Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд

В 2.50 ночи 1 сентября 1939-го Рузвельта разбудил звонок Буллита. Он звонил из Парижа, чтобы сообщить президенту о том, что немецкие самолеты бомбят Варшаву и несколько дивизий перешли польскую границу. «Понятно, Билл», ответил Рузвельт. «Вот и началось. Да поможет нам Бог!» [173]. То, что последует за этим, Буллит знал лучше Рузвельта: вoйна станет мировой. В письме от 8 сентября он просил Рузвельта отозвать его к ноябрю, найдя ему место в кабинете министров. Он хотел место министра обороны (Secretary of War), в крайнем случае министра военного флота. Но Рузвельт, поколебавшись, назначил на эти важнейшие места двух республиканцев, сформировав коалиционный кабинет, на который мог опереться в момент кризиса. Буллит остался в Париже, и о начале вторжения СССР в Финляндию в Вашингтоне тоже узнали из его телефонного звонка. После начала «зимней войны» именно Буллит затеял сложную дипломатическую игру, в результате которой Советский Союз по просьбе Финляндии исключили из Лиги Наций. В декабре 1939-го Буллит со слов Даладье сообщал Рузвельту о том, что немцы будут наступать через Голландию и Бельгию: их знаменитый маневр в обход линии Мажино не был такой уж неожиданностью. Он предсказывал скорые бомбардировки Парижа и рекомендовал всем американцам покинуть город. И бесконечно повторяясь, он просил у Рузвельта самолеты. Теперь цифра, необходимая для борьбы с Германией, возросла до 10 000 самолетов в течение 1940 года для Франции и Англии [174].

Париж бомбили, но и под бомбами Буллит писал Рузвельту увлекательные письма, искусно смешивая просьбы со сплетнями. Самой скромной стала просьба прислать двенадцать пулеметов для обороны посольства, и она была удовлетворена. Чувствуя себя на войне, Буллит терял терпение в разговоре с начальством. «Вы не можете больше терпеть некомпетентность индивидов и организаций, из-за которых американская помощь не достигает умирающих французских мужчин, женщин и детей», писал он президенту. В марте 1940-го Буллит вступил в скандальную перепалку с Джозефом Кеннеди, американским послом в Лондоне. В присутствии Буллита Кеннеди говорил журналистам в Белом Доме, что Германия скоро выиграет войну, а Франция и Великобритания «провалятся в ад». Буллит тут же при тех же журналистах обвинил Кеннеди в нелояльности президенту, которому они оба служили, и посоветовал ему «заткнуться». После обмена еще несколькими любезностями оба покинули помещение.

А немцы приближались к Парижу быстрее, чем кто-либо ожидал. Телеграммой от девятого июня Рузвельт приказал Буллиту покинуть город вместе с французским правительством. О том же писал ему госсекретарь Халл, который надеялся, что Буллит поможет своему другу премьер-министру Полу Рейно увезти правительство, флот и остатки армии в Северную Африку, чтобы оттуда воевать с немцами. Все посольства, кроме американского, покинули город, следуя за правительством. По аналогии с Парижской коммуной 1871 года правительство Даладье ожидало, что накануне вступления немцев в Париж в городе начнется коммунистическое восстание; верил в это и Буллит.

Он отказался покинуть Париж. «Американские послы в Париже никогда не отступали», телеграфировал он Рузвельту. Действительно, американские послы оставались в Париже и во время Французской революции, и во время прусской оккупации 1870 года, и во время германского наступления 1914-го. После раздумий 11 июня Рузвельт телеграфировал Буллиту свою поддержку, где бы тот ни был, в Париже или во временной столице Франции; Рузвельт лишь просил своего посла поддерживать непрерывный контакт с французским правительством. Волнение Рузвельта ясно из этого текста, который наверняка писал или диктовал он сам: «Вы не можете взять на себя полномочия местной власти, но как истинный американец Вы сделаете все возможное, чтобы спасти человеческие жизни». Из ответной телеграммы Буллита ясно, что он еще два года назад предвидел эту экстраординарную ситуацию и обсуждал ее с Рузвельтом, говоря ему, что в случае оккупации Парижа не покинет город. «Я буду не я, если буду бежать от опасности», – писал своим начальникам Буллит [175].

В панике покидая Париж, французское правительство объявило его «открытым городом», что было равносильно сдаче столицы. 12 июня, за два дня до входа немцев в город, на заседании правительства Франции Буллит был назначен носителем верховной власти в городе – исполняющим обязанности мэра Парижа, как о нем тогда говорили. Он настоял, чтобы в городе осталась полиция и пожарные части. В тот день он присутствовал на службе в Нотр-Дам; люди видели, как он плакал, когда молился. Роль Буллита в переходный период после отъезда правительства из города была частью совместного плана, выработанного французским кабинетом вместе с американским послом. Коммунистического восстания не случилось, но при входе немцев в Париж началась перестрелка в пролетарском районе Сен-Дени. Командующий 10-й армией генерал фон Кюхлер, который совсем недавно сравнял с землей Роттердам, отдал приказ своей артиллерии и авиации бомбить город. Буллит сумел связаться с Берлином и его коллега, посол Хью Уилсон, настоял на соблюдении режима «открытого города» [176].

Так 14 июня немецкие колонны вошли в пустынный, притихший Париж. В качестве своей штаб-квартиры немцы выбрали отель «Крийон», тот самый, где располагалась американская делегация на Парижской мирной конференции. Буллит отправил туда своих атташе, военного и морского, в полной форме; один был полковником, другой адмиралом. Действуя по протоколу, они представились на входе в «Крийон», откуда их немедленно проводили в офис фон Кюхлера. Вместе они выпили лучшего коньяка, который только был в этом роскошном отеле, и позвонили Буллиту. Тот договорился о встрече с генералом, на которой они обсудили меры по сохранности посольства и собственности американцев в Париже; в Париже оставались 2 500 американских граждан. Кюхлер даже пригласил Буллита и двух его атташе на парад, который в тот же день проводил на площади Согласия (Пляс де ля Конкорд); американцы уклонились от этой чести. Потом посольство выпустило семьсот сертификатов, охранявших дома и предприятия американцев в Париже, и немцы их уважали.

Через два дня после отъезда в Бордо правительство Рейно пало. Премьером стал маршал Петен, который после цепи интриг воспрепятствовал отъезду Кабинета и Сената в подготовленные для них резиденции в Марокко. Вместо этого правительство переехало в Виши, и его политика стала позором для Франции и помехой для ее бывших союзников. Госсекретарь Халл, кажется, считал, что если бы Буллит уехал с правительством в Бордо, он мог противостоять такому повороту дел. В своих мемуарах де Голль писал примерно то же: если бы Буллит был в Бордо в критический период падения правительства Рейно, он мог бы сделать для Франции больше, чем сделал в Париже. Роберт Мерфи, карьерный дипломат и советник американского Посольства, утверждал, однако, что Буллит спас Париж, повлияв на решение Рейно объявить Париж «открытым городом» и убрать из него армию, оставив полицейские и пожарные части. Кеннан тоже считал это особой заслугой Буллита [177]. Париж был бы обречен, если бы французский кабинет держался своего первоначального плана сражаться с нацистами «улица за улицей, дом за домом». Город был бы разрушен и в том случае, если бы полиция ушла из него накануне прихода немецких войск и в городе вспыхнуло бы восстание, которое многие тогда предсказывали.