Подземелья Лубянки - Александр Хинштейн

Вот поэтому, как только я приземлился на территории СССР, я пошел искать ближайший орган НКВД, чтобы явиться с повинной, что мной и было сделано 16 сентября.

16 сентября 1942 года Семен Калабалин пришел в Арзамасский райотдел НКВД.

«Я немецкий агент», – прямо с порога объявил он обомлевшим чекистам, и в подтверждении своих слов принялся вытаскивать из солдатского вещмешка все, чем снабдила его разведка, – оружие, радиостанцию, пачки денег. Тут уж всякие сомнения отпали.

А через несколько дней контрразведке добровольно сдались и его напарники – те, с кем вместе забросили их в советский тыл, – Харин и Парманенков. Их обоих Калабалин убедил сдаться еще во время учебы.

И тем не менее доверие пришло не сразу. Суровые законы войны заставляли чекистов осторожничать.

Более месяца провел Калабалин за решеткой, прежде чем спецпроверка его подошла к завершению.

24 октября 1942 года по личному распоряжению заместителя Наркома внутренних дел В. Меркулова[149] Калабалин был освобожден из-под стражи.

Но на этом шпионская одиссея «Семена» не кончилась. Ему предстояло стать ключевой фигурой в радиоигре, которую НКВД решил повести против немецкой разведки.

Весной 1942-го, после контрнаступления под Москвой, когда стало очевидным, что молниеносного блицкрига не вышло, заброска немецкой агентуры превратилась в явление массовое.

Недостатка в людских ресурсах у немецкой разведки не было. Десятки тысяч солдат и офицеров находились в плену. Многие из них без колебаний шли на вербовку.

Количество определяет качество – считали немцы. Чем больше агентов попадет за линию фронта, тем больше их останется в живых, благо агенты были для «Абвера» всего лишь подручным материалом, пластилином, из которого лепилось будущее великой Германии.

У этой и без того далеко несовершенной цепи было одно очень уязвимое звено – радиосвязь. Никакого иного канала между заброшенной агентурой и центром немцы не знали, да и знать не могли.

Диверсанты пользовались коротковолновыми портативными приемо-передаточными станциями. У радиста каждой группы имелся свой шифр – единственный залог доверия к нему.

Любое действие, учил Ньютон, неизменно рождает противодействие. Нет такого, придуманного человеческой мыслью кода, который не смог бы взломать кто-то другой.

Советской контрразведке недостаточно было просто вылавливать и обезвреживать агентуру противника. Это был путь тупиковый, бесконечный, как вечный мат: на смену одним диверсантам приходили бы вторые, потом третьи…

Немцев следовало переиграть, перехитрить. Так родилось понятие «радиоигры».

Под контролем чекистов захваченные или сдавшиеся добровольно шпионы продолжали регулярно выходить в эфир, создавая тем самым у немцев иллюзию успеха. Благодаря радиоиграммам выполнялись три задачи кряду. Во-первых, предотвращались заброски новые. Во-вторых, немецкая разведка обильно пичкалась дезинформацией, тщательно разработанной в недрах Генерального штаба, сиречь, весьма и весьма правдоподобной. Такая деза позволяла неожиданно наносить удары там, где их совсем не ждали, ибо то и дело немцы отвлекались на негодные объекты.

Ну а кроме того, контрразведка получала возможность вскрывать планы противника и выявлять все новую и новую агентуру.

Есть точная цифра. За годы Великой Отечественной войны советская контрразведка провела 183 радиоигры. И практически всегда комбинации эти были успешными.

Радиоигра «Семен» – из их числа…

Полтора года С. Калабалин водил фашистов за нос. Сообщения, которые выстукивал он со своего передатчика, воспринимались немцами как особо ценные.

Бывший сотрудник «СМЕРШа», непосредственно работавший с «Семеном», почетный чекист Дмитрий Тарасов[150] вспоминал об этой операции так:

«Легализация Калабалина была проведена в строгом соответствии с полученными от противника инструкциями. Он был прописан в Горьком по полученным от вражеской разведки фиктивным документам на имя Карева, состоял на учете в военкомате как освобожденный от воинской обязанности по болезни и работал в подсобном хозяйстве в поселке Мыза. Встречи работников советской контрразведки с радистом проходили только на конспиративных квартирах.

