Саранча - Юлия Латынина

Собровцы, по двое, вежливо подходили к посетителям и предлагали им предъявить документы и содержимое карманов. Тем, у кого документов не было, приходилось встать к стеночке, расставив ноги на ширину плеч и сложив за головой руки. Впрочем, у большинства посетителей документы находились, и их тут же, извинившись, оставляли в покое. В принципе, никто не мешал им закончить оплаченный ужин, однако прошедшие проверку лица такого желания не выказывали и спешили отбыть восвояси со своими спутницами и спутниками.

Минут через двадцать дело дошло до Мирославы. Паспорт ее оказался в порядке. Плотный мент в камуфляже сунул лапу в карман джинсов и извлек наружу целлофановый пакетик с белым порошком внутри. Мирослава уставилась на пакетик расширившимися глазами. Собровец поддел край целлофана пальцем, попробовал порошок на язык и сказал товарищу:

— Задокументируй.

Мирослава гордо вскинула голову.

— Да как ты смеешь, холуй! Это не мое!

Лешка Муха, сидевший за соседним столиком, спокойно встал с места:

— Ты, пятнистый! — громко сказал он. — Я видел, как ты это подкинул!

Полтинник, по пояс в воде, скрипнул зубами. Он понял, зачем собровцы устроили этот спектакль с налетом на казино и купаньем братков в аквариуме со скатами. Им мало было унизить хозяина заведения перед всем городским бомондом и навести шухер в ресторане. Их настоящей целью была девушка Колуна.

— Я видел, как ты это подкинул! — повторил Муха.

— А ну заткнись, еб…о московское! — велел со-бровец. — А то тоже в амфибии запишем!

Муха молча прыгнул к столику. Собровец подсек москвича. Муха грузно обрушился на пол, но раньше, чем он упал, он успел подбросить мешочек высоко в воздух. Тот описал высокую дугу и шлепнулся на кафель у самого бортика. Полтинник мгновенно понял, чего хотел Муха: если б кто-то из стоящих в бассейне растряс проклятый порошок по воде, то и дело бы сдохло: пойди потом меитовка доказывай, что в неопознанном пакетике был кокаин, а не сода. А что в пакетике был кокаин или что-то не менее зловредное, у Полтинника сомнений не было. Равно как не было сомнений и в том, что количество порошка значительно превышало необходимое для статьи.

Полтинник рванулся к бортику. В тот момент, когда он подхватил пакетик, его ладонь припечатал к кафелю широкий собровский ботинок. Полтинник взвыл и свободной рукой подсек собровца под колено. Собровец взмахнул руками, как крыльями, и грохнулся затылком о кафель. В следующую секунду на Полтинника кинулись сразу трое. Мгновенно в бассейне образовалась куча-мала. Двое или трое стоявших рядом братков нырнули Полтиннику на выручку.

— Всем стоять, руки за голову, — раздался дикий крик.

Один из собровцев выкинул пакетик на борт, и тут же инкриминирующая улика была подхвачена командиром отряда. Свалка в бассейне потихоньку затихала, только кое-где слышалась приглушенная ругань в адрес ментов и скатов. Полтинник медленно колыхался в голубой воде, как сломанная кукла. Один из братков подтащил его к бортику, бандит закашлялся, выплевывая воду. Двое собровцев заломили руки Лешке Мухе, подтащили его к столику и шмякнули о заказанное им жаркое.

— Пиши протокол, Коля, — обратился командир СОБРа к одному из ментов. В следующую секунду кухонная дверь распахнулась, и в ней появился Семка Колун.

Обычно посетители ресторана, вне зависимости от гражданского чина и бандитского звания, сдавали оружие. Правило это неукоснительно соблюдал и сам Колун. На этот раз Семен был вооружен: в руке его поблескивал черными боками израильский «узи», и точно так же были вооружены явившиеся с ним люди. Пятнадцать минут назад Колун получил известие о налете ментовки на казино. Этого времени ему хватило, чтобы доехать с дачи до набережной, прихватив с собой троих телохранителей, и еще две машины присоединились к нему по дороге.

Собровцы схватились за автоматы.

— Брось волыну! — заорал командир отряда. — Стоять!

Колун шагнул вперед, и короткоствольный «узи» почти уперся майору в переносицу.

— Только пошевелись, и я стреляю, — сказал Колун.

