Смежный сектор - Андрей Ливадный

Осмотревшись, Лозин увидел одинокую фигуру Дрога.

Ксенобианин уже покинул корабль и теперь застыл, опустившись на колени подле чудом уцелевшего ствола черного узловатого дерева, потерявшего практически все ветки под напором бесноватого ветра.

Не желая мешать ему, Андрей все же решил, что будет находиться неподалеку. Некоторое время он честно выдерживал дистанцию, понимая, что Дрог сейчас не в том состоянии, чтобы общаться с человеком, но спустя четверть часа Лозину смертельно надоел жутковатый вид серой пустыни и он подошел ближе, включив сканирующие системы скафандра.

В конце концов, он ничем не мешал ксенобианину.

Дрог по-прежнему стоял на коленях, но теперь Андрей видел, что он осторожно разгребает пепел у корней дерева, укрепляя постепенно углубляющуюся воронку небольшими, попадающимися среди праха камнями.

Дрог никогда не думал о дне, когда его нога вновь ступит на поверхность родного Ксеноба.

Сейчас в нем жила память многих поколений цивилизации, но ему казалось, что настоящего нет…

Его сознание не воспринимало реальность, он чувствовал лишь едва уловимые токи жизни, исходящие от корней могучего дерева.

История, совершив очередной виток спирали, повторялась. Наверное, именно так его дикий, едва осознавший себя предок разгребал песок у корней взрослого кронга, чтобы добраться до молодых, едва начинающих жить ростков.

Основатель семьи.

Строитель первого гнезда, давшего приют первому сообществу ксенобиан.

Под пальцы внезапно попалось что-то упругое, и душа ксенобианина вздрогнула, едва поверив осязанию.

Он замер, страшась и одновременно желая взглянуть в глубь конической воронки.

Наконец он решился.

На дне, возвышаясь над слоем праха, виднелся один-единственный росток — именно ему отдала все силы погибающая корневая система огромного дерева.

В следующую минуту Дрог начал впадать в транс.

Со стороны казалось, что ксенобианин низко склонился к земле, обнял ладонями хрупкий росток и окаменел.

Он думал.

Последний, единственный наследник своего народа… он вспоминал его историю, все удачи и невзгоды, взлеты и падения, вспоминал не только Ксеноб, но и Землю, где родился много лет назад.

Он думал о людях, о ИНЫХ, о себе, о Вселенной, что окружала покрытую прахом планету.

Он, строитель гнезда, основатель семьи, был обязан вспомнить все, прежде чем его острый ороговевший коготь коснется нежной макушки побега и сделает надрез, куда клейкой субстанцией потекут его мысли.

Наконец, спустя несколько часов, Дрог медленно разогнулся, выпрямившись в полный рост, и мертвую равнину внезапно огласил тихий, полный печали и надежды клекот.

Из подковообразного корабля, услышав призыв, начали выходить ксенобианские бойцы, но, присмотревшись к ним, Андрей, уставший от однообразных томительных часов ожидания, внезапно понял, что перед ним уже не полуразумные боевые формы: за сутки, истекшие с разделения «Тандема», с ними произошли разительные перемены, словно в застывшие хитиновые маски их лиц кто-то вдохнул индивидуальность черт, придал осмысленность взгляду, выпрямил фигуры, сделав их выше…

Это были полноценные, мыслящие особи!

Андрей наблюдал, как по очереди они подходят к Дрогу, а затем, развернувшись, ксенобиане вдруг направились к одинокой фигуре, закованной в металлокевлар боевого скафандра.

Внешние микрофоны передавали лишь тихое завывание ветра да шелест мертвой поземки, когда они подошли вплотную, и Лозин вдруг отчетливо услышал голос Дрога:

— Спасибо тебе, ЧЕЛОВЕК. Мы никогда не забудем, что вы сделали для нас.

— Разрешите?

Голос, исходящий из переговорного устройства, прозвучал спокойно, но глухо.

— Заходите, Николай Сергеевич. Здесь установлен свободный доступ.

Логинов повернулся навстречу открывшимся дверям, в которых появился Астафьев.

Капитан протянул ему руку, но Николай повел себя вызывающе: сделав вид, что не замечает предложенного рукопожатия, он отыскал взглядом пустующее кресло и, прихрамывая, прошел к нему, чтобы сесть.

Дима спокойно опустил руку.

— Как успехи, Николай Сергеевич? — с подчеркнутой вежливостью осведомился он.

