Триумф солнца - Уилбур Смит

Пенрод счел за лучшее промолчать, поскольку и сам не испытывал теплых чувств к Райдеру Кортни, тем более что вскоре им придется скрестить шпаги совсем по другому поводу – из-за общей прекрасной знакомой. И все же он не мог подавить в себе восхищение умом и храбростью этого парня.

Гордон отвернулся от окна и вынул из бокового кармана золотые часы на длинной цепочке.

– Я хочу, чтобы этот мерзавец аль-Фарук и его пособники как можно быстрее предстали перед военным судом, были приговорены к смерти и казнены сегодня к пяти вечера. Приказываю провести экзекуцию публично на городской площади, чтобы урок был хорошо усвоен. Я не могу допустить существование черного рынка в осажденном городе, население которого страдает от голода. Назначаю вас ответственным за казнь, Баллантайн, и надеюсь, что все будет исполнено в надлежащем виде.

Прогуливаясь перед сном по террасе консульского дворца, Пенрод обдумал события прошедшего дня и пришел к выводу, что все закончилось благополучно. Прислонившись к толстому стволу высокого тамариска, раскидистые ветви которого покрывали почти половину террасы, он закурил кубинскую сигару, которую, прощаясь, вручил ему Райдер Кортни, при этом наотрез отказавшись от приглашения посетить казнь.

– Я его ни в чем не виню, – недовольно проворчал он. – Я сам готов наняться к кому угодно за хорошие деньги.

Пенрод с недоумением вспомнил эти слова и глубоко затянулся. В пять часов вечера весь хартумский гарнизон прошел парадным строем к месту казни. Люди находились на грани истощения и с трудом защищали осажденный город. На площадь пришли и простые жители, хотя никакого приказа на этот счет не получали. На небольшой площадке установили восемь крупповских пушек, нацеленных короткими стволами на окопавшихся в Омдурмане дервишей. Из-за острого дефицита боеприпасов даже эти восемь снарядов должны были нанести хоть какой-то урон, долетев до вражеского лагеря, и, разорвавшись там, поразить хотя бы несколько противников.

Первыми вывели торговцев, которые перепродавали зерно на черном рынке. Они были захвачены с поличным вместе с запасами зерна на тайных складах аль-Фарука. Руководил этой торговлей Али Мухаммед Акрани. Пенрод, обследовав его помещения позади госпиталя, обнаружил там шестьсот мешков с зерном, надежно спрятанных в жилых комнатах рабов в глубоких подвалах.

Заключенных выстроили в ряд позади пушек. Гордон-паша приговорил их присутствовать на публичной казни, а все имущество, включая контрабандное зерно, конфисковали. Потом их должны были изгнать за пределы города, чтобы они могли найти себе надежное убежище в лагерях дервишей Махди и его верных ансаров на другой стороне реки. Пенрод хорошо знал, что их ждет, и предпочел бы смерть возможности оказаться в руках этих головорезов.

Перед глазами стояли события на городской площади. Когда все зрители собрались, Пенрод приказал вывести из крепости майора аль-Фарука и семерых его ближайших помощников, одетых в форму, и поставить по стойке «смирно» возле пушек, к которым они должны быть привязаны. Старший сержант гарнизонного полка зачитал предъявленные обвинения, а потом торжественным голосом, заставившим вздрогнуть всех зрителей, произнес приговор. Обвиняемые подались вперед, услышав зловещие слова: «…в связи с чем все должны быть расстреляны из пушек». Гул возбуждения пронесся среди собравшихся, предвкушавших невиданное прежде зрелище. Женщины подняли вверх детей, чтобы те хорошо рассмотрели происходящее.

Старший сержант свернул лист с приговором и передал его посыльному, который, подбежав к генералу Гордону, козырнул ему и вручил бумагу. А капитан Баллантайн стоял рядом с генералом, молча наблюдая за этой сценой.

– Хорошо, – кивнул Гордон-паша. – Приведите приговор в исполнение.

Старший сержант прошел торжественным шагом вдоль шеренги приговоренных к смерти военных, останавливаясь перед каждым, срывая погоны и небрежно швыряя их на пыльную землю.

Пока восемь осужденных стояли в разорванной одежде, лишенные воинских знаков отличий, он отдал следующий приказ. Приговоренных к смерти по одному подвели к пушкам и привязали грудью к дулу орудия. При этом их руки прикрутили к черным стволам, и казалось, будто они обнимают пушку перед «поцелуем дочери артиллериста» – так цинично называли в народе эту казнь. Аль-Фарук не выдержал напряжения и, рухнув на пыльную землю, забился в историке, моля о пощаде. Солдаты силой подтащили его к пушке и крепко привязали.

– Приготовиться к исполнению приговора! – громко скомандовал старший сержант.

– Выполняйте! – приказал Пенрод нарочито бесстрастным голосом и с каменным лицом.

Сержант вынул из ножен саблю и поднял сверкающий клинок вверх. Стоявший рядом с ним барабанщик на мгновение замер и огласил окрестности барабанной дробью. Старший сержант резко опустил саблю, грохот палочек оборвался, и наступила оглушительная тишина. Пенрод услышал свое прерывистое дыхание.

Раздался первый залп, тело жертвы мгновенно исчезло в клубах порохового дыма, и на землю упали куски плоти казненного. После этого оглушительного взрыва на площади воцарилась мертвая тишина, нарушенная громкими возгласами одобрения собравшихся зевак, когда на пыльную землю упала окровавленная голова жертвы.

Старший сержант снова поднял саблю, загремел барабан, резко смолк, и громыхнула следующая пушка. На этот раз подготовленная публика громко зааплодировала, послышались одобрительные выкрики и громкий взрыв смеха. Аль-Фарук был последним в этой шеренге, ближе всех к возбужденной толпе зевак, и отчаянно молил о пощаде. Толпа отвечала ему улюлюканьем. Не выдержав ужаса предстоящей казни, он обмочился. На военных бриджах расплылось большое темное пятно, что еще больше раззадорило зрителей. Когда послышался восьмой и последний по счету барабанный бой, толпа завизжала от восторга. После выстрела голова аль-Фарука взметнулась выше, чем у предыдущих преступников, будто отмечая его особое положение среди казненных.

Пенрод молча посмотрел на догорающий кончик своей сигары и с сожалением подумал, что обожжет пальцы, если сделает еще одну затяжку. Он швырнул окурок на террасу и глубоко вдавил каблуком в пыльную землю. Было поздно, он уже обошел посты, но оставалось еще немало бумажной работы прежде чем можно будет подумать о сне. Рано утром генерал Гордон потребует от него подробного доклада о состоянии дел. Этот маленький человек всегда придерживался строгой дисциплины и ждал от подчиненных безусловного исполнения своих приказов, в особенности от Пенрода, на которого возлагал особые надежды по наведению порядка в осажденном городе.