Командир СОБРа сморгнул. Он знал, что на его стороне все: право, власть, закон. Он знал, что если Колунов выстрелит, он сделает это на глазах десятков людей, вполне уважаемых жителей города, которых всех вместе просто нельзя будет запугать и уговорить отказаться от показаний. Командир СОБРа знал, что Семен Колунов потеряет все, что он завоевал в последние несколько лет. Роскошную белокаменную виллу с колоннами на крутом берегу Тары. Дорогие иномарки, которые Колун менял как перчатки, отборную жратву, многочисленных «шестерок» и большую половину владений. Он знал, что Семен Колунов окажется в тюрьме, куда его прямо-таки мечтает упечь Молодарчук,и кто знает — не попадет ли Колун в одну камеру с какой-нибудь верной «шестеркой» Спиридона, которая его и зарежет?

И еще командир СОБРа знал, что ни одно из этих соображений не остановит Колуна. И он выстрелит в лоб представителю закона па глазах десятков людей с тем же хладнокровием, с которым он стреляет в лесу в затылок связанного барыги.

Первым опомнился Лешка Муха. Он запихал в карман протокол обыска и пакетик с кокаином, схватил под руку застывшую, как статуя, Мирославу и поволок ее к выходу из ресторана, мимо завороженно глядевших собровцев и бандюков. Двое ребят, пришедших с Колуном, посторонились, пропуская их.

— Вон из моего клуба, — сказал Колун. Командир СОБРа жутковато усмехнулся.

— Ну ладно, Семен Семеныч, — проговорил он. — Пошутить нельзя, — и обернулся к своим ребятам. — Пошли!

Те не заставили себя долго упрашивать.

Когда через десять минут Колун спустился вниз, Лешка и Мирослава ждали его у урчащего джипа. Лицо Колуна было мертвенно бледным в свеге рекламных всполохов казино, «узи» он по-прежнему держал в руке.

— Ну ты попал, Семен, — сказал Лешка, — тебе Молодарчук этого не спустит. Кого-нибудь из твоих подвезти?

Колун молча оглядел москвича.

— Спасибо, Леша, — сказал он, — нам не по пути. Тебе на завод, а мне домой.

Яша Царьков высадился из рейсового автобуса, пришедшего из Марьина, около восьми вечера. На дворе опять заделалась гнусная погода, под конусами желтых раскачивающихся фонарей танцевали мокрые снежинки, и между закутанных по уши пассажиров, обреченно сидевших на тюках в ожидании автобуса, ходил толстый с погонами мент из местной дежурной части. Краем глаза Царьков отметил, что мент подходил только к одиноким мужикам.

Царьков направился к бойкой бабке, торговавшей в здании вокзала жаркими беляшами, а когда он обернулся, мент был уже рядом с ним.

— Бабу хочешь? — спросил мент. Он был явно и основательно пьян.

— Какую бабу? — настороженно осведомился Царьков.

— Классная баба, — заявил мент, — молодая баба. Красивая баба. Чистая баба. И все удовольствие сто рублей.

— А чего ты сам не пользуешься? — спросил Царьков.

— А мы уже попользовались, — ответил мент.

— Ну показывай, — согласился Царьков.

Мент провел Царькова мимо потной толпы в привокзальное отделение. В обезьяннике, напротив дежурного, сидел старый завшивевший бомж, и тут же рядом на полу лежала бесформенная фигурка, в которой с трудом можно было узнать существо женского пола.

— Эй, как там тебя, Олька! Вставай, клиент пришел, — заявил мент, отпирая обезьянник. И деловито обратился к Царькову:

— С тебя сто рублей.

— Я больше не могу, — сказала девушка.

— Я те покажу не могу! — заорал, давясь злобой, привокзальный блюститель порядка. — Как самой для себя промышлять, так в полное удовольствие, а как для других — так не могу! Мы те сказали, пока штраф не соберешь, отсюда не выйдешь!

В этот момент девушка перевернулась на спину, и Царьков узнал в ней Оленьку Марецкую, ту самую, которую три недели назад застал в его кабинете Валера Нестеренко. Девочка написала заявление, что ее изнасиловал Олег Ковальский, сын первого зама Молодарчука.

— Давай деньги, — сказал мент, обращаясь к Царькову.

— Что, прямо здесь? — брезгливо поморщился Яша.

— С доставкой на дом триста, — ответил мент.

— Двести рублей, — ответил Царьков.

У него не было с собой трехсот рублей, а подымать скандал в отделении не хотелось. Это могло кончиться очень печально и для него, и для девушки.

— Двести пятьдесят, — ответил мент.

Они сошлись на двухстах тридцати, и мент с большим подозрением смотрел, как Царьков отсчитывает последние деньги.

— Тебе что, мужик, по-особому надо? — спросил он.

— Как хочу, так и надо, — ответил Царьков.

— А то смотри. Случится что с девкой, достанем тебя из-под земли. Она хорошая девка-то, только колется.

Царьков в глубине души подивился такой заботливости. Они уже уходили, когда дежурный у двери забеспокоился:

— Эй, а ну как она не вернется?