Астафьев пожал плечами.

— По-моему, работа техника везде одинакова. Она грязная и нудная.

— Грязь — явление временное. После шестнадцати лет дрейфа «Тандем» действительно нуждается в капитальной чистке коммуникаций, но это благодарная работа. Вскоре поддержанием порядка я мелкими видами ремонта займутся машины.

— Странная у вас логика, капитан. Мне казалось, что после инцидента с ИПАМом на всех устройствах, обладающих программами независимого поведения, будет поставлен крест.

— Вы ошибаетесь.

— Тогда можно вопрос? — Астафьев вскинул голову и посмотрел на нового командира «Тандема». — Почему вы отпустили меня? Зачем дали работу?

Логинов спокойно выдержал его взгляд.

— А вы полагали, что будете выброшены в вакуум?

Очевидно, встречный вопрос попал не в бровь, а в глаз. Николай побледнел, потом на его щеках вдруг появились пунцовые пятна.

— Три месяца вы не проявляли ко мне никакого интереса, — наконец произнес он. — Что случилось сегодня?

— Нашлось время поговорить, — ответил Логинов, усаживаясь в кресло напротив. Он не собирался объяснять Астафьеву, в каком состоянии достался ему «Тандем» и что подразумевает под собой понятие «борьба за живучесть корабля», который на протяжении шестнадцати лет подвергался внешним и внутренним разрушениям, функционируя на пределе возможностей аварийных систем поддержания жизни.

Три месяца, начиная с памятного момента включения резервной командной палубы, прошли для старшего офицера «Тандема» будто один нескончаемый, напряженный день, но теперь все изменилось: закончился период ускоренной информационной подготовки репликантов, в работы по управлению и восстановлению космического корабля вливались не только люди, но и простейшие механизмы, что значительно ускоряло процессы ремонта поврежденных секторов и подсистем огромного колониального транспорта.

Все постепенно приходило в норму, вставало на свои места, борьба за живучесть плавно перерастала в плановое техническое обслуживание, и у Логинова наконец в действительности появилось время, но не для отдыха, а для решения сознательно отложенных проблем.

— Вот что я вам скажу, Николай Сергеевич, — произнес он, глядя на Астафьева. — Я не новый божок, дорвавшийся до власти, и не тиран, узурпировавший ее, а действительный командир сменного экипажа колониального транспорта. Моя личная проблема заключалась лишь в том, что я спал, как в момент Внешней Атаки, так и после нее. И пригласил я вас не для того, чтобы демонстрировать собственное превосходство. Мне хотелось поговорить, задать кое-какие вопросы, относительно ваших взаимоотношений с ИПАМом, и просто, по-человечески поблагодарить за то, что не испугались, решились на создание поколения репликантов, вдохнули в них частицу прежних знаний, что и послужило в конечном итоге толчком к пробуждению основного экипажа.

Астафьев выслушал его в немом изумлении.

— Вы не считаете меня врагом?

Логинов отрицательно покачал головой.

— Я знаю, что такое терять товарищей, — ответил он. — Жизнь надламывала и меня, а что касается вашей попытки отстыковать «Ио» от станции «Танаис», то в этом вопросе я и хочу разобраться. Меня интересуют обстоятельства вашего контакта с ИПАМом, ведь именно он подсказал такое решение проблемы, верно?

— Да, это так. Но сваливать ответственность на него я не буду. Он только давал мне информацию по различным вопросам, а решения всегда принимал я.

— Боюсь, Николай Сергеевич, так было только в самом начале вашего тесного общения. С течением времени вы просто начали воспринимать логику ИПАМа как свою. Расскажите мне все, с самого начала, и, быть может, мы вместе сможем понять, что именно сформировало образ мышления его искусственной нейросети — логика обстоятельств или все-таки внешнее воздействие, полученное при атаке на «Тандем»?

Астафьев судорожно сглотнул.

— Хорошо. Я расскажу вам все, — ответил он после недолгой внутренней борьбы.

В техническую лабораторию, где на специальном стенде был закреплен ИПАМ, Логинов попал только к вечеру, когда с поверхности Ксеноба уже пришло сообщение о благополучной посадке крейсера.

Накоротко переговорив с Лозиным, он подошел к стенду.

Включив аппаратуру тестирования, изолированную от основной сети корабля, Дима сел в кресло, внимательно глядя на невзрачный шар, который едва не инициировал первый виток человеческой инволюции…