Лезгинка на Лобном месте (сборник) - Юрий Поляков

Далее, российская власть пока еще очень осторожно дала понять, что не собирается, как при Ельцине, во имя борьбы с имперскими амбициями, существующими в основном в воображении штатных правозащитников, отказываться от тысячелетиями складывавшейся на евразийском пространстве общности этносов и цивилизаций. Не знаю, как у вас, дорогие читатели, а у меня в этом году впервые появилась уверенность в том, что те народы на постсоветском пространстве, которые хотят быть вместе с Россией, будут с нами. Ведь, в конце концов, право на самоопределение имеет не только тот, кто хочет уйти, но и тот, кто хочет остаться. Например, Абхазия. Со временем это, наверное, поймут и в Госдепе.

Наконец, заслуженное электоральное возмездие настигло наших «правых», имеющих к великой либеральной идее примерно такое же отношение, как кровососущие насекомые к службе переливания крови. Именно они корпоративно и персонально виноваты в том, что долгожданные реформы в нашем Отечестве привели к страшному воровству и чудовищному обнищанию людей. Тот факт, что в российских деревнях четвероногих друзей давно уже кличут по фамилии одного из самых энергетических отечественных политиков, рано или поздно должен был обернуться политическим крахом СПС. Вот и обернулся. Причины поражения «Яблока», на мой взгляд, гораздо романтичнее. Явлинский, полагаю, пал жертвой дамского раздражения: согласитесь, трудовой российской женщине свой законный бесполезняк с вечно недовольной физиономией дома надоел. Зачем ей еще один такой же в Думе?

Минувший год обозначил и другую важную тенденцию – заканчивается, кажется, огульное поношение советского периода нашей истории. Начато это было еще ельцинским агитпропом, всерьез полагавшим, будто душераздирающий рассказ о принудительном кормлении академика Сахарова, объявившего голодовку в горьковской ссылке, морально приободрит пенсионеров, которые после гайдаровской инфляции рылись по помойкам в поисках пропитания. Сегодня, кстати, в свете разгула международного терроризма и американского антитерроризма не такой уж нелепостью видится чрезмерная забота советского руководства об обороноспособности страны. «Уж пусть лучше Иванов построит новую подводную лодку, чем Абрамович купит очередной футбольный клуб!» – к этому выводу, надо полагать, пришел нынче не один российский налогоплательщик.

К слову, широкое празднование в Кремле не слишком круглой даты – 85-летия ВЛКСМ, юбилейное поздравление президента с пожеланием непременно использовать в нынешней ситуации исторический опыт комсомола – все это, конечно же, серьезный знак, который власть подала обществу. Смысл знака прост: хватит хаять не такое уж плохое прошлое, пора обустраивать не такое уж хорошее настоящее. И это тенденция! Не хочу расстраивать перед Новым годом обладателей медали «Защитник Белого дома», но следующий шаг – объективная и в целом (при многих оговорках) положительная оценка роли КПСС в отечественной истории. Да-да! Тут никуда не денешься: респектабельной власти, пришедшей всерьез и надолго, необходимы приличные исторические предшественники.

Это поняли, кажется, все, кроме отечественного телевидения. Вышеприведенные соображения о символическом смысле показательного юбилея комсомола я высказал в нескольких интервью, которые у меня, как у автора повести «ЧП районного масштаба», взяли все центральные каналы. Надо ли объяснять, что до эфира мои мысли так и не дошли?! А юная корреспондентка РТР даже попросила меня, подставляя микрофон: «Юрий Михайлович, скажите, пожалуйста, фразу: “В комсомоле работали карьеристы, приспособленцы и циники!”» – «Зачем?» – изумился я. «Очень надо!» – покраснев, объяснила девушка. Когда я рассказал об этом эпизоде одному из наших телевизионных руководителей, в прошлом сотруднику то ли Би-би-си, то ли «Немецкой волны», он в ответ лишь загадочно улыбнулся.

Надо признать: потерпев сокрушительное поражение во всех практически сферах жизни, наш деструктивный, неприлично проамериканский либерализм победил в российском эфире. И эта вроде бы эфирная победа стоит, на мой взгляд, мостов, банков, почты и телеграфа, о коих так переживал Ленин. До сих пор российское ТВ смотрит на все происходящее в нашей стране как бы со стороны, причем со стороны западной. Недаром великий провидец Достоевский обмолвился в «Идиоте»: особенность русского либерала заключается прежде всего в том, что он «нерусский либерал». Понятно, речь не о национальной принадлежности, а о цивилизационном мировидении.

