучей ивой. От редких капель дождя на маленьком пруду разбегались круги, и осенняя прохлада успела позолотить и покрыть багрянцем небольшое деревце с узорными листьями, которые не спеша падали в воду.

Она сидела в тишине, бездумно глядя на круги на воде, когда к ней подбежала Кин.

– Госпожа, к вам там пришли из дома радости.

– Хорошо. Сейчас приду.

Аяна встала и не спеша направилась за Кин. Может быть, на этот раз всё-таки Ис?

Она прошла совсем немного, когда услышала истошный, отчаянный женский крик, немного приглушённый расстоянием.

Он доносился со стороны её покоев.

Аяна похолодела, кровь отхлынула у неё от лица. Там Кимат! Это Сэв кричит? Или Ис? Неужели он упал с балкона? Уронил на себя столик?

Пронзительный, душераздирающий, мучительный вопль повторился, он был громче и продирал до самой глубины души, так, что у неё под коленками задрожало. Она с трудом сделала один шаг, другой, и бросилась к своим покоям, ничего не видя перед собой. Кимат!

Она бежала по лестнице, билась об углы, спотыкалась, путаясь в подоле, и наконец влетела в свои покои.

Спиной к ней там стояла Пао. Она медленно и изящно обернулась к Аяне с вежливой холодной улыбкой.

– Здравствуй, Аяна. Мне приказали прийти к тебе.

Аяна оглядывала покои, дрожа, опираясь рукой на колено, а другой схватившись за дверной проём.

– Где Кимат? – свистяще, сипло выговорила она, пытаясь отдышаться. – Где мой сын?

– Ребёнок вон там, – легко взмахнула Пао в сторону лужайки.

Аяна рванулась к балкону. Сэв вела Кимата за руку вокруг пруда.

– Кто кричал? – с отчаянием повернулась Аяна к Пао. – Кто... здесь... кричал?

– Никто не кричал, – едва заметно нахмурилась та. – Почему ты так бежала?

Аяна растёрла лицо руками и села на кровать.

– Я услышала крики, – сказала она. – Я подумала, что с Киматом что-то случилось, и Сэв кричит.

– Ничего такого тут не происходило, – слегка пожала плечами Пао, отчего её халат зашуршал. – Я зашла сюда и подождала, пока тебе доложат.

– И всё?

– Да. Ещё я достала твой инструмент, вот этот, – она сделала шаг в сторону и легко откинула крышку короба, вытаскивая кемандже. – Потом я сделала так.

Она взяла смычок и провела по струнам кемандже.

Не может быть. Девушки теряют рассудок, говорил он. Они плачут от того, что госпожа делает с этим инструментом. Шесть часов в день. Три – с утра, три – вечером. Вверх-вниз.

– Пао, ты два раза провела по струнам?

Пао кивнула.

– Я хотела проверить, так ли это звучит здесь, как то, что доносится до нас там, снаружи, – мягко сказала она.

Не может быть.

– Ты не могла бы снова сыграть через пару минут? Мне надо выйти наружу. Я хочу кое-что проверить.

– Хорошо, – пожала плечами Пао.

Аяна вышла на улицу и обошла здание. На эту сторону из её комнаты вели длинные узкие окошки под потолком. Она замерла в ожидании.

Вопль раздался снова, ужасающий, мучительный, страдающий, пронизывающий до мозга костей, такой силы, что он выворачивал наизнанку всю душу, будто вспарывая её и оставляя разверстой раной зиять на черном берегу безысходного одиночества, под стынущим мёрзлом ветром, в разъедающих солёных брызгах жгучего ледяного моря.

Он доносился из окошек её комнаты.

Необычное эхо, говорил он. Три часа вечером, три часа утром. Вниз-вверх.

Аяна вернулась. Её уши пылали.

– Пао, и ты слышала это?

– Мы все слышали это, – пожала плечами Пао. – Это слышно примерно до того места на склоне, где стояла старая ограда. И каждый раз немного по-новому.

– Но почему... почему никто не сказал?!

Пао убрала кемандже в короб вместе со смычком и закрыла защёлку, потом села на подушку спиной к Аяне.

– Насколько я знаю, тебе говорили. Я посижу тут, а потом уйду, хорошо? – спросила Пао мягко.

Аяна смотрела на её затылок.

– Зачем?

– Мне приказано навещать тебя. Прости, я не смогла. Я только сегодня смогла.

Они помолчали.

– Почему ты играешь на этом? – спросила вдруг Пао, указывая на кемандже. – Он же рыдает.

– Как надорванная душа.

– Твоя душа рыдает? – изумлённо повернулась к ней Пао.

– Ты не знаешь, как это бывает?

– Слишком хорошо знаю, – тихо вздохнула Пао. – Слишком хорошо.

Она подошла к доло и подняла крышку.

– Это подарок тебе?

– Нет. Мне его дали, чтобы я играла на нём вместо... – у Аяны опять покраснели уши.

Пао провела пальцами по струнам, потом наиграла тихую мелодию, полную тоски.

– Очень грустная мелодия, – сказала Аяна. – Немного напоминает одну нашу песню.

Пао кивнула.

– Пао, ты можешь не приходить ко мне, если не хочешь, – сказала Аяна.