Первый месяц связь осуществлялась нормально, передавались радиограммы с военной дезинформацией, утвержденные Генеральным штабом. Чтобы проверить, как относится противник к переданной информации, решено было провести мероприятие по вызову курьера. С этой целью решили ухудшить слышимость передач, чтобы у противника создалось впечатление, что произошла разрядка батарей раньше положенного срока. Выходя в эфир, советские контрразведчики заявляли, что ничего не слышат и поэтому работу прекращают, а 8 и 15 июня 1943 года дважды передали вслепую следующую радиограмму:

«Ваши батареи слышу только при включении двух анодных батарей. Передавать не могу. Буду ждать у приемника 19 июня. Передавайте вслепую».

Этот план оказался удачным. 17 июня 1943 года радиоконтрразведывательная служба НКГБ СССР перехватила и расшифровала радиограмму, посланную в радиоцентр, поддерживающий связь с радиостанцией.

«Агент разведки 91 будет слушать нас 19 июня. Передавайте медленно, так как батареи агента разведки сели».

Убедившись в том, что германский разведывательный орган поверил легенде и заинтересован в установлении связи с агентом-радистом, советская контрразведка совершенно прекратила работу радиостанции, предварительно сообщив «на всякий случай» явочный адрес…»

Немецкие агенты и соученики «Семена» по разведшколе Бирюк и Родин прибыли в Горький в июне 1943-го. Шли они к нему на связь.

Бирюку и Родину было велено передать Калабалину-Наливко-Кареву новые батареи, деньги и фиктивные документы. Имелось у них и еще одно, более скрытое задание: перепроверить «Семена». Кто знает, что на уме у этих русских?!

Три дня, сменяя друг друга, они следили за явочной квартирой Калабалина – прежде чем выйти на связь, надлежало убедиться в безопасности. Но слежка оказалась напрасной. Хозяин квартиры в нее упорно не возвращался.

Наконец, связники не выдержали. Постучали в соседний дом. «Да, – ответили соседи, – Знаем такого Карева. Только нет его сейчас. Уехал в область, в Мызу, на полевые работы».

Вроде бы все чисто. Осторожный Бирюк однако на явочную квартиру сразу идти не решается.

«Сперва надо съездить в Мызу, – велит он Родину, – Посмотреть, нет ли какой подставы».

Из рапорта С. Калабалина:

«11 июля в 15 часов в помещение, где я лежал, вошел военный в звании лейтенанта. Обратившись ко мне, он сказал:

– Здоров. Н у, поискал я тебя!

Посмотрев на военного, я тотчас же узнал в нем агента германской разведки Родина. Поздоровались. На его реплику я ответил вопросом:

– А почему долго искал, разве ты не знал моего адреса?

– Да адрес-то знал, только я не один. У меня есть начальник Бирюк, хитрый такой и никому не доверяет. Надо, говорит, найти Карева лично и ни с кем другим не связываться.

Когда мы пообедали, я предложил Родину отправиться в город, чтобы связаться с Бирюком. Приехали на мою квартиру. Хозяйке, как было предусмотрено данной мне инструкцией, я сказал условную фразу:

– Достань-ка, Мария Ивановна, водочки и что-нибудь закусить – давая тем самым понять, чтобы она немедленно поставила в известность оперативных работников о прибытии «гостей».

Умывшись и приведя себя в порядок, мы отправились к Бирюку. Его не оказалось дома, он был в парикмахерской. Родин предложил посидеть на крыльце. Вскоре появился Бирюк. Он прошел мимо нас во двор дома, сделав вид, что не знает нас. Мы оставались на своих местах. Через некоторое время Бирюк вышел со двора и пошел по направлению к Кремлю. Догнав Бирюка, я поздоровался. Он ответил. Остановились. Бирюк предложил пойти к нему на квартиру, но я возразил, мотивируя тем, что хозяйка может оказаться моей знакомой.

– Пойдемте-ка лучше ко мне, – заявил я, – Родин уже был у меня, там готовится выпивка и закуска, Бирюк согласился. К нашему приходу у хозяйки уже все было готово. Мы сели за стол. Начался разговор. Мне удалось выяснить все вопросы, связанные с моим заданием…»

Агенты «Абвера» уже достаточно захмелели, чтобы не почувствовать подвоха, когда поздно вечером в квартиру вошли люди в военной форме. «Комендатура. Проверка документов!» Безропотно они протянули свои документы, командировочные удостоверения – бумаги сработаны были превосходно, тревожиться нечего.

– Вам придется проехать с нами, – сказал начальник патруля после долгого изучения документов.

– В чем дело? – хмель точно рукой сняло. – Что за бюрократия? Мы только с фронта!

– Ничего страшного. Не волнуйтесь. Обычное уточнение неточностей.

Родин и Бирюк попытались было воспротивиться. Потянулись за пистолетами, но моментально были скручены и обезоружены.