Наши политические телеобозреватели за редким исключением похожи на чуждых надсмотрщиков, пристально следящих за тем, насколько прилежно Россия гнет спину на ниве общечеловеческих ценностей, измеряемых ныне почему-то исключительно в долларовом эквиваленте. Иногда в случае нерадивости аборигенов или их преступного внимания к собственным национальным интересам достаточно щелкнуть хлыстом, строго напомнив об азиатско-рабской сущности «этой страны», а в особо тяжелых ситуациях можно и напрямую пожаловаться в эфире главному Белому дому: «Вы посмотрите, что делают – СПС и “Яблоко” прокатили! Фашизм!» Но я уверен, набирающий силу процесс самовосстановления Российского государства скоро затронет и отечественное ТВ. Следите за Познером: как только он с нежной судорогой в лице заговорит о патриотизме и особом пути России, значит, началось!

Надеюсь, эти предпраздничные соображения объяснили читателям «ЛГ» причины моего ненавязчивого оптимизма. А «Литературная газета», верная своим действительно демократическим принципам, и в следующем году будет открыта всем направлениям отечественной общественно-политической мысли, в том числе мнениям тех, кто не разделяет надежд и обольщений автора этих строк. С новым счастьем!

«Литературная газета», декабрь 2003 г.

Лампасофобия и погонобоязнь

Воспоминания и размышления рядового запаса

Кажется, в 84-м, когда рукопись моей повести «Сто дней до приказа» уже третий год ходила по мукам согласования, довелось мне очутиться в кабинете довольно большого главпуровского начальника.

– А понимаете ли вы, – спросил он, глядя на меня сочувственно, – что публикация вашей повести может вызвать у нашей молодежи, и особенно у матерей призывников, неприязнь к армейской службе? Так сказать, погонобоязнь…

– Но ведь партия учит нас, писателей, смело вскрывать недостатки, а не трусливо скрывать их! – звонко возразил я, демонстрируя вполне профессиональное владение фигурами позднесоветской демагогии, а сам тем временем подумал: «Не погонобоязни вы страшитесь, товарищ генерал, а лампасофобии!»

– Да, конечно… вскрывать… – еле заметно поморщившись, согласился он. – И лично я – за то, чтобы вас напечатать, раз уж написали. Мы уже дали команду «Советскому воину». Но вот что я вам скажу на будущее, дорогой инженер человеческих душ: «Армию надо любить. Нелюбимая армия – это очень плохо… Для всех!»

В «Советском воине» меня все же не напечатали, потому что категорически против «клеветы на Вооруженные Силы» выступил генерал Волкогонов. Повесть увидела свет в журнале «Юность» только в 1987 году, когда немецкий любитель острых воздушных ощущений Руст загадочным образом пролетел пол-Союза и сел прямо на Красной площади, а Горбачев мгновенно воспользовался этим и поснимал кучу военачальников, вызвав оцепенение всесильных некогда структур, в том числе и военной цензуры. Впрочем, к радости пишущей и вещающей братии, никакой цензуры вскоре вообще не стало, и, начав с критики армейской «дедовщины» (чему, собственно, были посвящены мои «Сто дней»), очень быстро, в какие-нибудь два года, отдельные (как выражались при старом режиме) журналисты и писатели договорились до того, что армия вообще нам не нужна. Зачем? Ведь никто, кроме нас, в мире и воевать-то больше не собирается! Одна осталась угроза человечеству – СССР, эта «Верхняя Вольта с атомным оружием». А люди в погонах, соответственно, – дармоеды и погубители наших сыновей.

Антиармейское ожесточение достигло такого градуса, что офицеры, выходя на улицу, старались лишний раз не надевать форму. Побить не побьют, а оскорбят запросто. Помню, как в те дни меня в качестве разоблачительного писателя пригласили в какую-то познеровскую передачу. Когда я вдруг, вопреки ожиданию, начал говорить о том, что борьба с недостатками в армии и борьба с армией не одно и то же, Познер на мгновенье забыл о своем тщательно выверенном имидже русского Фила Данахью и глянул на меня с чисто «кураторским» гневом. Удивительно, но мои слова вызвали не только бурное негодование собравшейся в студии прорабоперестроечной общественности, но и какое-то затравленное недоумение приглашенных на передачу военных. Они уже не верили, что кто-то из творческой среды может защитить их в эфире, считая, наверное, мое выступление каким-то изощренно-иезуитским режиссерским ходом, после чего наступит окончательный телевизионный погром.