Опасные забавы - Маргарет Портер

Он заключил ее в объятья.

– Ты, Розали, мое самое драгоценное приобретение. Но я буду рад твоим картинам Греза, мы сможем повесить каждую из них в наших замках, если тебе захочется. Или ты предпочитаешь держать их все вместе?

Они продолжили разговор, выехав из Веймауф, чтобы полюбоваться природой в нескольких милях к востоку от взморья. Дорога вилась между зелеными долинами и расположенными то тут, то там фермами Дорсетшира. Мелькающие контуры зданий и деревьев то ярко освещались солнцем, то терялись в тени, а густые травы на холмах колыхались под порывами морского ветра. Розали поразили красота и величие пейзажа. Природа действовала на нее, как чарующая музыка. От переполнивших ее чувств Розали захотелось танцевать.

Бухта Лалуорт оказалась небольшим, застывшим омутом, окруженным крутыми известковыми утесами. Пройдя по каменистому берегу, молодожены взобрались на высокий, поросший дерном холм, где уже стоял какой-то мужчина и смотрел в телескоп.

– Я наблюдаю за кораблями в заливе, – пояснил он и представился, назвав себя мистером Уэлдом. – Вот они, мадам, не желаете ли взглянуть?

Он предложил Розали телескоп. Посмотрев через стекло, она увидела большие и малые плывущие суда. Все они плавно скользили по воде. Джервас поинтересовался у мистера Уэлда, нет ли поблизости приличной гостиницы, где они с женой могли бы пообедать.

– В «Красном Льве» в Лалуорт хорошо кормят. А вы остановились где-то в окрестностях?

– В Веймауф.

– А, – вздохнул джентльмен. – Боюсь, что с тех пор, как король перестал туда ездить, там совсем тихо и печально. В прошлом году горожане поставили памятник его величеству, отметив его юбилей, но он его еще не видел. Полагаю, что так и не -увидит. Ну что же, я могу только пожелать вам и вашей даме насладиться отличным обедом и возвратиться без всяких приключений.

– А нет ли разбойников в здешних окрестностях? – полюбопытствовала Розали, отдавая телескоп его владельцу.

Мистер Уэлд засмеялся и покачал головой.

– Нет, только контрабандисты и, если вы не переодетые военные, вам нечего их опасаться.

Хотя гостиница «Красный Лев» была очень маленькой и неказистой с виду, слова их собеседника оправдались. Герцогу и герцогине подали на обед омаров и креветок, тонко нарезанные огурцы и пирог с крыжовником. В сумерках, держась за руки, они вновь вернулись в бухту.

– Я желала бы навсегда остаться на взморье, – проговорила Розали.

– Но, если мы отложим наш приезд в Лондон, в свете пойдут разговоры, что мы прячемся от стыда.

– Не «мы», а ты.

– Я предпочел бы отвезти тебя в Понтсбери, – сказал Джервас. – Это настоящее имение, уютное и без претензий. А в Шропшире я больше люблю бывать летом. В Хабердине и в особняке Солуэй я обычно живу, как en prince, но нигде не чувствую себя так спокойно и просто, как в старом Понтсбери.

– Ты, наверное, привык к нему за много лет?

– С тех пор как повзрослел. Когда мы туда отправимся, быть может, в июле, то по пути остановимся в Бибери, чтобы повидаться с твоей тетей.

Немного помолчав, Розали промолвила:

– Если в ближайшее время нам придется жить в городе, то я надеюсь, что ты пригласишь погостить к нам лорда Свонборо. Я мечтаю встретиться с ним вновь, и у меня сложилось впечатление, что мы не скоро посетим Нортхемптоншир.

Джервас остановился и взглянул ей в лицо.

– Ты что же, хочешь заняться воспитанием Ниниана?

– Ведь он должен находиться рядом с опекуном, Джервас. Я знаю, что он не любит Лондон, но и в Хабердине ему, наверное, очень одиноко.

– Он может довольствоваться обществом Даффилда. И моей матери.

От трех его последних слов Розали стало тяжело на сердце. Такое случалось всякий раз, стоило ей подумать о вдовствующей герцогине. Теперь, когда письмо Матильды развеяло сомнения, касающиеся ее родителей, существование суровой свекрови оставалось единственным темным пятном в ее счастливой жизни.

– Если ты так желаешь, – задумчиво произнес он, – я могу сразу же отправить гонца в Хабердин. Но сначала ты должна пообещать мне, что не позволишь Ниниану тащить тебя в Седлерз-Уэллз, когда тебе этого совсем не хочется.

Она крепко сжала его руку и спросила:

– А с тобой он так поступал?

– Да. На первых порах я жаловался, но потом понял, что должен быть благодарен этому дьяволенку.

Джервас обнял ее за талию, и они двинулись к берегу. Ночь была ясная и безоблачная, над их головами мерцали звезды, волны бились о края темной, заброшенной пещеры. Романтический пейзаж воодушевил герцогиню Солуэй. Она подняла свои длинные нижние юбки и закружилась в танце, надеясь, что супруг оценит ее импровизацию.

Скандальные слухи по поводу их поспешного и едва ли не тайного брака начали утихать, когда молодожены вернулись в Лондон. Вскоре они обнаружили, что основной темой разговоров во всех слоях общества стало предстоящее в Карлтон-Хаус празднество. Принц-регент решил отметить день рождения отца и заявить о своем приходе к власти, устроив пышный прием, возможно, самый расточительный в истории британской монархии. В списке почетных гостей значился наследник французской короны Луи Бурбон и члены его двора в изгнании.

В народе к торжеству отнеслись без одобрения, говоря, что регент готов выбросить на ветер ради собственного удовольствия огромные деньги – пятнадцать тысяч фунтов, как утверждалось в одном докладе. Многие считали, что во время войны подобные празднества и расходы неуместны. Другие полагали, что любящий сын не должен так поступать, когда его отец тяжело болен.

Торжественную дату перенесли на более поздний срок, чтобы художники, мебельных дел мастера, цветочники, повара и кондитеры смогли преобразить Карлтон-Хаус до неузнаваемости, и возмущение заметно возросло. Оно сделалось чуть ли не всеобщим. Задержке обрадовались только лондонские портные. Они работали денно и нощно, стараясь угодить знатным заказчикам, приглашенным на торжества.

Через день после приезда Джерваса и Розали в утренней газете появилось сообщение, что пятнадцать тысяч британских аристократов удостоены чести посетить Карлтон-Хаус вместе с министрами, послами иностранных государств и принцами. Розали испугалась, что она и Джервас единственные аристократы, не включенные в список, однако в эту минуту в гостиную вошел лакей в голубой ливрее с золотым шитьем. Карточка с приглашением, написанным рукой самого принца Уэльского, означала, что она, подобно любой знатной лондонской даме, должна поскорее озаботиться вечерним платьем. В гардеробе Розали не нашлось ничего подходящего для столь торжественного приема, а с элегантными и дорогими модистками она никогда не имела дела.